Баранов Е. Московские легенды Брюс и волшебная наука

     Был этот Брюс умнейший человек, ученый: волшебную науку постиг лучше и некуда. Ну, и прочее. Какая видимость на земле, какая на небе — это мог определить, что к чему принадлежит. Ну, тут и так, и этак толковать можно, у каждого свой ум. А вот как он свою волшебную науку показал, так это на удивление: живую женщину сделал из цветов: ходила, работала, прислугой у него была, только говорить не могла. А Брюсова жена приревновала к нему эту прислугу.
— Ты, говорит, с нею живешь. А Брюс смеется:
— Эх, говорит, Дурында Ивановна, ничего не понимаешь. Ну, та все свое, давай его грызть, давай пилить каждый день:
— Не без того, говорит, ты с ней живешь. Вот раз при гостях и начни она его срамить.
— Бесстыжие, говорит, глаза: от законной жены откачнулся, с прислугой связался. Взяла тут досада Брюса.
—  Эх, говорит, дуреха, да и мозги твои дурацкие. Посмотри-ка, какая это прислуга! — Взял, да и вынул железный стержень у прислуги из головы. Она тут вся цветами и рассыпалась. Жена, гости: ах-ах! А жена говорит:
— А я думала, она из тела сделана.
Ну — баба, какое у нее понятие о такой науке?
     А только нашлись такие шпионы поганые, — может, из гостей и были, — донесли царю про это Брюсово рукомесло, про цветочную женщину. А царь не любил Брюса, и не любил вот за что: Брюс сделал над ним волшебную насмешку. Он хотел шутку подшутить, а вышла насмешка. А какая это была насмешка — точно рассказать не смогу. То ли он царя в дураках оставил, или еще что... не знаю... А какой был царь — тоже сказать не сумею, только не Петр Великий.
     Ну, значит, эти мазурики-шпионы донесли царю. А царь говорит:
— Этот проклятый Брюс — бельмо у меня на глазу. Пойдите, говорит, хоть обманом поймайте его и приведите под конвоем.
     Хм... «поймайте»... Не таковский Брюс был, чтобы попасть в клетку: царь только сказал, а он уже знал, что ловить его собрались. Царь думал обманом взять его, а Брюс сам всех обманул.
     Ну, полиция и направилась прямо к Брюсу в дом. А жил Брюс на Басманной — дом и теперь цел. И в доме этом в стену вделана гробовая доска — крышка от гроба, и на ней крест, а повыше доски надпись сделана, только не нашими буквами, а какие это буквы — никто не знает и прочитать никто не может. Собрались профессора, посмотрели и отвернули нос: не вкусна говядина, не по зубам. Ну, прочесть не сумели, давай Брюса ругать: накрутил, нацарапал, сам чорт не поймет! И немцы, и англичане приезжали разбирать надпись, и французы... Ничего у них не выходит.
— Нет, говорят, не нам читать это надписание.
     Ну и приказание было закрасить эту надпись и гробовую доску. И сколько раз закрашивали, а никак закрасить не могут: нынче закрасят, а назавтра доска и надпись опять выступают. Вот она какая тут волшебная наука!
     Ну, хорошо... Вот, значит, полиция пришла в Брюсов дом. Пристав и спрашивает жену:
— Где Брюс? Она говорит:
— Из Москвы уехавши. К вечеру вернется.
     А это Брюс научил ее так говорить. Вот пристав и пошел ловить Брюса по заставам. Ну, разослал на пять застав. Смотрит — сам Брюс едет. Тут пристав подкрался, ухватил Брюса.
— А-а, говорит, попался, милачок!
     А Брюс ничего: попался и попался, и не вырывается, стоит смирно. Только смотрит пристав — волокут еще одного Брюса. Он и рот разинул.
—  Что же это такое? — говорит. — Откуда взялось два Брюса? А тут и третьего притащили. Да так на пяти заставах пять Брюсов и наловили. И все как один, точка в точку, и обличьем, и одеждой, и голосом. Пристав и глаза вылупил, и понять ничего не может — как ошалелый стоит.
— Кто же, спрашивает, из вас настоящий Брюс? А Брюсы смеются:
— Да мы, говорят, все настоящие, все сами по себе.
     Вот тут и разгадывай — где настоящий. Ну, что тут делать приставу? И ничего придумать не может. Ведет к царю всех Брюсов: пусть, мол, сам ищет настоящего. Вот приводит:
— Так и так, эмператорское величество, говорит, наловил я, говорит, на заставах пять Брюсов, а какой из них настоящий Брюс — не мог дознаться.
     Посмотрел царь на этих Брюсов, и зло его взяло большое:
—  Ну и стерва же, говорит, этот Брюс, ишь, на какие штуки ударился! Ну как, говорит, отыщешь тут настоящего Брюса, ежели все они один в один? Только, говорит, одно и остается: взять, да и перестрелять всех из поганого ружья. Да и то вряд ли настоящего убьешь: уйдет, говорит, проклятый, козявкой обернется и уйдет, а безвинные люди смерть примут... А я, говорит, не хочу грех на душу брать.

    Думал, думал:
— Гоните, говорит, всех вон — добра нечего ждать от них! Ну, кинулись к Брюсам — кого в шею, кого по затылку.
     Побежали пятеро, а стало четверо, и ведь совсем они не Брюсы, а царские генералы. А это Брюс нарочито обернул их Брюсами, чтобы царю досадить. Ну, стало четверо генералов, а настоящий-то Брюс пропал.
     Еще больше взяло зло царя.
— Я, говорит, так и знал, что тут подлость. Ишь, говорит, что выкинул! А генералы вернулись и жалуются:
— Когда же, говорят, эмператорское величество, посадишь проклятого Брюса на цепь?
    А царю и без них тошно. Как закричит:
— Вон из моего дворца! Генералы и помчалилсь.
     А Брюса пристав все же накрыл: сидит в пивной и пивцо попивает.
— А-а, — говорит пристав, — вот где настоящий Брюс! А Брюс ему говорит:
— Ты вот что: отстань, а не то оберну тебя петухом — будешь на улице лошадиный навоз разгребать.
     Пристав как дунет от него — испугался: свяжись, мол, с чортом и кукарекай целый век!
     Вот он какой мастер был по волшебству! И все ведь наукой постигал. Ну, это что хитро, то хитро, а все же не настоящее. А настоящее вот какое у него было дело: из старых людей молодых делал. И никаким отваром не поил, а поступал великатно: увидит старика, сейчас перережет ему горло и давай его кромсать — всего на куски изрежет. После того польет одним составом — тело срастется, польет другим — и станет из старика молодой. Вот это наука, всем наукам наука!
     Ну, только же она и погубила Брюса. Правду сказать, тут наука не виновата, а лакей Брюсов виноват — такая гадина был человек. Вот кому бы пулю из поганого ружья в затылок закатить — в самый бы раз!
     Тоже и Брюса оправдать нельзя. Нашел, кому довериться в таком важном деле — лакею! А может, тут такая судьба Брюса была — пропасть ему от лакейской руки. Это, пожалуй, вернее будет...
     А уж стар был Брюс — восемьдесят годов было. И говорит лакею:
—  Изруби меня на куски. Сперва, говорит, вот из этого пузырька полей, потом вот из этого, и стану, говорит, я юноша прекрасный.
     Вот лакей изрубил его на куски. Из одного пузырька полил — срослось тело, а из другого не стал поливать. Побежал к царю... ну, может, не к самому царю, а к генералу, который при царе находился.
— Вот каким, мол, средствием я сделал конец Брюсу. Ну, отпустили ему сколько-то денег. А Брюса поскорее тайком похоронили — боялись, чтобы не ожил.
     А книги Брюсовы приказал царь разыскивать и жечь. И которые нашли — сожгли... Только еще штук с десяток утаили... ну те, которые разыскивали: пристава, полиция. А самые главные книги под Сухаревой башней в сундуке железном спрятаны. В башне этой у него мастерская была. А из башни ход был проделан в подземелье. Тут вот, в этом подземельи у него главная мастерская была, там он и делал разные секретные составы. Да нетто в одном месте у него такое подземелье было? Он всю Москву избуровил, ходы проделал, как крот. А книги те и посейчас лежат там.

Записано мною в Москве 15 ноября (н. ст.) 1925 г. от крестьянина, ломового извозчика Ивана Антоновича Калины из Волоколамского уезда.