Цезарь vs идеальный правитель в переписке Цицерона

Юлия Санникова

Книги автора на Литресе

Блог автора

Изучение литературного и эпистолярного наследия Цицерона было актуально две тысячи лет назад и остается таким и по сей день. Интерес этот обусловлен временем, в которое жил оратор, ‒ эпохой гражданских войн в Риме. Республиканская формация сменялась имперской, а вопрос о роли личности в истории стоял наиболее остро. Личность Юлия Цезаря ‒ главного героя африканской и испанской войн, разрушителя республики, справедливейшего тирана, является одним из предметов изучения в настоящей статье.

Мраморный бюст Цицерона. I в. до н. э.

Статья посвящена рассмотрению образа идеального правителя в творчестве Цицерона (трактаты «Об обязанностях», «О государстве», «О законах», «О пределах добра и зла» и т.д.) и сравнению его с образом Юлия Цезаря, складывающегося по переписке оратора с семьей, близкими, друзьями и другими разными корреспондентами. Будет представлен анализ произведений Цицерона, в частности, тех мест из них, где говорится о характере и душевных качествах (доблестях) идеального правителя; а также его писем, в которых отражены отношение к современным ему событиям и роль Цезаря в них.

Концепция идеального правителя, разрабатываемая Цицероном на протяжении всей своей жизни, стала своеобразным ответом на угрозу монархического, единоличного правления, которая нависла над государством в 50-40-е гг. до н. э. в результате конфликта Помпея и Цезаря. Не исключая возможность кратковременной диктатуры для целей наведения порядка в государстве, Цицерон резко отрицательно отзывается о долгосрочном монархическом правлении. Объяснение причин такого отношения находим в его трактатах.

Идеальный правитель согласно Цицерону

Цицерон рассматривает любого человека, в том числе и правителя как носителя универсальной нравственной ответственности перед государством и социумом, в котором каждый обретается. Эта ответственность всегда ставилась им выше, чем любой собственный человеческий интерес, поскольку люди суть существа политические, живущие вместе. Цицерон указывает, что природа дала человеку разум для того, чтобы сблизить его с себе подобными, так он может общаться и вести совместные дела на благо потомству, которое является залогом существования человеческого общества [Cic. off. I, 12]. Изучению социального в человеке посвящены трактаты «О государстве», «Об обязанностях», «О законах», «О пределах добра и зла». В них можно проследить слияние идеалов человека и гражданина, характерное для Цицерона. Человек у него ‒ активный участник всех происходящих в обществе событий, отвечающий за судьбы других и судьбу Отечества. Добродетельный государственный муж, правитель ‒ настоящий человек, а настоящий человек всегда добродетелен.

Представления Цицерона об идеальном правителе формировались на историческом фоне, насыщенном трагическими событиями. Это период гибели республики и рождения империи, великой революции, по словам многих западных историков. Прежний государственный строй был резко сломан, время потребовало перехода к новому типу государственного правителя. Если до этого идеалом государства было такое, в котором на первом месте стояла политическая свобода и гражданские права, то в результате революционных потрясений актуальным стало послушание власти, считавшееся в республике худшим из грехов.

Несмотря на то, что жизнь Цицерона протекала во время тяжелых потрясений, он оставался верным римской конституции и всегда (на словах и на деле) ревностно отстаивал ее главенство и первичность.

Основные положения теории Цицерона об идеальном правителе находим в его трактатах «О государстве» и «Об обязанностях». В диалогах «О государстве» устами Публия Африканского Цицерон говорит о стоящей перед государственным мужем единственной задаче ‒ постоянно совершенствовать себя и являться примером, которому сограждане будут стремиться подражать. Для этого душа должна быть блистательной, а жизнь зеркально честной [Cic. rep. XLII, 69. C. 53].

Давая наставления своему сыну Марку в трактате «Об обязанностях», Цицерон подчеркивает [Cic. off. V, 16. C. 103], что правитель ‒ любой, великий или не очень ‒ не может существовать в отрыве от других людей, от своих подданных. Великим и прославленным его делает именно народ, без народа ни одно полезное (нравственное) деяние вообще не может быть совершено.

Римский любитель искусства. Художник Л. Альма-Тадема, 1870 г.

В диалоге «О государстве» Цицерон приходит к выводу, что идеальным государственным деятелем является не монарх, облеченный всей полнотой власти, а некая форма «аристократического руководства», которая уже имела место в римской истории. Правитель, как утверждает оратор, должен провести в своем государстве нравственную реформу, которая восстановит былые блеск и славу республики, базирующиеся на древних (природных) законах [Cic. rep. XVII, 26. C. 14]. Идеальный правитель ‒ всегда аристократ, он рассудителен, его разум подчиняет себе низменные страсти, ему присуща мудрость, справедливость, умеренность во всем, он красноречив и начитан, хорошо разбирается в греческой литературе [Cic. off. V, 15. C. 62].

В греческой политической науке выделяются три канонически верные формы государства ‒ монархия (когда правит один), аристократия (власть избранных) и демократия (власть народа). В трактате «О государстве» Цицерон рассматривает все эти формы и устами Сципиона, беседующего со своими друзьями, объявляет их несовершенными. Единственным идеалом государственного правления для него всегда остается республика.

В трактате «О законах» Цицерон продолжил размышления об идеальном государственном устройстве и о его правовом обеспечении (как следует из заглавия). Закон, согласно оратору, ‒ это заложенный природой (имманентный) высший разум, позволяющий не отклоняться от заданного курса, т.е. совершать добрые дела и избегать злых [Cic. legg. I, 18. C. 94]. Закон таким образом сближается с совестью, которая, конечно, не закладывается с рождения, но воспитывается человеком в ходе его жизни. Закон, подчеркивает Цицерон, содержит в себе не только справедливость, но и свободный выбор, ибо одно невозможно без другого [Cic. legg. II, 11.].

К вопросу и природе человеческой совести Цицерон обращается в своем трактате «О природе богов», где утверждает, что совесть сама по себе является мощным регулятором человеческой жизни, поскольку способна отличать добродетель от порока, и знает меру каждого из них. Совесть ‒ не дар богов, а нечто присущее человеку [Cic. de nat. deor. III, 35, 85].

Говоря о справедливости, Цицерон подчеркивает ее полезность не только для правителя, но для всех римских граждан [Cic. rep. I, 48.]. Перед законом все равны ‒ и обычные люди, и власть предержащие. [Cic. legg. II, 13.]. Только на таком фундаменте можно построить прочное и долговечное государство. В этом видится основная мысль Цицерона, что государство принадлежит народу и существует единственно для него. Задача власти ‒ быть гарантом того самого равенства людей перед законом, поскольку в данном случае не может быть так, чтобы одни были равнее других, справедливость существует одна на всех[Cic. legg. II, 13.].

Цветочный рынок (в Древнем Риме). Художник Л. Альма-Тадема, 1868 г.

В связи с тем, что власть правителя происходит от закона, сами правители суть производное от него [Cic. rep. II, 43.]

Еще одна важная идея, заключающаяся в трактате «О законах», состоит в том, что неписанный природный закон возник раньше, чем писаный [Cic. legg. I, 19.]. Писаный закон ‒ явление довольно субъективное, поскольку является продуктом деятельности правителя, а тот может быть пристрастным и даже продажным [Cic. legg. I, 19.]. Примером такой пристрастности может быть закон Луция Валерия Флакка (82 г. до н. э.), дававший неограниченную власть Сулле, наделявший его правом казнить и миловать по своему усмотрению любого римского гражданина [Cic. legg. I, 42.].

Цицерон много пишет о тех субъективных и пристрастных законах, которые в конечном итоге привели к гибели Римскую республику. Как раз такими были законы, принятые в годы, предшествовавшие катастрофе, ведь они поколебали устои государства, которые веками создавали мудрые и добродетельные правители. Рим достиг своего могущества только благодаря разумным законам, принятым такими же разумными правителями. Разрабатывая эти законы государственные мужи учитывали исторический контекст и требования времени, и ставили превыше всего справедливость. А еще они смотрели вперед, предвидели будущее, и от синтеза этих двух составляющих ‒ требований настоящего и опоры на грядущее ‒ родилась империя. Идеальный правитель, таким образом, появляется здесь в роли кормчего, искусно маневрирующего свой корабль-государство по волнам и твердой рукой ведущего его в гавань.

Примером идеального государства для Цицерона является Рим до середины II в. до н. э., т.е. до реформы Гракхов. Сложившееся тогда раннереспубликанское право было настолько совершенно, подлинно, справедливо и закономерно, что когда законотворчеством стал заниматься и сам Цицерон, ему почти не понадобилось менять принятые тогда законы [Cic. legg. III, 12.].

Одной из целей своей политической деятельности Цицерон ставил защиту сенатской республики, поскольку именно такую форму правления считал идеальной. Рим может быть только республикой. Оратор абсолютно уверен, что никогда человек не был так близок к божественной силе и так могущественен, как при создании нового государства или при защите, сохранении старого [Cic. rep. I, 12]. В сохранении своей Отчизны Цицерон видит главную задачу и обязанность всех римских граждан. И пусть многие твердят о том, что нравы нынче уже не те ‒ испортились и развратились ‒ он уверен, всегда найдутся доблестные и добродетельные граждане, способные спасти государство, находящееся в опасности [Cic. acad I. II, 45].

В сложных ситуациях, когда государство раздирают гражданские войны или имеется несогласие в правящей верхушке (что, как оказалось, в истории Древнего Рима вещи практически равнозначные), идеальный правитель должен взять на себя роль диктатора. Данную роль он может нести лишь определенный, короткий промежуток времени, после чего должен снять с себя такие полномочия и вновь вернуться к республиканскому правлению. «Тех, кому люди повиновались согласно закону, ‒ пишет Цицерон, ‒ они называли не повелителями, не властителями, наконец, даже не царями, а стражами отечества, отцами, богами» [Cic. rep. XLI, 64. C. 30]. Справедливого властителя можно назвать как угодно, даже тираном и диктатором, суть его благого царствия от этого не изменится [Cic. rep. XXXIX, 61. C. 31].

Последний сенат Юлия Цезаря. Художник Р. Джианнетти, 1867 г.

Как видим, представления Цицерона об идеальном властелине ведут читателя к пониманию авторской концепции идеального государства. В качестве таковой выступает смешанная форма правления, в которой синтезированы монархия, аристократическая республика и демократия; в основе такой синтетической формы находятся справедливость и разум. «... [Ибо, не будь у человека], так сказать, семян [справедливости], не возникло бы ни других доблестей, ни самого государства» [Cic. rep. XXVI, 41. C. 21].

Внимательный читатель заметит, что идеальный государственный муж, как пишет Цицерон, должен обладать следующими добродетелями: стремиться к познанию истины, справедливостью и заботой о своих подданных, доблестью (силой духа), умеренностью.

Все эти добродетели трактуются в трудах Цицерона в духе стоиков и римской природы. Правители существуют не вакууме, они, будучи людьми, рождены для людей и должны быть поставлены им на службу. Таким образом, каждое действие государственного мужа будет подчинено общим интересам и универсальным добродетелям.

Благоразумие и постоянная жажда знаний, несмотря на то, что поставлены Цицероном в списке нравственных качеств на первое место, не являются главными доблестями, как полагали, например, стоики [Cic. off. XXVII, 93. C. 82]. Важнее, как считает Цицерон, все же справедливость и наделение благами народа [Cic. off. IX, 28. C. 65]. Государственному мужу необходимо воздерживаться от какого бы то ни было поступка, «если не знаешь, справедлив ли он; ведь справедливость светит сама по себе; сомнения свидетельствуют о противозаконных помыслах» [Cic. off. IX, 28. C. 65].

Справедливость одна из самых любимых добродетелей для Цицерона, поскольку ей уделено значительное место в его текстах. Справедливость ‒ это имманентное качество человека, сложившееся благодаря философии, подтвердившееся с помощью обычаев, укрепившееся через принятие законов [Cic. rep. II, 2. C. 8].

Цицерон рассматривает справедливость не только как качество, свойственное человеку, но и как действие, которое должно внести порядок в общественную жизнь. Для достижения справедливости государство может прибегать даже к войне. Начинать войну можно, чтобы выполнить обещание или для защиты благополучия. Причинами справедливой войны могут быть месть или защита от нападения. «Право отмщения» ‒ это один из смыслов справедливости, в «Топике» Цицерон подробно останавливается на его рассмотрении [Cic. top. 90]. Война считается справедливой только если она официально объявлена и продекларирована согласно обряду фециалов, а цель ее ‒ возмещение ущерба, который причинило одно государство другому [Cic. rep. III, 35]. Возмещение ущерба хорошо коррелирует со вторым смыслом справедливости «воздать каждому свое» [Cic. fin. V. 65, 67]. Естественно, что к побежденным народам необходимо проявлять милосердие и оказывать им покровительство, а возмездие и наказание тщательно отмерять [Cic. off. I. 34].

Порядочные и честные правители возвращаются с войны с почестями и не ищут богатства ни у побежденных, ни у союзников [Cic. legg. III, 18.]. Тем не менее, не стоит специально искать воинской славы, добродетельный муж должен прежде всего обращать свое внимание на дела внутренние, потому что в них он приобретет себе больше славы, чем в делах военных [Cic. off. I. 74, 79].

Справедливость к побежденным заключается в сохранении всем жизни, воздаянии, отказа от присвоения священных реликвий, государственного имущества и чужой собственности [Cic. rep. III, 24]. Любопытно, но эти, казалось бы закономерные правила, не согласовывались со сложившейся в Риме, да и во всем античном мире, общепринятой практикой отношения к побежденным. Их грабили, убивали, а святыни и предметы культа предавали поруганию. Цицерон, безусловно, понимал несовершенно характеров своих современников и невозможность быстро отказаться от «прав победителей». В трактате «Об обязанностях» он уже не столь категоричен и предлагает только во время разрушения и разграбления городов сильно не зверствовать и казнить лишь только тех, кто виновен (видимо, солдат, воюющих с оружием в руках), а мирному населению сохранять жизнь [Cic. off. I. 52].

Государственному мужу подобает деятельно заниматься духовной жизнью, и избегать праздного досуга и наслаждения, заменив их активным досугом. Тогда правитель сможет заниматься науками и философией, оставаясь на службе государству и исполняя все положенные ему обязанности. Нет ничего лучше, чем заниматься великими государственными делами и одновременно изучать и познавать новое, т.е. сочетать созерцательность и деяние [Cic. rep. III, 3, 5].

Со справедливостью тесно связано понятие гуманности, которое ввел в философский оборот именно Цицерон. Гуманность в представлении оратора ‒ это, помимо образованности, хороших манер, уважения к мнению собеседника, отсутствия ксенофобии, ‒ внимание к собственной человеческой природе, развитие ее согласно природным и божественным законам [Cic. rep. I, 17, 28]. Деятельный и гуманный правитель ‒ плоть от плоти общества, он должен исполнять свои гражданские обязанности, проявляя таким образом свою сущность и доблесть. Добродетель становится реальностью в деятельности правителя только тогда, когда является самоцелью, определяющей каждое действие человека [Cic. off. I, 5].

Кроме гуманности со справедливостью (озаренной доблестью) тесно связаны доброта и щедрость. Однако, справедлив и тот, кто не причиняет другим зла. Справедливый правитель разделяет частную и общественную собственность и не будет пользоваться первой, как если бы она была второй и наоборот. Основанием для справедливости является верность своему слову и взятым на себя обязательствам. Государственный муж должен избегать обоих видов несправедливости, т.е. и сам должен не совершать ее, и не допускать ее совершения по отношению к другим [Cic. off. VII, 20. C. 63]. Семена справедливости, посеянные в человеке, ведут к доблести, и, в конечном, итоге к объединению всех людей в государство. Справедливый правитель, так же как и община оптиматов, и весь народ прочно соединены отношениями справедливости [Cic. off. VII, 20. C. 63].

Сила духа, в современных терминах, видимо, сила воли, ‒ еще одно качество идеального правителя. Он может и должен быть бесстрашным и храбрым, именно в этом его нравственная красота. «Все справедливое, ‒ пишет Цицерон, ‒ подобает; напротив, все несправедливое не подобает и позорно» [Cic. off. XXVII, 93. C. 82]. Таким же образом он предлагает рассматривать и храбрость. Совершаемое с присутствием духа, мужественно ‒ достойно правителя (гражданина) и подобает ему, а все противоположное этому ‒ постыдно и неподобающе [Cic. off. XXVII, 93. C. 82].

Сильные чувства настоящий правитель должен уметь смирять силой разума и духа, т.е. ему следует быть умеренным во всем. Особенно стоит избегать гнева [Cic. off. XXIX, 102. C. 84]. Как удалось установить из анализа трактата «Об обязанностях», гнев улетучится сам, если человек будет вести себя подобно законам, которые карают не потому что рассержены, а потому, что попрана справедливость, а они стремятся восстановить ее [Cic. off. XX, 66. C. 75]. Только в этом случае государственный муж заслужит любовь и почитание сограждан, и безоблачное правление. Необходимо «быть свободным от каких бы то ни было душевных треволнений ‒ как от страсти и страха, так и от огорчений, наслаждения для души и гнева, чтобы достичь душевного спокойствия и безмятежности, приносящих нам как стойкость, так и чувство собственного достоинства» [Cic. off. XX, 66. C. 75].

Доброжелательность ‒ еще одно важное качество доблестного правителя [Cic. off. XLIV, 157. C. 98]. Основой для нее служат доверие и уважение подвластного народа, поэтому в ней ‒ основная гарантия сохранения власти. Государь, который зиждет свое правление на страхе, вынуждая повиноваться принуждением и грозя карами, ‒ не может считаться доброжелательным и справедливым [Cic. off. XLIV, 157. C. 98].

Маркус Туллий Цицерон. Художник У. Блейк, 1810 г.

Помимо указанных добродетелей, Цицерон упоминает религиозность и ораторские способности, которыми должен обладать идеальный правитель. Религия смягчает нравы людей, отвращает их от войны, именно так поступали древние правители (основатель Рима ‒ Ромул, Нума Помпилий) [Cic. rep. XIV, 26. C. 40]. На религиозном фундаменте государство может гармонично развиваться, именно религия не дает жизненной силе в нем угаснуть, поскольку влияет на общественное мнение. Стыд ‒ вот то благотворное чувство, что вызывает религия, именно стыд, а не страх заставляет народ исполнять законы. Религия ‒ одна из основ долговечности государства, второй такой основой является милосердие [Cic. rep. IV, 6. C. 135].

Красноречие выступает в трактатах Цицерона, как сила, способная сохранить государство от гибели, именно для этого мудрому государю следует в совершенстве овладеть этим искусством. Ну и, конечно, правителю должна сопутствовать удача, иначе все деяния его канут в Лету. Удача, безусловно, не имеет отношения к качествам идеального правителя, хотя он в ней и нуждается.

Добродетели, которыми должен обладать идеальный правитель, накладывают на него и определенные обязанности. Например, справедливость и благодетель обязывают государя опекать свой народ, радеть о его пользе [Cic. off. XXIX, 104. C. 151]. Покровительство как выражение идеальной власти ценится оратором даже выше самое этой власти. Добродетельный государь будет править государством только силой своего авторитета, и ему будут подчиняться. Именно авторитет является основанием для наделения правителя чрезвычайными полномочиями, и даже превращения его в диктатора. Авторитет складывается из занимаемого в обществе положения и личных заслуг [Cic. rep. II, 2. C. 4].

Правитель по сути должен стать добрым отцом своему народу, а тот в свою очередь будет для него благодарным семейством. Цицерон иллюстрирует данное положение на примере Тарквиния Гордого, личность которого является полным антиподом идеального правителя [Cic. rep. XXIX, 51. C. 47]. Его несправедливость ‒ в ненадлежащем использовании власти. Настоящий опекун и «кормчий» своим умом и поступками сможет охранить вверенное ему государство [Cic. rep. XXIX, 51. C. 47].

Тарквиний Гордый. Художник Л. Альма-Тадема, 1868 г.

Говоря о любой обязанности государственного мужа, Цицерон требует подчинения предпринимаемых действий благу всех людей, составляющих государство. В результате любая деятельность правителя, идет ли речь о войне или о мирной жизни будет добродетельной. Общее благо становится таким образом связующим звеном между гражданами всех сословий, а также между народом и властью. «Стройное звучание государства» как раз достигается путем сочетания всех сословий, кои выполняют в нем роль звуков [Cic. rep. II, 69]. Согласие сословий, concordia ordinum ‒ сквозной мотив всех произведений Цицерона. Достижение его ‒ общее благо и долг государственного мужа, высший смысл гражданственности.

Любопытно, что когда Цицерон размышляет об идеальном правителе, он вовсе не имеет ввиду магистраторов или других официальных политиков. Скорее он говорит о достойных доблестных гражданах, готовых в любой момент встать у кормила власти или с оружием в руках отправится защищать свое отечество. На самом деле в римской истории не редки случаю, когда государственные органы пятнали свою честь. По мнению Цицерона, в случае сложной ситуации, когда тот же Сенат не справляется с обязанностями, или его деятельность не отвечает требованиям момента, руководство государством может взять на себя частное лицо ‒ civis optimus ‒ не имеющее ровно никакого отношения к государственной службе. Выше мы уже писали о том, что когда речь заходит об общем благе, свободе или справедливости, Цицерон не разделяет граждан на публичных, отстаивающих интересы сообщества, и частных, посторонних к этим интересам. В пример он приводит Брута, частного человека, взявшего на себя государственные дела и на своем примере доказавшего, что при защите свободы и речи нет о частных лицах [Cic. rep. II, 46].

Сопоставим теперь нарисованный Цицероном образ идеального правителя с тем, каким выступает в его письмах, образ Юлия Цезаря.

 

 

Образ Цезаря по переписке Цицерона

До начала гражданской войны в переписке Цицерона Цезарь не играет сколь-нибудь значительной роли. В последующих же письмах Цицерон рисует нам образ Цезаря как хитрого и вероломного правителя, который всю жизнь стремился подорвать основы республики и сделаться монархом. Идеалом Цицерона была смешанная форма правления, поэтому назвать стремление Цезаря к единоличному правлению доблестью великий оратор не может.

В ранних письмах, однако, отношение к Цезарю вполне нейтральное, Цицерон упоминает его имя в связи с делом Клодия и в целом пишет о нем благожелательно, поскольку и сам Цезарь благоволит Цицерону, спрашивает его совета и мнения. «Вот суть дела, ‒ объясняет Цицерон Аттику, ‒ мой тесный союз с Помпеем, а если захочу, то и с Цезарем, восстановление хороших отношений с врагами, мир с толпой, спокойная старость» [Att, II, 3]. В письме, где Цицерон сообщает Аттику о своем отказе выступить в защиту Гая Мария, он пишет, что тот: «вовсе не нуждается в защитнике, так как вся власть принадлежит его родственнику Цезарю, прекрасному мужу и благороднейшему человеку» [Att., XII, 48 (конец); 49]. Тем не менее, иногда ему сложно удержаться от иронизирования в адрес будущего диктатора. В письме брату Квинту он сообщает о благожелательном отношении Цезаря, которому Цицерон платит той же монетой: «Я, как ты знаешь, уже давно воспеваю Цезаря. Верь мне, он мне по сердцу, и я не оставлю его» [Q. fr., II, 11].

Статуя Цезаря в саду Версальского дворца (1696 г., скульптор Николя Кусту)

В письме, написанном Аттику в середине июня 60 г., мы видим Цицерона впервые выходящего из своего равнодушно-нейтрального отношения к Цезарю. Это было накануне триумвирата, когда Цезарь начал играть заметную роль на политической арене Рима и приобрел весомый авторитет в республике. В письме Цицерон говорит, что для Цезаря сложилась благоприятная ситуация [Att., II, 1], и оратору, всегда радевшему о судьбах республики, нельзя более игнорировать факт выдвижения Цезаря. Цезарь становился силой, с которой необходимо считаться, поскольку она могла действовать как на пользу, так и во вред республике. Влияя на Цезаря, следовательно, можно было до некоторой степени влиять на судьбу республики. И тот, кто сумел бы направить ее в сторону добродетели, оказал бы неоценимую услугу государству.

Таким Цицерон видит в эту минуту Цезаря, и так размышляет он относительно той услуги, которую он может оказать республике, сделав Цезаря лучше [Att., II, 1]. Из этого можно заключить, что Цицерон все же не видит Цезаря достаточно хорошим, соответствующим образу идеального государственного мужа, раз хочет его улучшить, направить его силу в русло интересов республики. В этом письме Аттику видятся истоки того антагонизма, между Цицероном и Цезарем, который красной нитью проходит через все их взаимоотношения.

Заключение триумвирата на первых порах не повлияло на отношение Цицерона к Цезарю. Более того, в самые первые моменты существования союза Цицерон находится с его участниками в наилучших отношениях [Att., II. 3], и кажется даже сам причисляет себя к нему [Att., II. 3]. В письме к Аттику он с удовольствием замечает, что Цезарь собирается воспользоваться его советами [Att., II. 3], что свидетельствует, видимо, об инициативе к сближению, исходившей от Цезаря.

Триумф Цезаря. Фрагмент. Художник А. Мантенья, 1485 – 1488 гг.

В переписке не раз встречаются упоминания о благоволении Цезаря к Цицерону и его семье, однако, когда Цезарь начинает активно бороться за власть, Цицерон возмущен таким его поведением, и прямо пишет об этом близким (Тирону): «Словом, и сам Цезарь, друг наш, обратился к сенату с угрожающим и резким письмом и настолько бессовестен, что удерживает за собой войско и провинцию против воли сената [...] Никогда государство не было в большей опасности, никогда у бесчестных граждан не было более подготовленного полководца [Fam., XVI, 11]; и к Аттику: «Об императоре ли римского народа мы говорим или о Ганнибале? О безумный и жалкий человек, который никогда не видел даже тени прекрасного! И все это он, по его словам, делает ради достоинства. Но где достоинство, если не там, где честность? Честно, следовательно, иметь войско без всякого официального решения; занимать города, населенные гражданами; чтобы легче был доступ в отечество, задумать отмену долгов, возвращение изгнанников, шестьсот других преступлений, чтобы высшую богиню ‒ власть иметь?» [Att., VII, 11]

Когда Цезарь становится консулом, и триумвират оформляется окончательно, переписка Цицерона окрашивается в тона неодобрения и глухого протеста. Появляются намеки, что консульство и триумвират ‒ это последняя ступень на пути к царской власти. Цезарь, в том числе, удостаивается в переписке эпитетов «надменный царь» [Att., II, 8], «властелин» ‒ в ироничном ключе [Att., II, 9], «несправедливый властитель» [Att., II, 12]. Эти замечания, однако, имеют обобщенный характер и относятся ко всем триумвирам. Опасаясь, вполне резонно, что возможно потребуется искать поддержки у тех самых несправедливых властителей, Цицерон даже в переписке не решается критиковать их открыто. Таким образом, можно утверждать, что дружба Цицерона с Цезарем была ограничена сферой личных отношений. В рамках же политической деятельности сохранялся тот самый принципиальный антагонизм, упомянутый выше.

С началом гражданской войны в переписке Цицерона за Цезарем прочно закрепляется прозвище тирана. Тирания Цезаря становится любимым коньком Цицерона, он рассматривает ее под разными углами: то патриотически негодует на этот счет, то пафосно предрекает гибель, то риторически препарирует само понятие. Цезарь помимо обычного тирана появляется в письмах, то в облике врага республики [Att. VII. 17], то царя [Att. VII. 11], то тирана вроде Писистрата [Att. VIII. 16], то в образе полумифического Фалариса [Att. VII. 12], то кровожадного палача, исчадия ада, все помыслы которого только об убийстве [Att. X. 8], то наслаждающегося собственной жестокостью [Att. VIII. 9], то второго Суллы [Att. IX. 15], то полусумасшедшего изверга, ослепленного яростью и безумного [Att. VII 14.], то отцеубийцы, т.е. врага республики [Att. X. 10.] и т.п.

Весной 49 г., когда Помпей бежал из Рима, испугавшись Цезаря, а Цицерон лелеял мысли об организации восстания в Кампании, он отсылает Аттику письмо, в котором пророчит тирану Цезарю скорую смерть: «Ведь этот, как я предвижу, никак не может устоять дольше, но сам собою падет, даже при нашей слабости, ибо он, в полном расцвете и с первых шагов в течение шести-семи дней вызвал жесточайшую ненависть у нищей и падшей черни, так как он так быстро отбросил притворство в двух делах: в мягкости в случае с Метеллом и в богатстве в случае с казначейством. Кем теперь будет он располагать в качестве союзников или слуг? [...] Он неизбежно падет или из-за противников или сам из-за себя, ‒ именно он один, сильнейший противник себе [Att, X, 8, 8а, 8b].

По возвращению в Рим, в преддверии гражданской войны, которую он всеми силами пытался предотвратить [Div. XVI. 12], Цицерон как бы смиряется с неизбежным. Его примирительные попытки встречены в штыки «известными людьми» [Div. XVI. 11] (речь, конечно, о Цезаре и его соратниках, но также и о сторонниках Помпея), а потом на него и вовсе перестали обращать внимания. Всех охватил воинственный энтузиазм. Совсем недавно Цицерон говорил, что не страшится за республику, поскольку присутствие Помпея дисциплинирует Сенат [Att. VI. 3]. Теперь же, когда некоторые трибуны переметнулись на сторону Цезаря, негодные получили способного и решительного правителя [Div. XVI. 11]. Вот уже и Помпей стал опасаться Цезаря [Div. XVI. 11].

В письмах Цицерона, написанных во время гражданской войны, образ Цезаря трансформируется. Если раньше он говорил о нем, как о государственном муже, который потенциально мог бы стать идеальным правителем, то в 49-45 гг. тон его меняется. Цицерон ищет виновников, развязавших кровопролитие, и склоняется к тому, что главный инициатор именно Цезарь. Гибель республики ‒ дело рук Цезаря, именно из-за его злой воли рухнуло государство. Любопытно, что в официальных речах Цицерона этого периода, Цезарь предстает как достойный и славный правитель.

В письме Аттику от 49 г. Цицерон прямо указывает на природную жестокость Цезаря. Полководец, по его мнению, только притворяется мягким, потому что именно мягкость угодна народу. Если же народ потребует крови, или Цезарь потеряет его расположение, он сразу же станет жестоким [Att., X, 4].

Естественно, что подобный разбойник, не ведет себя благородным и великодушным образом, ведь в силу своей испорченной природы он может поступать только лицемерным и злокозненным способом, особенно, конечно, это лицемерие видно, когда он совершает великодушные поступки. «Предательское великодушие» ‒ такой характеристикой награждает Цезаря Цицерон в одном из писем к Аттику [Att. VIII. 16].

Будучи негодным человеком, Цезарь, естественно, не может сделать ничего хорошего для государства, поскольку он стремится к единоличному правлению и пренебрегает всеми добродетелями государственного мужа. Ведь и война, затеянная им, есть не что иное, как борьба за власть [Att. Χ. 7], а значит такая война не может быть справедливой. Напротив, она самое грязное и позорное, что может сделать правитель для своего народа [Att. VIII. 9]. Негативное отношение к Цезарю распространяется и на его сторонников. По отношению к ним Цицерон в переписке не стесняется в выражениях и говорит всякий раз с нескрываемым отвращением.

По возвращению из изгнания отношения Цицерона с Цезарем (и другими триумвирами) теплеют, в письмах к брату Квинту, находившемуся в то время при Цезаре, оратор награждает полководца эпитетами в превосходной степени, называет его «самым славным и щедрым человеком» [Fam., VII, 17], «лучшим и могущественнейшим» [Q. tr., III, 6]. В письме брату 54 г. он даже заявляет: «После тебя и наших детей он для меня на первом плане ‒ до такой степени, что почти равен вам» [Q. fr., III, 1].

Такая резкая смена курса имеет свои объяснения. Она может быть связана с авторитетом Цицерона, с которым Цезарь не мог не считаться. В письме к Кассию, перешедшему, как известно, на сторону Цезаря, Цицероном подготавливаются пути к сближению с Цезарем (естественно, что не только Цезарь считал перемирие желательным, но и сам Цицерон). В письме оратор называет свой побег из Италии опрометчивым и заявляет о желании видеть Цезаря [Div. XV. 16].

Юлий Цезарь на коне пишет и одновременно диктует писцам. Художник Я. Де Гейн, 1610-е гг.

Причиной такой перемены по отношению к Цезарю можно считать еще и Фарсальскую битву, и смерть Помпея, в котором Цицерон видел надежду республики. Оратор безусловно понимал и принимал политическую программу Помпея и строил на ней свою собственную, но после его смерти путеводная звезда погасла, а вместе с ней пропала и надежда на победу республики. Цицерон понял, что ему не выплыть против течения и нужно либо стать вечным изгнанником, чтобы вдали от родины предаваться мечтам об идеальном государстве, либо жить в том обществе, которое имелось в настоящий момент. А в этом обществе главным был Цезарь.

Кроме этого, при жизни Помпея республике противостояли два тирана (Помпей на самом деле был ни чем не лучше в этом смысле Цезаря), и у нее против них двоих не было никаких шансов. Теперь же остался один Цезарь, а, следуя простой математической логике, с одним человеком бороться намного проще, чем с двумя. Такой ход мысли Цицерона представляется вполне вероятным и закономерным.

Переход к Цезарю таким образом явился результатом благоразумных размышлений (не нашедших, правда, отражения в переписке ‒ писем этого периода не сохранилось) и компромисса, но не был следствием того, что Цицерон вдруг поменял свои убеждения. Оратор просто приспособился к изменяющейся политической конъюнктуре и провел ловкий дипломатический маневр. В душе же он сохранил веру своим идеалам и, как сообщает в письме к Аттику, «остался тем, кем был всегда» [Att. XI. 12].

Когда Цезарь стал диктатором, мнение о нем Цицерона не улучшилось. Он все так же мало, по его мнению, подходил на роль идеального правителя, поскольку оставался монархом (царем): «если Цезарь был царем (мне, по крайней мере, так кажется), то о твоем долге можно рассуждать в двояком смысле: либо в том, в каком это обычно делаю я, ‒ что твоя верность и доброта достойны похвалы, раз ты чтишь друга даже после его смерти; либо в том, в каком это делают некоторые, ‒ что свободу отечества следует ставить выше, чем жизнь друга» [Fam., XI, 27].

Постепенно, размышляя и жалуясь, по обыкновению, в переписке с друзьями на судьбу и обстоятельства, Цицерон приходит к выводу, что невозможно возлагать всю вину на одного человека, и что иногда в несчастьях никто не виноват, а виновата «обида времени». Характерно, что в переписке периода гражданской войны Цицерон избегает слов «тиран», «тирания». Вероятно это происходит потому, что Цицерон переосмыслил роль личности в истории, и не считает более Цезаря виновным в том, что тот стал тираном. Несмотря на то, что тирания как явление продолжает существовать, не Цезарь повинен в ней, но сила вещей.

Отношение Цицерона к образу Цезаря меняется в зависимости от настроения и от той политической обстановки, в которой он находится. Когда Цезарь благоволит ему, Цицерон готов превозносить его и прощать даже тиранство, когда антагонизм интересов становится особенно выраженным, Цицерон сохраняет хорошую мину при плохой игре, но в письмах к друзьям, особенно к Аттику, открывает нам реальное положение вещей.

Возвращение Цезаря из Африки по завершению гражданской войны не нашло отражение в переписке Цицерона. Только в одном из писем к Варрону упоминается о том, что в июне ожидается приезд Цезаря-победителя [Div. IX. 6]. Затем идут размышления о том, как лучше его встретить (было решено ехать ему навстречу 7 июля [Div. IX. 5]). Однако, точное время и место прибытия Цезаря были неизвестны.

Цицерон отмечает, кстати, что Цезарь довольно благородно поступил с помпеянцами, а также не оскорбил памяти своего соперника и всегда высказывался о нем с глубоким уважением [Div. VI. 6]. Данный факт, безусловно способствовал нормализации отношения оратора к диктатору.

Цезарь возвратился в Рим полновластным правителем империи. По словам Цицерона его власть была столь велика, что обняла собой всю Вселенную, ему одному принадлежала и государственная власть в Риме. Единовластителем называет его Цицерон в одном из писем [Div. IV. 9].

В письме к М. Марцеллу Цицерон указывает на одну характерную черту Цезаря ‒ его самостотяельность и независимость от влияния. Даже «свои» люди, ближний круг, друзья могли мало повлиять на диктатора. Во всех поступках он руководствуется исключительно собственным умом [Div. IV. 9].

Цезарь, безусловно, является справедливым правителем (хотя, как мы видели раньше и вел несправедливые войны). В справедливости его характера Цицерон мог убедиться, когда просиживал долгие часы в приемной Цезаря. Его, конечно, коробила такая фамильярность, ведь заслуженные оптиматы и консуляры вынуждены были дожидаться приема как простые просители, однако, он не мог не отметить ту мягкость и приветливость, с которой Цезарь обращался со всеми [Div. IV. 4]. Не было ни одного случая, чтобы Цезарь отказал кому-либо в просьбе, напротив ‒ он с большим вниманием выслушивал каждого просителя и разрешал дела максимально справедливо [Div. VI. 12]. Цезарь не был падок на лесть, поэтому угодники и подхалимы не имели с ним никаких шансов, а серьезные и скромные челобитчики всегда получали по заслугам [Div. VI. 12]. Как видим из этих непредубежденных замечаний Цицерона, Цезарь, вопреки пессимистическим прогнозам, что власть развратит его, остался верным своему девизу: побеждать милостью и великодушием. Он не только прощает бывших своих противников, но простив их, уже не делает различия между ними и «своими». Это вызывает восторг у тех, кто еще недавно видел в нем реинкарнацию Суллы. Более того, Цезарь не боится назначать их на ключевые посты и должности ‒ так велика его милость и справедливость.

Но несмотря на такие либеральные нравы, установившиеся с водворением Цезаря в Риме, речь о республике уже не шла. Ведь теперь все зависело от воли (а лучше сказать произвола) одного человека [Div. IX. 16], и от прежнего римского строя, по выражению Цицерона, остались одни обломки [Div. IV. 3]. Основы старой доброй республики были потрясены, Сенат же, этот оплот идеального государства, был поколеблен еще ранее. Истые республиканцы вроде Цицерона считали его погибшим в ту самую минуту, когда грянула гражданская война. Сенат, а вернее то, что продолжало им называться, когда сама сущность уже была уничтожена, вместе с продавшимися Цезарю сенаторами, уже не был цитаделью законности, но простым сборищем. Не было и речи о мало-мальской оппозиции Цезарю, а ведь только плюрализм мнений может гарантировать равновесие и справедливость.

В продолжении испанской войны образ Цезаря в представлении Цицерона еще больше удаляется от республиканских идеалов. Если предыдущую африканскую кампанию он считал войной справедливой (со стороны Помпея, истинного защитника республики), то настоящая война, пусть с одной стороны в ней и сражается сын Великого Помпея, чужда интересам государства. Деятельным людям, однако, ничего не остается, как ждать вестей оттуда, с окраин Рима. Неважно, кто победит, для республики и тот, и другой одинаково плохи [Div. VІ. 3].

В этот период Цицерон кардинально пересматривает свое отношение к Цезарю. Этот пересмотр находится в тесной связи с развитем взглядов оратора на происходящие исторические события, на их смысл и значение для Рима. До сих пор Цицерон абсолютизировал волю человека, полагая, что все события являются результатом волеизлияния отдельных лиц. Естественно, что с таким мнением невозможно не обвинить Цезаря в развязывании гражданской войны, т.е. невозможно не искать виновных, тогда как на самом деле целесообразнее размышлять не о зачинщиках, а о причинах и предпосылках. Только такой подход продуктивен, и к нему начинает склоняться Цицерон.

Даже в переписке Цицерон приходит к пониманию, что гибель республики и установление тирании происходит из «всеобщего исторического движения», а вовсе не по воле отдельных, пусть и сильных личностей [Div. VІ. 6]. Цицерон снимает ответственность за все беды с Цезаря и переносит на обстоятельства времени. Не Цезарь, во власти которого пребывает Рим, виновен в гибели республики, ‒ замечает он в одном из писем [Div. VII. 28]. Цезарь также мало виновен в своей тирании, как патриоты (к которым причисляет себя оратор) в том, что они теперь сделались рабами. Если они ‒ рабы Цезаря, то Цезарь ‒ раб обстоятельств [Div. IX. 17].

Рассматривая в этом качестве Цезаря, Цицерон таким образом представляет его больше в роли пассивной, чем деятельной, его воля как исторической личности по сути стремится к нулю, ведь исходя из представлений оратора, Цезарь всего лишь орудие в руках слепой судьбы. В этой решительной смене курса можно усмотреть тот самый максимализм, который был свойственен Цицерону на протяжении всей его жизни. Да, идеальный муж должен отличаться умеренностью, в том числе умеренностью во взглядах, однако Цицерону было тяжело достичь этого состояния равновесия. Часто его суждения грешат односторонностью, что мы и наблюдаем в данном случае.

Победа Юлия Цезаря на белгами. Художник Л. ван Энгелен, 1830-е гг. (?)

Известно, что в этот период, еще до возвращения в Рим, Цезарь лелеял планы о государственном переустройстве. Ими он делился с окружением, а те, в свою очередь, передали их Цицерону. В письме Аттику Цицерон сообщает, что Цезарь говорит о нарушении законов в свое отсутствие, в частности, закона об издержках [Att. XIII. 7].

По мере того, как испанская война двигалась к концу, вновь менялось отношение Цицерона к Цезарю. По сути оно возвращалось к исходной точке, Цезарь вновь стал видеться оратору тираном, врагом республики и патриотов. Это отрицательное отношение сохранится до самой смерти Цезаря.

Естественно, что Цицерон соблюдал внешние приличия и на словах не переставал выражать Цезарю свои дружеские чувства. Выражением этой политической дружбы является переписка Цицерона с Цезарем, находившимся в Испании, от которой до нас сохранилось два письма. В переписке с друзьями и родными Цицерон мог позволить себе быть более откровенным, именно из писем Аттику [Att. XII. 45; Att. XII. 47; Att. ΧIΙ. 28] мы можем узнать о реальных чувствах, которые оратор испытывал к Цезарю. Вместе с возвращением эпитетов о тирании, мы констатируем и возвращение враждебно-тревожного чувства к фигуре правителя.

В этот период Цицерон составил Цезарю некое послание с советами, которое он затем уничтожил. В письме Аттику он сообщает, что хотел бы изложить Цезарю соображения честного и убежденного гражданина, настолько искренне, насколько это возможно [Att. XII. 51]. Можно заключить, что Цицерон собирался изложить Цезарю свою ортодоксальную республиканскую программу, рассматривающую варианты восстановления подобия республиканского строя в государстве с единовластным правителем. Понимая сложность своей миссии ‒ высказать свои убеждения и при этом не разозлить Цезаря [Att. XII. 40] ‒ Цицерон долго колебался, но так и не смог завершить начатого. Вероятно, произведение не устроило его и было уничтожено.

Почему же Цицерон так боялся Цезаря, что даже не решился послать ему свои рассуждения? Возможно, оратор считал, что тот самый милостивый и справедливый Цезарь больше таковым не является, потому что единоличная власть развратила его. В этих своих взглядах он опирается на исторические аналогии ‒ Александра Македонского и Аристотеля [Att. ХIII. 28] ‒ ведь Александр стал таким надменным, необузданным и жестоким после того, как его провозгласили царем. Так ведь и Цезарь ‒ царь, утверждает Цицерон [Att. ХIII. 37].

Чем ближе конец испанской войны, тем более сильно стремление Цицерона к сближению с людьми Цезаря. Таким образом он вероятно хотел обеспечить себе безопасность, и это ему, без сомнения, удалось. Цезарь был все также дружелюбно настроен к Цицерону, он послал ему соболезнования в связи со смертью любимой дочери Туллии, а также вполне благосклонно отнесся к публикации «Катона», несмотря на то, что трактат был направлен против него.

О событиях, произошедших во время Мартовских ид в переписке Цицерона не упоминается.

Как видно, у Цицерона имелись довольно четкие представления о том, какими качествами (доблестями) должен обладать мудрый правитель, а также о том, какая форма государственного правления является наиболее целесообразной. Стремление к познанию истины, справедливости, опеке над своими подданными, умеренности и воспитанию силы духа ‒ вот, по мнению Цицерона, все то, что характеризует истинного государственного мужа. Указанные идеалы, полагаем, были определенными ориентирами и для самого оратора, идеальной моделью поведения в сложных исторических реалиях.

Идеальным государственным строем для Цицерона всегда была республика, на протяжении всей своей жизни он защищал республиканские идеалы. Несмотря на то, что в его Отечестве установилась диктатура, оратор всеми силами стремился сохранить республиканские основы, для каких целей старался влиять (как мог) на римских правителей (сначала на триумвиров, потом на Цезаря).

Сопоставляя черты идеального правителя с образом Цезаря, вырисовывающегося в переписке Цицерона, приходим к выводу, что они не совпадают. Во-первых, потому что идеал на то и идеал, что трудно достижим, и мерить идеальными мерками реальную политику и историю ‒ занятие, по нашему мнению, бессмысленное. Даже в рамках героического и легендарного Древнего Рима теоретические изыскания Цицерона о государственном муже выглядят скорее как утопия. Во-вторых, еще и потому, что Цицерона сложно назвать беспристрастным и объективным. Будучи современником Цезаря, в какие-то моменты он был его другом и последователем, а какие-то ‒ непримиримым обличителем; исторические события, куда был втянут Цицерон, принуждали его защищать свои интересы, которые не обязательно совпадали с интересами правящей верхушки. Все это и обуславливает громадные расхождения образа Цезаря и идеального правителя.

В оценке деятельности Цезаря, тем не менее, Цицерон был достаточно объективен и признавал его силу, власть и могущество, но также и справедливость, наравне с необузданной воинственностью.