Смерть шаха Бабура: самопожертвование или возмездие?

Сергей Фоменко

Задолго до рожденья печальной философии декадентов смерть манила человеческое сознанье. Фантазия писателей приобретает особенно яркие краски, когда речь заходит о кончине персонажа. Возможно, это замечательно для художественной литературы, но историческим хроникам несет урон. Последние дни жизни ярких личностей окружаются неправдоподобными деталями, приобретают мистическое значение. А уже после смерти слухи распространяют сведение о предзнаменованиях, которые ей предшествовали; в уста правителей влагаются красивые последние фразы, которые может и проясняют их личные качества, но на самом деле никогда произнесены не были. Наконец, если сам момент гибели не содержит для автора обильного материала, который можно раскрасить фантазией, то последняя обращается к предсмертной болезни. Результатом этого вполне может стать то, как распространенное и известное заболевание превращается в памяти потомков в нечто совершенно загадочное. 

Болезнь основателя Империи Великих Моголов – Бабура – может стать характерным примером. Он был слишком необычным человеком для обыденной смерти.

Бабур

В историографической традиции Запада за Бабуром утвердился неофициальный титул последнего великого завоевателя Востока. Этими словами как бы подчеркивается его преемственность с цепочкой великих воинов, берущей начало от Атиллы, продолженной Чингисханом, Угедеем, Батыем Великолепным и Тимуром. Эту концепцию в какой-то степени подтверждают и генеалогические изыскания: первый Великий Могол имел родственные связи и с чингизидами, и с тимуридами. И все же он разительно отличается от своих предков.

Восточные рукописи удостоили его эпитета «странник», и во многом представитель древних династий соответствует этому образу. В его жизни не было покоя, а скитания в ней числом превосходят военные походы. Как и Тамерлан Бабур начинал строить свою Империю с нуля, но если первый возглавлял банду разбойников, то начало его жизни было безоблачным среди изнеживающей роскоши Аниджана. Слова, означающие монголов и кочевников, были долгое время ненавистны для слуха юного правителя, так как именно с ними он ассоциировал своего главного врага – узбекского властелина Шейбани-хана.

Но судьба распорядилась по своему: в авантюрной попытке захватить Самарканд и борьбе с Шейбани Бабур потерял свой собственный трон, а решив вернуть его – и армию. Он превратился в то, что презирал, и вынужден был скитаться с вновь и вновь набираемыми отрядами приверженцев. Его восхождение не было цепочкой исключительных побед, какие прославили имя Темучина. Зато именно поражения заставляли этого странника вновь и вновь обращаться к самоанализу, к созерцанию окружающего в стремлении найти выход из ситуаций, в которые бросала его жизнь. Результатом этих размышлений стало яркое автобиографическое произведение «Бабур-наме» и сборник философских стихотворений. Никто из предыдущих великих завоевателей не сделал ничего подобного. В истории они скорее удостоились славы разрушителей, а не творцов.

В конце концов будущий Могол утвердился в негостеприимном Афганистане, где власть могла держаться только на силе. Продукты, предметы роскоши и все, что связывалось в мыслях Бабура с цивилизацией, поступали сюда из Индии. Это подтолкнуло его к грандиозному решению подчинить ее.

Историческая экспедиция Бабура на Индостан во многом напоминает походы Ермака или Кортеса: маленький, но хорошо вооруженный отряд уничтожал крупные армии местных князей. Их разрозненные государства объединялись в одну колоссальную державу, последнее крупное государственное образование Индии до прихода колонизаторов.

Однако Бабур хорошо понимал, что его усилия будут бессмысленными, если ему не удастся утвердить в новой стране свою династию. А жизнь готовила ему новое испытание – в виде тяжелого приступа болезни, сразившего старшего сына Могола – Хумаюна.

  Хумаюн

Последнее упомянутое имя переводится как «Счастливый». Оно, казалось, было злой насмешкой над его обладателем: все правленье и вся жизнь Хумаюна были цепочкой несчастий, последним из которых станет его нелепая смерть от падения с лестницы. Но в тот момент он был нужен отцу, так как именно ему было уготовано стать преемником.

Спасение наследника стало последним деянием завоевателя. Именно с этим связывается легенда о предсмертной болезни Бабура. Он решился «выкупить» у судьбы жизнь сына, предложив в качестве оплаты свою. «Трижды он обошел ложе больного, громко обращаясь к Господу с этим предложением, и в тот же день, когда Хумаюн начал поправляться, Бабур заболел лихорадкой, от которой вскоре умер [26 декабря 1530 г.]».

Легенда о самопожертвовании отодвинула на второй план историю болезни основателя династии Монголов: после столь ярких подробностей, скрупулезные факты редко вызывают интерес.

Между тем «Бабур-наме» говорит, что ее автора уже достаточно давно мучила тяжелая болезнь, рецидивы которой перемежались с длительными ремиссиями. К сожаленью, описания симптомов ее, как и методов лечения, минимальны. По сути симптом лишь один – нарывы. Все прочие слова патетичны и подчеркивают тяжестью мук правителя, а не течение заболевания. Приступы лихорадки и бессилие порой заставляли Бабура перемещаться на носилках, а его врачей уповать больше на божью милость, чем на лекарства. Это мало что дает современному доктору, но не делает ситуацию неразрешимой.

Первой болезнью в списке возможных можно поставить проказу. Она была хорошо известна и восточной, и западной цивилизации, однако первой не был свойственен суеверный ужас перед прокаженными. В Европе обитатели лепрозориев превратились в обособленную группу, социальное меньшинство; за проявлениями милости к ним со стороны населения часто крылась презрение и ненависть. Старинный закон запрещал помещать лепрозорий ближе, чем на расстоянии брошенного камня. Жизнь зараженного этим недугом была страшнее смерти. Впрочем, исход ее тоже не всегда смертелен, а течение не всегда такое тяжелое, как представляли ее себе одержимые предрассудками.

Современная медицина выделяет несколько форм проказы. Наиболее опасная – лепроматозная: тело при ней покрывается множественными изъязвляющимися узлами (лепромами), поражаются внутренние органы (печень, почки), глаза. Именно эта разновидность и вызывала ужас в Средневековом мире. Менее серьезны – туберкулоидная и недиффиринцируемая. Для первой характерны только кожные поражения, для второй признаки первых двух форм, но процесс более долгий.

Проказой последнего типа страдал иерусалимский король Бодуэн IV. Уже в детстве проявлением недуга стала его слабая чувствительность: будущий монарх не испытывал боли от ударов (лепра ведет к расстрйоству болевой, тактильной и температурной чувствительности). Прогрессирующая патология заставила его в конце концов удалиться от государственных дел, и в памяти народа король остался больше благодаря болезни, от которой получил прозвище.

Логично было бы предположить, что и Бабур был болен одной из двух последних форм проказы. Но это очень хрупкая концепция. Ее разрушает хотя бы то, что для лечения завоеватель применял слабительное. Это говорит о вовлечении в патологический процесс, главным образом, кишечника. Поражения кишечника могут сопровождаться кожными изменениями. Одним из примеров может быть состояние организма римского императора Октавиана Августа, описываемого Светонием: «Тело его, говорят, было покрыто на груди и на животе родимыми пятнами, напоминающими видом, числом и расположением, звезды Большой Медведицы: кожа во многих местах загрубела и от постоянно расчесывания и усиленного употребления скребка образовались уплотнения вроде струпьев» (Светоний. Август, 80).

Д. Кончаловский, комментируя этот отрывок, заметил: «Надо полагать, что Август страдал катарром [воспалительными изменениями] кишечника с последующими токсическими кожными проявлениями».

Встречались ли среди индийских властелинов болезни кишечника? Весьма часто. Внук Бабура – Акбар, которого считают индусы считают величайшим правителем Индии, умер от длившейся три недели лихорадки, сопровождавшейся поносом и кровотечением из кишечника. Царевич Альбар из окружения Бабура также умер от кишечного расстройства.

Что касается самого основателя династии, то косвенно на схожую патологию указывает загадочное происшествие с его мнимым отравлением. Согласно «Бабур наме» факт отравления несомненен. Во время обеда автор почувствовал себя очень плохо, поев вяленой говядины. У него началась тошнота и рвота, чего раньше с ним никогда не бывало. Муки продолжались неделю и разрешились, когда желудок больного изверг нечто, «похожее на перегоревшую желчь».

Повар был подвергнут пытке и признался в том, что подложил в еду яд. Но пытка - плохой источник доказательств. Боль часто вырывает у человека признание в том, чего он никогда не совершал. С другой стороны каловые массы с примесью гноя (или крови) типичны для кишечных заболеваний. Поэтому Бабура можно поставить в ряд со своими родичами.

Велико было бы искушение предположить, что Моголы страдали некой наследственной болезнью пищеварительной системы. Однако, единственной родовой болезнью предков и потомков завоевателя был алкоголизм. Пьянство подвергалось осуждению среди восточных династий. Историк, описывающий правленье золотоордынского хана Шахруха, упрекал его в том, что последний так много пил, что часто засыпал пьяным. И тем не менее, алкоголизм встречается и у первых чингизидов, а у поздних превращается в закономерную особенность личности. Уже наследник Чингисхана – Угедей, по замечанию миссионера Мостерта «обнаруживал черты хронического пьяницы». Сам хан открыто говорил, что имеет две слабости: женщин и вино; в результате, он не умер от цирроза печени только потому, что был отравлен.

Отец Бабура – Омар Шейх – также неделями не выходил из запоя. Вино и разведение голубей, для которых он построил голубятню на высокой башне, волновали незадачливого правителя Ферганы. Его жизнь закончилась, когда он сорвался с этой башни.

  Омар Шейх

Пьянство сгубило и трех младших братьев Бабура, и сам он предавался ему, воздерживаясь лишь на время наиболее опасных и трудных походов. Торжественно провозгласив совсем отказаться от спиртного после сорока лет, завоеватель приближаясь к этому возрасту пил все больше и больше. И все же алкогольная интоксикация не является исчерпывающим объяснением состояния Могола. 

Другой диагноз – близкий к истине – приводит в своей книге историк и писатель Гарольд Лэмб, считавший, что двор завоевателя поразила дизентерия. Этот недуг по праву считался болезнью средневековых воинов. От нее (в сочетании с воспаленьем внутренних органов) умер непобедимый английский король-завоеватель Генрих V и, судя, по всему – германский император Фридрих II. Дизентерия свела в могилу и Мункэ, четвертого правителя Монгольсокй империи Чингисхана, а с ним и большую часть его армии.

Этот диагноз, вероятно, уместен в случае Акбара и даже других Моголов, не обнаруживавших симптомов, кроме вышеназванных (хотя кровточение из кишечника может быть признаком и других заболеваний). Однако для дизентерии не типичны кожные изменения, и нарывы Бабура никак в эту картину не укладываются. По этой же причине приходится отбросить и действие алкоголя, который, в принципе, способен вызвать хроническое воспаленье кишечника, имеющее в своем течении ремиссии.

Ответ кроется скорее среди близких дизенетрии кишечных инфекций. Идеальным вариантом можно назвать иерсиниоз. Это контагиозное заболевание, вызываемое бактерией типа Iersinia, к которым относится и чума. Название ее происходит от фамилии французского бактериолога Александра Йерсена (Jersin), описавшего в конце XIX в. несколько видов бактерий-иерсиний. Симптоматика самого иерсиниоза, увековечившего фамилию биолога и в медицине, установили немного позднее. Причем было выявлено, что если ранняя стадия течения этой болезни очень сходна с дизентерией (вплоть до некоторых осложнений на суставы, к которым приводят обе патологии), то позже появляется заметный признак, применяемый в дифференциальном диагнозе: сыпь, как при краснухе и скарлатине, с последующей пигментацией кожи. У некоторых больных развивается еще и нодозная эритема – изменения цвета больших участков кожи.

Возвращаясь к Бабуру вспомним, что автор «Бабур наме» был интеллектуалом, поэтом, стратегом и обладателем еще множества талантов, но он не был врачом. Скорее всего он использовал для обозначения столь заметных перемен со своей кожей распространенное слово «нарывы», которое было в ходу благодаря проказе (но само это заболевание в сочинении не упомянуто, а значит лепрозные изъязвления не походили не имеющиеся у Бабура).

Таким образом, именно иерсиниоз и является наиболее близким диагнозом основателя Империи Великих Моголов. Это подтверждают и другие косвенные свидетельства. Например, обострение болезни в период засух и жары, что характерно для этой инфекции.

В болезни падишаха не было ничего исключительного. Вспышки кишечных инфекций, как было указано выше, терзали его окружение. Стечение обстоятельств наложило время обострения его заболевания с ремиссией у Худаюна, дав начало легенде о самопожертвовании отца. И только это как-то выделило кончину Могола из общего потока обыденных смертей, прославив ее в истории.

Скептический историк, знакомый с медициной, увидел бы скорее в кончине великого завоевателя вовсе не самопожертвование, а кару. Изгнанник Аниджана вторгся в чужую страну, и хотя смог утвердить здесь свою династию, до самого конца Империи Моголы оставались на Индостане чужаками. Культура, пища, традиции до конца не были восприняты ими, и это проявилось уже в правлении наследников Акбара. Природа и удушливый климат тоже были не гостеприимны для обитателей гор. Это объясняет такую подверженность инфекционным болезням, к которым коренные обитатели этих мест наверняка имели хоть к какой-нибудь иммунитет.

Индийский мир так и не приняла нежданных гостей, и даже болезни этого мира обратились против них.