Национальный Эрос и культура. Том 1 Эротические игры и шутки на семейской свадьбе в селе Укыр Читинской области

Семейские Забайкалья — группа русских старожилов Восточной Сибири, потомки староверов, переселившихся за Байкал в XVIII веке из районов Ветки и Стародубья, где они жили с XVII столетия. Семейские представляют собой локальную этно-конфессиональную группу, имеющую своеобразную культуру, которая отличает их от других представителей русского населения региона, в частности от казаков.
В истории формирования семейских культурных традиций пока еще много неясного. Одни исследователи считают, что группа забайкальских староверов сложилась из раскольников, бежавших в XVII столетии в тогда еще польские земли из Московской, Тверской, Тульской, Рязанской и других губерний, и поэтому в основе их культуры лежат народные традиции Центральной России, другие отмечают значительную долю в ней южнорусских элементов (См.: Болонев Ф. Ф. Народный календарь семейских Забайкалья (Вторая половина XIX — начало XX в.). Новосибирск, 1978).
В отличие от другого русского населения Забайкалья, семейские сохранили до сегодняшнего дня в своей культуре многое из того, что они принесли с собой, переселившись в Сибирь в XVIII веке, особенно песенные традиции и обряды семейного и календарного циклов.
С 1993 года мы ведем полевые видеоантропологические исследования в Красночикойском районе, где проживает основное население семейских Читинской области. Срок небольшой, но за это время нам удалось записать образцы практически всех фольклорных жанров, бытующих у них: сказки, легенды, мифологические рассказы, заговоры, песенный фольклор и проч. Были сделаны видеосъемки обрядов лечения сглаза, испуга, грыжи, празднования Троицы, поминок, освящения дома, крещения, святочного заваливания ворот и др. (См.: Кляус В. Л. Движение людей / движение предметов в забайкальском святочном обряде заваливания ворот // Концепт движения в языке и культуре. М., 1996. С. 271-283; он же. Экспедиция к семейским Чикоя // Живая старина. 1998. № 2. С. 48).
В 1993 году в одной из экспедиций мы записывали на видео свадьбу, которая игралась в селе Укыр, находящемся на юге Красночикойского района, на самой границе между Россией и Монголией (Пользуясь случаем, благодарим всех жителей села Укыр, особенно семью Н. И. Арефьева, за радушный прием и помощь в работе экспедиции, организованной Забайкальским государственным педагогическим университетом им. Н. Г. Чернышевского, в которой кроме автора статьи как руководителя приняли участие преподаватель кафедры литературы А. Е. Горковенко и студенты филологического факультета Юлия Балыбердина, Виктория Макушева, Светлана Юрьева). По техническим причинам видеосъемка велась только в течение первого дня свадьбы (которая традиционно продолжается здесь не менее двух дней). Нам удалось зафиксировать следующие этапы этого обрядового действа:
1. Приезд жениха в дом невесты.
2. Регистрация в сельсовете.
3. Приезд свадебного «поезда» к дому жениха и застолье.
4. Приезд свадебного «поезда» в дом невесты и застолье.
В своей начальной и официальной части (регистрация) эта свадьба почти ничем не отличалась от других, которые нам приходилось наблюдать, к примеру, в областном центре — Чите: приезд жениха за невестой, перед тем как они отправятся на регистрацию, сопровождался различными «трудными задачами»: узнавание отпечатков губ, принадлежащих будущей супруге; целование ее фотографии, помещенной под потолок; нахождение ключа, спрятанного в зернах гречки, и проч. Регистрация проходила по типовому сценарию, разработанному для подобных случаев: выступление регистратора, вручение свидетельства, произнесение слов родными и близкими с обеих сторон, шампанское и т. д.
Необычно стали развиваться события после регистрации в сельском клубе. Молодые со свидетелями уехали кататься на машине по наиболее живописным местам в окрестностях села, а остальные участники свадьбы отправились в дом жениха. «Свадебный поезд» (автобус с родными и друзьями молодоженов) встретил у ворот дома ряженый.
Необходимо отметить, что в научной литературе о семейских нам нигде не встречалось упоминание о ряженых на свадьбе, хотя наш последующий опрос в других селах и деревнях района (Архангельское, Альбитуй) убедительно показал, что этот обычай имеет здесь широкое распространение. Вместе с тем он не уникален. Л. М. Ивлева, один из авторитетных современных исследователей русского ряженья, писала, что прочная связь окрутничества со свадьбой выявляется почти повсеместно, но большая часть сведений о нем имеет слишком общий характер и предельно лаконичные описания (См.: Ивлева А. М. Ряженье в русской традиционной культуре. СПб., 1994).
Свадебное ряженье семейских Чикоя представляет собой локальную разновидность этого, видимо когда-то широко распространенного, обычая. Одно из его отличий состоит в том, что на Чикое рядятся не на второй-третий, а уже на первый день свадьбы. Такое перенесение во времени может быть объяснено разрушением традиционной свадебной обрядности. Необходимо отметить и то, что игры ряженых на укырской свадьбе, сохраняя общую направленность, отличаются от известных игр окрутников, наиболее полные сведения о которых собраны в работе Л. М. Ивлевой (Там же. С. 114-117).
В Укыре «свадебный поезд» у дома жениха вместе с другими встретил «доктор» (Доктором была одета родственница будущего мужа, очень бойкая и веселая женщина). Между двумя партиями начался спор. Со стороны невесты обвиняли родню жениха, что те у них «украли кусочек материала», поэтому хозяин (т. е. отец невесты) заболел: у него «ангина появилась кака-то». «Доктор» стал показывать невестиной родне напильник, утверждая, что это — градусник и что он им будет лечить заболевшего.
Будущего тестя насильно вытащили из машины, положили на лавку, стоящую возле дома, и «доктор» начал ставить ему «градусник» под мышку. Поднесли носилки, накрытые медвежьей шкурой (О значении образа медведя, медвежьей шкуры и меха вообще в свадебных обрядах славян, призванных обеспечить плодородие, богатство и благополучие, см.: Сумцов Н. Ф. Символика славянских обрядов. М., 1996. С. 89-90; Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 167-169; Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982. С. 100-106), и на них положили «больного». Одновременно из автобуса вытащили мать жениха. Ее уложили рядом со свояком, и «доктор» с помощниками, раскачивая носилки вверх-вниз, чуть ли не вываливая лежащих в них, со словами «тили-тили тесто, жених и невеста» понесли будущих родственников к их дому. Таким же образом «покатали» бабушку невесты.
Затем, пока молодые не приехали со своей прогулки, во дворе дома начали плясать под балалайку и петь частушки, а «доктор» продолжил свою «работу». Он ставил «градусник» женщинам, которые оказывались около него.
Болезненное состояние — «ангина кака-то» — имело, судя по всему, сексуальное происхождение. У «доктора» (представителя партии жениха) было единственное средство лечения — «градусник» в виде напильника. «Градусник» ставился «больным» — родне невесты, т. е. ее заместителям. Интересно, что отцу — в лежачем положении, на лавке. Место, куда «доктор» клал «градусник», — это подмышка, пазуха, которое, в данном случае, видимо, заменяет иной орган (Ср. в песне, где пазуха стоит в одном ряду с такими органами любовных утех, как губы и vagina:
 
...Что у тебя, девица, губушки сладеньки?
— Пцолы были, мед носили, а я принимала.
— Что у тебя, девица, в пазушке мякенько?
— Гуси были, пух носили, а я принимала.
— Что у тебя, девица, промеж ног черненько?
— Швецы были, шубу шили, лоскут позабыли.
 
(РЭФ (Русский эротический фольклор. М., 1995), 1995. С. 65. № 15)). «Доктор» в конце концов показал какой: во время пляски он поставил «градусник» себе между ног (Ср. в частушке:
 
Моя краля заболела:
Засвербело между ног.
Из порток достал лечилку
И беде ее помог.
 
(Волков (Заветные частушки из собрания А. Д. Волкова: В 2 т. М., 1999. Т. I), 1999. С. 41. № 305)).
При этом со стоящей рядом женщиной у него состоялся примерно такой диалог:
— Вот, вот, там температуру надо лечить!
— А, она уже спáла... [«доктор»].
После приезда молодоженов с прогулки все зашли в дом, и началось застолье с поздравлениями, тостами, подарками. Оно длилось около двух часов. По его окончании все участники свадьбы отправились в дом невесты.
Там свадебный «поезд» поджидало уже несколько ряженых. «Доктора» не было. Появились «солдаты» (условное название, так как эти персонажи, помимо прочего, были одеты в тельняшки и держали в руках игрушечные пистолеты), «старуха» с конской дугой, на которой висели колокольчики, «китаец» и «рыбак» с удочкой (Все ряженые были переодетыми женщинами, кроме «рыбака», который отличался от других мужчин только тем, что держал удочку. Заметим, что она могла передаваться другим гостям свадьбы).
Ряженые вытащили из автобуса сначала отца жениха, затем мать молодого и, специально положив их друг на друга (женщину сверху) на те же носилки с медвежьей шкурой (их предварительно выкрали со двора невесты), понесли к воротам дома, при этом один раз опрокинув на дорогу. Машина с молодоженами уже стояла здесь, но жених и невеста не выходили из нее.
Возле ворот дома началась пляска под гармошку. Гости стали дергать одного «солдата» за женские панталоны, в которые он был одет. В конце концов это закончилось тем, что на них порвали резинку. Дальше, на протяжении всего времени танцев у ворот, окружающие делали неоднократные попытки снять с этого «солдата» панталоны, они пробовали также засунуть ему туда бутылку водки. Сам же «солдат» кривлялся, танцевал и демонстрировал окружающим свои порванные «штаны», как бы предлагая заглянуть в них. Отметим еще здесь действия «рыбака»: он своей удочкой дотрагивался до танцующих женщин, «ловил» их.
В это время друзья жениха, перебравшись огородами во двор дома, попытались изнутри открыть ворота, но другие парни (родственники девушки) не дали им это сделать. Между мужчинами из той и другой партии началась шутливая драка, которая продолжалась с переменным успехом около десяти-пятнадцати минут. Наконец ворота были открыты. При этом они изрядно пострадали: был сломан заплот, оторвано несколько досок. Именно в это время жених и невеста вышли из машины и, в сопровождении гостей, направились в дом, хотя противоборство между их партиями еще не закончилось — от ворот оно переместилось к дверям дома.
Основной доминантой этого этапа свадьбы, на наш взгляд, являлось агрессивное поведение ряженых, участников свадьбы со стороны жениха и разрушение предметов, имеющих отношение к сексуальной сфере: ряженые роняют носилки с лежащими друг на друге родителями молодых; на ряженом «солдате» рвут панталоны; мужчины из партии жениха берут штурмом ворота дома невесты, частично ломая их при этом.
Особого внимания заслуживает последний эпизод. Ворота в знаковой системе укырской обрядовой традиции занимают значимое место. В 1994 году во время одной из поездок в Укыр мы провели видеосъемку святочного обычая заваливания ворот, который совершают в страшнЫе вечера молодые неженатые парни села. Ворота заваливаются в тех домах, где проживают девушки, достигшие брачного возраста. Парни закладывают ворота досками, поленьями, бревнами, подкатывают телеги, бочки. То есть ворота как символ входа, женского лона заваливаются предметами, имеющими фаллическую форму. Девушки должны утром все это разобрать, чтобы ворота нормально открывались. Данный обычай является своеобразной молодежной игрой, имеющей брачно-эротическое значение (См.: Кляус В. Л. Движение людей... // Концепт движения в языке и культуре. М., 1996. С. 283).
В отличие от святочной игры ворота во время свадьбы не заваливаются, а раскрываются, берутся штурмом, ломаются. И совершают это не парни (подростки и юноши), а мужчины — родственники и друзья жениха. «Разламывание», взятие силой ворот и дверей дома невесты символизирует, на наш взгляд, потерю девственности выходящей замуж девушки, коллективное «участие» в этом мужчин из партии жениха.
Необходимо отметить все же, что в целом поведение участников свадьбы было весьма сдержанным. Тема секса, эротики звучала завуалированно. Во время свадебных застолий лишь дважды мы услышали достаточно откровенные шутки эротического характера. В доме жениха одна из женщин, держа в руках огурец, обратилась ко всем сидящим за столами мужчинам со словами: «Мужики, кто потерял?» Окружающие стали называть имена тех гостей, чья это может быть потеря, и предлагать им померить в соответствующем месте. Та же женщина, обходя в доме невесты столы с тарелкой, в которой лежало несколько яиц, спрашивала: «А это кто потерял?» Шутка незамысловатая, но обращает на себя внимание то, что в доме жениха «потерян» был огурец, т. е. предмет фаллической формы, допускающей только одно толкование, а в доме невесты — яйца, которые могут ассоциироваться не только с мужской, но и с женской половой сферой.
Эротических песен и частушек услышать и записать нам на этой свадьбе не удалось. Надо отметить, что они мало бытуют в Укыре. Здесь сказывается строгость нравов, еще сравнительно недавно очень характерная для семейских-старообрядцев. Тем не менее эротизм является одним из ведущих мотивов укырской свадебной традиции. Особенно ярко он проявляется в эпизодах встречи родителей молодоженов, в образах и играх ряженых, в застольных шутках, в обычае взятия штурмом ворот и дверей дома невесты.