Лекарство от разъединяющей боли

  «Объединяющая боль?» Именно так, с вопросительным знаком, была заявлена тема дискуссии, посвященной увековечению памяти жертв политических репрессий в период становления СССР. Дискуссия прошла 12.10.2015 года  в рамках очередного выпуска телепередачи «Тем временем» на телеканале «Культура». Вопросительный знак в данном случае выражает сомнения т.н. «интеллектуальной элиты» в том, что боль в связи с трагедией объединяет народ. В равной степени, полагает она, эта боль его разъединяет.

    Лично я так не думаю. Разъединяет не боль, но интерпретация трагедии. Для одних память о трагедии это повод для политических спекуляций вокруг Великой Октябрьской социалистической революции, проблем и трудностей становления нового солидарного общества, злорадства в связи с крушением СССР и радости в связи с тем, что контрреволюция в августе 1991 года вернула страну в исторически обреченный мир капитализма. Других же эта память освобождает от легкого поверхностного отношения к историческому процессу, в целом, и периоду развития нашей страны, охватывающему почти весь ХХ-ый век, в частности. Разумеется, этот период состоял не только из одних достижений Советской власти.

    Прозрение и отрезвление начались, как известно, не по инициативе правозащитников и диссидентов, а благодаря усилиям самих членов КПСС. Правозащитники и диссиденты явились всего лишь продуктом и издержками этого процесса. Я хорошо помню время, когда состоялся ХХ-ый съезд КПСС, на котором Хрущев выступил с отчетным докладом. Он прибавил еще один доклад – секретный, от себя лично. Хотя конкретное содержание последнего еще не стало достоянием широкой публики, его общий смысл донесли до ее сведения краткие сообщения в газетах, слухи, разговоры. 

 

 

 

Хрущев выступает на ХХ съезде КПСС

 

    Впечатление людей от доклада Хрущева было, вероятно, таким же, как у Гамлета, узнавшего от отца-призрака правду о брате-злодее. Судя по рассказам, исходившим от некоторых партийцев, которым зачитывали доклад на собраниях с условием неразглашения, главным инструментом репрессий были органы. Складывалось впечатление, что правоохранительные органы состояли целиком из злодеев, вершивших тайком свое  черное дело и скрывавших от народа правду жизни. Как же иначе могли происходить репрессии, тем более, необоснованные. Некоторые люди переставали верить в реальное существование вредительства и шпионажа. 

    В обиход вошли понятия  культа личности Сталина и жертвы сталинских репрессий. Они перечеркивали прежний имидж мудрого, заботливого, непогрешимого вождя. Говорили, что Сталин повинен в репрессиях, которые преподносились как «ошибки». Но ошибки понятны, хотя и нежелательны, в борьбе с врагами Советской власти. Здесь же речь шла о репрессиях против самих коммунистов, старых революционеров-ленинцев. 

    Неужели,– недоумевали советские люди,– коммунистам, самоотверженным борцам за интересы трудящихся, носителям новой морали, свободной от корысти и стяжательства, присуща подлая и мелочная борьба за власть? Пусть даже не всем, пусть даже части. Ведь эта часть оказалась самой активной и, к несчастью, самой успешной.

    Потом, когда Хрущев притормозил в своей разоблачительной кампании, им разъясняли, что борьба за власть в верхах с ее подножками и компроматом велась в реальных условиях чрезвычайной обстановки и изоляции. Одно перемешивалось с другим, отсюда трудности постижения эпохи.  Но ведь не всегда так было. Мазать новый строй одной черной краской несправедливо. Одним он был при НЭПе, другим при Сталине. После его смерти страна вступила в новый этап жизни.

    Уже тогда в диссидентской среде рождалось вокруг репрессий много спекуляций. Например, считалось, что следствие по делам «врагов народа» всегда сопровождалось пытками и издевательствами следователей над невинными жертвами, в ссыльных лагерях обязательно царили жестокие и злобные вертухаи, избивавшие заключенных и морившие их голодом. Индивидуальные или коллективные ссылки непременно преподносились как геноцид народов, подобный истреблению нацистами евреев или турками армян. 

    Эти спекуляции продолжаются и после того, как узник сталинских лагерей Варлам Шаламов констатировал в своих мемуарах, что положение заключенных отличалось от положения простых советских людей, жертвующих комфортом ради индустриализации страны, не по достатку, а по ограничению свободы. И даже после того, как были опубликованы документы, свидетельствующие об оплате труда заключенных в соответствии с выработкой рабочих заданий, о существовании на территории лагерей продуктовых магазинов и лавок, о нормах продовольственного обеспечения лиц, отправленных в ссылку.

    Наконец, расстрелы и захоронения. Диссиденты выискивали их повсюду. Складывалось впечатление, что они  готовы выдать кости мамонтов за кости жертв сталинских репрессий. И это происходило в отсутствие архивных документов и достоверных сведений. Возникало ощущение, что диссиденты используют по согласованию с западными патронами определенную технологию с целью компрометации компартии и Советской власти. Более того, компрометации советского народа. Ибо люди, служившие в правоохранительных органах, преподносились манкуртами, скрывавшими свою звериную сущность. На самом деле, именно англо-саксонские покровители диссидентов за кордоном нередко действовали как звери во фраках и при этом называли СССР империей зла.

    Вот почему диссидентское движение воспринималось большинством народа как деятельность секты клеветников-интеллектуалов, претендующих на особые привилегии и блага в условиях временного отставания жизненного уровня социалистических стран от западных государств. Считалось, что эта секта обесценивала подвиг тысяч и миллионов советских людей, отдавших жизни с именем Ленина на устах в борьбе с белогвардейщиной и интервентами за независимость и суверенитет страны, погибших с верой в военный гений Сталина в Великой Отечественной войне советского народа против гитлеровской Германии. Таких жертв было во много раз больше жертв репрессий. 

    Дело, разумеется, не в численности жертв, а в спекуляциях вокруг них. Если включить в число необоснованно репрессированных белогвардейцев, басмачей, кулаков, бандеровцев и «зеленых братьев», а также саботажников, коррупционеров, воров и спекулянтов, то их число возрастет намного. Но что подлее – преуменьшать или преувеличивать число жертв репрессий? 

    Лучше сообщить точную цифру. Однако здесь нужны четкие критерии, отличающие необоснованные репрессии от обоснованных. Преданность идее коммунизма не могла служить таким критерием. Это вопрос правовой, а не идеологический, тем более что не все репрессированные необоснованно были коммунистами. Понятно, что критерием следовало считать   соблюдение законов Советской власти. Но почему же жертвами репрессий становились люди, соблюдавшие законы Советской власти? Потому что становление права тоже имеет временной лаг, а буржуазное право не во всем соответствовало требованиям строительства социализма. 

    Кроме того, следует учитывать психологию людей, выросших в обществе, где господствует частная собственность – этот источник зависти, вражды, ненависти, всякой гнусности и подлости. Большевики взялись за перевоспитание такого общества, но они тоже – живые люди. Они родились в старом капиталистическом, хотя и в полуфеодальном, обществе, и из нравов этого общества вынесли приемы борьбы. Идеология, право тесно связаны с борьбой за власть. Это закон политической жизни, через который складывается общественная и государственная иерархия. В чрезвычайных условиях борьба за власть не обходится без насилия и крови. 

    Это не значит, конечно, что Сталин ни в чем не виноват, а невинные жизни загублены одними лишь чрезвычайными обстоятельствами.  Но его вина может измеряться лишь ущербом от репрессий социалистическому и рабочему движению. Сталин - продукт своего времени, эпохи войн и революций. Если полагать, что эта эпоха создана им лично, то, конечно, можно возлагать на него всю ответственность за репрессии. Но тогда следует обосновать способ управления страной в то время исключительно мирными и гуманными методами. Для этого пришлось бы учесть много обстоятельств и исключить случайность. 

    Злые языки нередко сравнивают Сталина с Гитлером, который тоже является продуктом чрезвычайной эпохи. Но такое сравнение, по меньшей мере, нечестно. В нем заложена идеологическая провокация. Первейший нацист или фашист – это, прежде всего, антисталинист, защитник капиталистического строя радикальными методами. Насилие, как и все на свете, требует конкретного анализа. То же касается жертв репрессий.

    Помнится, интеллектуалов-диссидентов взбудоражила идея Хрущева воздвигнуть памятник жертвам сталинских репрессий. Идея, отличающаяся неразборчивостью и неопределенностью. Памятник всем – левый ты или правый, кулак или бедняк, террорист или политический импотент, волк или овца! С позиции права вина преступника конкретна и доказуема, невиновность жертвы преступления - тоже. Иначе жертву легко спутать с преступником и наоборот. Памятник же жертвам сталинизма оптом и скопом – это уже не право, это политика, антисоветская политика.  

    Как таковое, насилие отвратительно, но куда от него деться. Насилие неискоренимо, пока существует капитализм как мировая система, пока не восторжествовал принцип разумного достатка, основной принцип социализма. Что было бы, если бы Сталина не было вообще. Произошла бы такая трагедия? Может, все дело в том, что он был грузин? Некоторые из них под внешним покровом невозмутимости, часто бывают обидчивыми, вспыльчивыми и склонными к поножовщине. Но ведь не все поголовно. Таких людей немало и среди других национальностей. Горький писал, что грузины красивый, мужественный  народ. Горные орлы.

      Указывают иногда на то, что, в конце концов, карательные органы Союза возглавлял Берия. Немало грузин было во главе местных органов. Они могли приводить народ к общему грузинскому знаменателю. Это тоже не аргумент. Допустим, страну после смерти Ленина возглавил бы не грузин, а любезный сердцу либералов-западников великоросс, скажем, Хрущев. Если бы он был менее проницательным и решительным, чем Сталин, то погиб бы наверняка. Попробуй быть менее решительным, когда капитализм скомпрометировал себя мировой войной, Великой депрессией и фашизмом, когда первая страна строящегося социализма существует в капиталистическом мире на положении осажденной крепости. Вывод напрашивался сам собой: вне радикальных мер нет выхода из тупика.

    Но как быть с выводом, что благими намерениями вымощена дорога в ад? Ответом может быть только то, что социализм – не награда, а строй жизни, идущий на смену эксплуататорскому обществу в силу неумолимого формационного закона. Судьбы далеко не всех борцов за социализм сложились благоприятно. Так ведь и в революционной песне поется: «В бой роковой мы вступили с врагами, нас еще судьбы безвестные ждут».  

    Так, на мой взгляд, думали советские люди, глубже вникавшие в особенности эпохи. Им противостояла диссидентская интеллектуальная элита, примерно такая же по численности, как и обожатели 90-х годов сегодня. Но это была группировка наиболее глумливая, крикливая и наглая. При Хрущеве, слабо разбиравшемся в теории и практике марксизма-ленинизма и сделавшем в борьбе за власть ставку на фальсификацию периода строительства социализма под руководством Сталина, ее политические спекуляции достигли апогея. Подавляющее же большинство народа пребывало в угнетенном состоянии. Эти люди вздохнули с явным облегчением, когда Никиту Сергеевича отстранили от власти.

    Помню такой эпизод. Сижу вскоре после отставки Хрущева в одном из симферопольских кинотеатров, смотрю документальный фильм о Великой Отечественной войне советского народа, снятый знаменитым режиссером Романом Карменом. Суровые кадры первых дней войны показывают, как хлюпают сапогами по осенней грязи отступающие советские солдаты, несущие попарно противотанковые ружья или в одиночку винтовки Мосина, пулеметы «максим» за плечами, с усталыми, но напряженными лицами. Кадры сопровождает текст диктора, цитирующего В.И. Ленина:

    «Никогда не победят того народа, в котором рабочие и крестьяне в большинстве своём узнали, почувствовали и увидели, что они отстаивают свою, Советскую власть — власть трудящихся, что отстаивают то дело, победа которого им и их детям обеспечит возможность пользоваться всеми благами культуры, всеми созданиями человеческого труда.» 

 

 

 

    Далее мелькают кадры, разоблачающие заинтересованность крупного капитала в подготовке и ведении войн, демонстрирующие роль партии в организации отпора гитлеровским захватчикам и вдруг… на экране появляется Сталин, произносящий знаменитую речь во время парада на Красной площади 7 ноября 1941 года перед солдатами, отправляющимися с парада прямо на фронт. Зрительский зал взрывается аплодисментами! 

    Зрители явно высвободили чувства, подавленные в годы политических спекуляций Хрущева на теме культа личности Сталина. Это были затаенные чувства лояльности и почитания сурового и неподкупного вождя, под руководством которого они создали  невиданную ранее экономическую и военную мощь государства, победили германский нацизм, самый агрессивный, жестокий и беспощадный отряд мирового капитализма, обезопасили страну от посягательств американского империализма и НАТО. 

    Конечно, это был сиюминутный всплеск эмоций в конкретных обстоятельствах. Фильм не мог излечить людей от боли, посеянной в душах необоснованными репрессиями Сталина, тем более что многие из них подавались в фальсифицированном изложении хрущевской клики. Но советские люди нутром чувствовали спекулятивную фальшь политики огульной компрометации Сталина. 

    Они сознавали опасность этой политики для судеб советского строя, ее связь с контрреволюционным реваншем, о котором мечтали отвязанные хулители социализма в лице диссидентов-западников и новых черносотенцев. Они переживали боль как временное испытание здорового организма. Тем более  что партийный идеолог Михаил Суслов  настоял на сохранении негативных оценок культа личности в истории партии и страны, на продолжении процесса политической и социальной реабилитации жертв необоснованных репрессий.

 

 

 

 

М. А. Суслов

 

    Корыстолюбие – главная пружина либерала-западника, независимо от того, сознает он это или нет. Его сочувствие жертвам репрессий показное. Он усматривает в процессе реабилитации жертв репрессий, золотую жилу, источник политического или денежного капитала. Поэтому претендует на роль выразителя чаяний и надежд несчастного слоя жертв репрессий.  

    Это понимал, например, Шаламов, другие жертвы репрессий, их родные и близкие. В свое время сообщалось, что родственники людей, репрессированных в период 30-х – 50-х годов, прогнали с траурной церемонии у памятного камня на Лубянской площади, группу западников во главе с лидером одной из либеральных партий, когда-то состоявшим членом КПСС. Западники пытались воспользоваться церемонией в целях своей агитации. Не знаю, какого рода диалог происходил между сторонами. Мне он представляется таким:

    Как-то к родным пострадавших

От «злых коммунистов» людей

    Явился и сам состоявший 

В компартии хитрый халдей.

    Теперь он стал либералом

Приверженцем рыночных схем

    Измучил скорбящих он валом

Далеких и чуждых им тем

    О чем вы нам говорите?

Потомки спросили его

    Чего от нас вы хотите?

Скажите нам, прежде всего.

    Хочу, чтобы вы поддержали

Ответствовал либерал

    Делом меня, но вначале

Наш славный «Мемориал».

    Продолжим вместе его борьбу,

Пока совки не раскаются,

    И будем пред собой в долгу,

Пока они не покаются.

    Не признают пока правоты

Солженицына с Разгоном.

    Не оставят пока мечты

Вернуть коммунизм по закону.

    Сказали потомки в ответе своем

Мы – не в консистории

    И насилье признаем

Повитухой истории

    Но к насилью применим 

Принцип справедливости

    Руководствуемся им

И не просим милости

    Не нужны нам словеса

Не нужны новации

    Если держатся они

На почве спекуляции

    Один цифру переврет

Тех, кто жертвой пали,

    Мучеником назовет

Изверга и враля

    Другой Сталину припишет

Зверства небывалые,

    Чтоб продвинуться повыше,

Куш сорвать немалый.

    Третий символом кичится,

Что стоит в сторонке.

    Жертвы подвести стремится

Под одну гребенку.

    У каждой жертвы своя судьба

Не нужны ей монументы,

    Те, что ставят иногда

В смут тяжелые моменты.

Вы ведь мнимых «врагов»

   В реальные зачисляете,

Подлинных же врагов

    Героями прославляете.

    Едва отошел от смуты 

Дивный советский край,

    Как в рвении беспутном

Вы ввергли его в раздрай

    Уйму людей загубили

В жажде богатства и власти

    Заводы, поля истребили

В пылу неуемной страсти

   Коль каяться не хотите

В собственных преступлениях,

   То и в других не ищите

Впредь козлов отпущенья. 

    Лукавый смысл формулы о поминовении жертв, чтобы репрессии не повторились в будущем, сегодня окончательно раскрылся. Действительно, извлечения уроков из прошлого не получилось. Зато оправдались, в конце концов, опасения вершителей «Большого террора» по поводу возможности раскола в обществе, расчленения СССР и реставрации капитализма, для предупреждения которых они и предпринимали репрессии. Оправдались через несколько десятков лет и принесли новую трагедию. Выходит, что 1937 год стал в некотором роде напоминанием о будущем. А ведь по своим трагическим последствиям развал СССР равнозначен, если не превышает, масштаб трагедии так называемого «Большого террора».

    Очевидно, боль от переживаемых народом трагедий западников не мучает. Их беспокоит сохраняющееся недоверие к ним большинства народа, зыбкость их положения, несмотря на поддержку западных олигархов и буржуазной власти в самой России. 

    Как сообщает интернет-портал ПОЛИТ.РУ, Министерством юстиции в соответствии с поручением главы государства, которое было сделано по итогам заседания президентского Совета по правам человека 14 октября 2014 года, разработан документ. Он представляет собой концепцию государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий до 2019 года. 

    Концепцию предполагается реализовать в два этапа: первый этап — 2015-2016 годы, второй — 2017-2019 годы. В ходе первого этапа предполагается создать основные музейно-мемориальные комплексы и тематические экспозиции, разработать методические материалы для будущих образовательных программ, а также выдать некоторое количество грантов на проведение научной работы и публикации ее результатов.

      Второй этап — «завершение работ» по наиболее значимым проектам. «Особенно важным представляется реализация завершающего этапа в связи с тем, что на 2017 год приходятся сразу две памятные даты — 100-летие революционных трансформаций 1917 года, повлекших за собой раскол общества и огромные потери населения страны, и 80-летие событий 1937 года, на который приходился пик политических репрессий в отношении гражданского населения», — говорится в подписанным Дмитрием Медведевым документе.

    «Россия не может в полной мере стать правовым государством и занять ведущую роль в мировом сообществе, не увековечив память многих миллионов своих граждан, ставших жертвами политических репрессий», — говорится в документе. В качестве примеров трагических событий, которые страна пережила после 1917 года, приводятся гонения на представителей религиозных конфессий, послереволюционная эмиграция, дискриминация тех представителей дореволюционной элиты, кто предпочел остаться в России, коллективизация и связанный с ней голод, а также массовые репрессии, «в ходе которых миллионы людей были лишены жизни, стали узниками ГУЛАГа, были лишены имущества и подвергнуты депортации».

    В документе указывается, что за прошедшие со смерти Иосифа Сталина годы процесс реабилитации так и не был завершен, неизвестно точное числе репрессированных, не установлен общенациональный памятник жертвам политических репрессий, не обозначены все места их захоронения. Особенно подчеркивается, что увековечение памяти жертв политических репрессий должно способствовать выработке основ для дальнейшего партнерского взаимодействия государства и гражданского общества.

    Эта фраза в документе, явно, появилась не просто так, - комментирует ПОЛИТ.РУ: сегодня правительству взаимодействовать с гражданским обществом по такой сложной теме, как увековечивание памяти жертв политических репрессий, действительно сложно.

    Во-первых, в правозащитном сообществе далеко не все согласны, что можно сотрудничать с действующей властью даже по такой повестке.  Можно вспомнить хотя бы историю с музеем «Пермь-36», который спокойно работал в Чусовском районе Пермского края с 1994 года. В 2012 году пришлось закрыть проводившийся на территории музея фестиваль «Пилорама» - администрация региона отказалась обеспечивать его безопасность после того, как ей не понравился список приглашенных гостей. 

 

 

 

Музей «Пермь-36»

 

    В 2014 году в результате давления краевого правительства из музея ушли практически все сотрудники и теперь там практически не проводятся новые выставки, а число посетителей значительно сократилось. Музей «Пермь-36» был одним из немногих примеров настоящей поддержки государством памяти жертв репрессий советского времени и этим же государством был фактически уничтожен.

    Во-вторых, сомнительной выглядит периодизация, которая использована в правительственной Концепции. Основываясь на актах, которые были приняты в конце 1980-х годов, авторы документа подразумевают, что репрессии проводились в Советском Союзе с середины 1920-х до 1950-х годов — хотя очевидно, что и после имели место ссылки и заключение по политическим мотивам.

    Более того, политические заключенные, уверены правозащитники, есть в России и сегодня — а значит, о конце политических репрессий говорить рано. Буквально неделю назад Правозащитный центр «Мемориал», который был создан еще в Советском Союзе и первой своей задачей называет как раз увековечение памяти жертв политического террора в СССР, признал активиста партии ПАРНАС, руководителя избирательного штаба Демократической коалиции в Костромской области Андрея Пивоварова политическим заключенным.

      Пивоварова обвиняют в том, что он пытался получить доступ к базе данных МВД, чтобы проверить собранные его коллегами подписи избирателей. Вместе с Пивоваровым в Костроме за превышение должностных полномочий задержан полицейский Алексей Никаноров, который, как утверждает следствие, собирался дать ему доступ к служебной информации.

    Отдельной проблемой являются попытки установки в различных городах России памятников Сталину — человеку во многом ответственному за политические репрессии 1920-1950-х годов. Естественно, позиция государства, которое одной рукой ставит памятники Сталину, а другой занимается увековечиванием памяти жертв сталинских репрессий, выглядит несколько странно, заключает ПОЛИТ.РУ  

    Странного здесь ничего нет. Кремль находится меж двух жерновов. С одной стороны на него давит страх перед большинством народа, пока еще пассивным, но осознающим логику истории развития России и необходимость сопротивления англо-саксонскому империализму. С другой стороны, он подвергается влиянию агрессивного и циничного меньшинства т.н. правозащитников, выпестованных авантюристической политикой Хрущева и зарубежными грантами. 

    Положение этого активного, скандального и назойливого меньшинства, естественно, укрепилось после контрреволюции августа 1991 года и вхождения России в т.н. международное сообщество.  Теперь в стране установилась их власть, на которую можно и нужно влиять, главным образом, путем искажения прошлого. Ведь власть в Кремле, или хотя бы часть ее, уповает на то, что страна вырвется на передовые рубежи благодаря западным инвестициям, а Запад предоставляет них под непременное условие гнобить психику россиян синдромом вины за т.н. преступления сталинского режима.

    «В каком-то смысле архитектура похожа на политику: до тех пор, пока мы не влияем на политику, политика влияет на нас. И мы можем сколько угодно сетовать на то, что власть не так нами управляет, но пока мы сами не поднимемся и не начнем голосовать, ничего не изменится.» Так считает архитектор-авангардист Евгений Асс, принявший участие в упомянутой дискуссии на телеканале «Культура». 

    Его собственное влияние на политику выразилось в заявлении-протесте по поводу вступления Союза архитекторов России  в Общероссийский народный фронт. Но не только. Он поведал участникам дискуссии о некоей «инициативе снизу» под названием «Последний адрес». Асс является одним из активистов в реализации этого проекта, цель которого заключается в нейтрализации патриотического подъема в настроениях россиян, вызванного возвращением Севастополя и всего Крыма в лоно Родины, а также акцией «Бессмертный полк» (критики-западники кощунственно называют эту акцию «Бессмертный барак») во время празднования 70-летия Победы в Великой Отечественной войне советского народа. 

 

 

 

Акция «Бессмертный полк»

 

    Диверсия облекается в форму кампании по увековечению памяти о людях подвергшихся репрессиям в годы Советской власти. В память о пострадавшем на стене дома, из которого человека в свое время увели представители органов, устанавливается маленький, размером с ладонь мемориальный знак. Принцип проекта – «Одно имя, одна жизнь, один знак». Непосредственным «оператором» проекта является зарегистрированный в Министерстве юстиции РФ некоммерческий Фонд увековечения памяти жертв политических репрессий «Последний Адрес». Его учредителями стали Международный Мемориал, а также группа физических лиц, инициаторов проекта. Наиболее ретивым инициатором является скандальный журналист Сергей Пархоменко и его коллеги из журнала «Сноб». (Симптоматичное название, не правда ли?!) 10 декабря 2014 года, в Международный день прав человека, на 9 домах в разных районах Москвы были размещены первые 18 мемориальных знаков. 

 

 

 

 

Мемориальный знак «Последний Адрес» в Москве

 

 

    Некоторые наблюдатели усматривают в проекте ту самую технологию, направленную на искусственное внедрение в сознание россиян синдрома вины, преклонения перед западной буржуазной демократией и эгоистическим гражданским обществом. И они не ошибаются. Оказывается, проект «Последний адрес» развивает идеи известного мемориального проекта «Камни преткновения» немецкого буржуазного художника Гюнтера Демнига, распространившегося уже в 650 городах 11 стран Европы. 

    В рамках его установлено более 40 000 мемориальных табличек в память жертв Холокоста. Правда вначале политическая и коммерческая ангажированность «Камней преткновения» маскировалась сочувствием цыганам, ставшим жертвами нацистского преследования. Как бы то ни было, Холокост и деформации в ходе социалистического строительства ставятся в проекте на одну доску. Здесь мы имеем дело с политической провокацией, аналогичной уравниванию Гитлера со Сталиным.

    Еще одну провокацию озвучил в ходе дискуссии на канале «Культура» член правления «Мемориала» Ян Рачинский. Этот субъект предложил переименовать Московский электромеханический завод Ильича в завод имени террористки Фанни Каплан. Очевидно, он усматривает ее главную заслугу в покушении на вождя мирового пролетариата. 

    Важно иметь в виду, что это предложение внесено не просто под влиянием эмоционального срыва оборзевшего холуя олигархов. Рачинский считается специалистом по топонимике. Возможно, он консультирует власти в кампании по искоренению из топонимики городов и сел имен выдающихся деятелей народной революции и социалистического строительства. Во всяком случае, он активно поддерживает идею черносотенцев по переименованию станции «Войковская» Московского метрополитена. 

 

 

 

 

Станция метро «Войковская»

 

 

    По логике Рачинского, ее, видимо, следует переименовать в станцию «Коверды», белогвардейского террориста, смертельно ранившего Войкова на вокзале в Варшаве 7 июня 1927 года. Между прочим, убийство Войкова («убийство из-за угла, подобное Варшавскому») упомянуто в «Декларации 1927 года» митрополита Сергия (Страгородского), где трактуется как «удар, направленный в нас» (то есть в Церковь). Польский суд приговорил Коверду к пожизненному тюремному заключению, но 15 июня 1937 года он был амнистирован и освобождён. 

    По словам Рачинского, «большевик Войков был причастен к бессудному расстрелу царской семьи». Расстрел, действительно, был бессудным, но к нему в еще большей степени причастны и ответственны белогвардейские каратели и белочехи, наступавшие на Екатеринбург. Именно они стремились освободить бывшего царя, гражданина Романова от законного суда, который собиралось учредить большевистское руководство. Учредить не из партикулярной мести, поскольку монархия была ненавистна всем революционным и псевдореволюционным силам – от кадетов до эсеров. Да и интеллектуалы Запада относились к Николаю-кровавому до расстрела с гораздо меньшим пиитетом.

    Рачинский тоже стремится влиять на власти, подбивает их на организацию «охоты на ведьм». В интервью одной из московских газет, он раскрыл детали программы западников, представленной президенту. Программа предусматривает, например, запретить принимать на госслужбу тех, кто публично отрицает преступления тоталитарного режима. Причина проста, – поясняет «охотник», – чиновник, открыто признающий массовые репрессии приемлемым методом госуправления, опасен для страны. А если он вздумает возродить «тройки» или депортацию народов? Не принимать таких на госслужбу - вопрос безопасности граждан. 

    Где он встречал чиновников, открыто признающих массовые репрессии приемлемыми, намеревающихся возродить «тройки» или депортацию народов? Ясно, что это политическая спекуляция на трагедиях прошлого, порожденных эпохой войн и революций, лукавая интерпретация формулы об извлечении уроков из прошлого. Имея в виду такое лукавство, Гегель предостерегает: не надо извлекать уроки из прошлого. Новое наступает так внезапно и с такой неожиданной стороны, что попытки предусмотреть его являются бессмысленными. 

    Готов ли Рачинский и весь «Мемориал» взять на себя ответственность за расстрелы Дома Советов или в Останкино? Готовы ли они оправдать преступления бандита и террориста Басаева – участника «живого кольца» вокруг Белого дома в августе 1991 года, признать целесообразным пролитие невинной крови жертв многочисленных национальных конфликтов, одобрить воровские разборки и нищету народа, порожденные  чаяниями либералов войти в «цивилизованное западное сообщество»?  

    Программа западников предусматривает также пункт с переименованием Дня народного единства в День национального примирения. Он тоже важен, поясняет Рачинский. Смутное время, которое, как принято считать, закончилось именно 4 ноября 1612 года, было скорее гражданской войной внутри русского общества. Именно окончание братоубийственного противостояния, а не победу над мифической «польско-шведской интервенцией» мы и предлагаем праздновать. Уж не отыскал ли Ян Збигневич где-нибудь свои корни в  родословных участников «польско-шведской интервенции»?

    И еще на одном пункте программы следует остановиться. Стоит, наконец, решить и давно назревший вопрос о захоронении тела В. Ленина, поучает Рачинский власти. –  Место покойника на кладбище, а не на главной площади страны. На каком – другой вопрос: или в Санкт-Петербурге рядом с матерью, или в Ульяновске рядом с отцом, или, если очень хочется увековечить его память, в строящемся VIP-некрополе под Москвой.

      Идея, как видим, не нова в постсоветской России.  Я «не поэт и не брюнет», но снова отвечу на нее незатейливым стишком:

                        Никогда я не был в мавзолее

                            В нетленность не верю тел любых

                        К тому же Ильич - не экспонат музея,

                           Он, действительно, живее всех живых. 

                        Но лукавых много повсюду

                             Развелось демагогов и ханжей

                        Озабоченных, покуда

                            Хранит Ильича мавзолей. 

                        Приняв сочувствия позу,

                           С миной скорбной на челе

                      Льют они крокодиловы слезы:

                           Ленин не предан земле!

                        В душе же мечтают тело

                           Глубже в земле закопать

                      Так, чтоб и Ленина дело

                           Никто не стал вспоминать.

                        Если я ошибаюсь,

                            Пусть на сделку пойдут.

                        Сам публично покаюсь,

                            Коль ей свершиться дадут.

                      Давайте договор заключим

                          И порадуемся всласть

                      Ленина похороним, как лучше,

                         Но восстановим Советскую власть.

    Пора, однако, ответить на вопрос: что является лекарством от разъединяющей боли? Ответ прост. Это искреннее сочувствие жертвам репрессий, не причастных к военным и уголовным преступлениям, прекращение политических спекуляций на трагедиях прошлого, оценка трагедий с учетом принципа историзма. 

    Надо признать всемирно-историческое значение Октябрьской революции, спасшей страну от разгрома и порабощения иностранными интервентами, способствовавшую подъему национально-освободительного движения во многих колониальных и зависимых странах, и перестать прославлять в угоду Западу Первую империалистическую войну, ввергнувшую Россию в тяжелые испытания. Пора понять, что принцип социальной справедливости еще далек от торжества, как в России, так и во всем мире.

Автор: С. Мальцев, progitorig@yandex.ru

 

Обсудить статью на форуме