Голод 1946 – 1947 годов – голодомор?
Вениамин Зима
Статья опубликована в № 1 «Отечественной истории» за 1993 г. Оригинальное название: «Голод в России 1946 – 1947 годов»
Автор: Зима Вениамин Федорович, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН.
Сдача государству колхозного урожая. Фото: 4 октября 1946 г.
Великая Отечественная война привела к огромным людским потерям и небывалым разрушениям, вызванным военными действиями и оккупацией. В особенно тяжелом положении оказалось сельское хозяйство. Вследствие мобилизаций на фронт и в промышленность сильно поредело население деревни. Число трудоспособных мужчин уменьшилось к 1946 г. по сравнению с 1940 г. в 2 раза. Основная нагрузка легла на женщин, стариков, подростков. Техническое оснащение сельскохозяйственного производства значительно уступало предвоенному уровню, так как за годы войны поставка селу тракторов и плугов сократилась в 9 раз, комбайнов – в 50 раз (Арутюнян Ю. В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. М., 1970. С. 279, 322-324). Нехватка конного тягла стала причиной использования в упряжке коров, порой приходилось впрягаться и людям.
Засуха 1946 г. в зерновых районах России, Украины, Молдавии привела к тому, что в целом по стране собрали 4,6 ц зерна с гектара, т. е. меньше, чем в 1944 – 1945 гг. В создавшейся обстановке правительство использовало засуху для применения жестких методов продразверстки, заставив колхозы и совхозы сдать государству 52% урожая: т. е. больше чем в годы войны (Советское крестьянство: Краткий очерк истории (1917 – 1970). М., 1973. С. 396). Государственные поставки зерна по всем категориям хозяйств составили в 1946 г. 17,5 млн. т, что было на 2,5 млн. т ниже уровня 1945 г. и в 2 раза меньше, чем в 1940 г. (Сельское хозяйство СССР: Стат. сб. М., 1971. С. 28). Собранного количества зерновых с учетом имевшихся запасов и резервов было достаточно для обеспечения всего населения страны (ЦГАНХ, ф. 8040, оп. 8, д. 360, л. 21-23). Решив максимально сохранить накопленное, правительство избрало иной путь. Осенью того же года сняли с карточного снабжения 28 млн. рабочих и членов их семей, живших в сельской местности (Любимов А. В. Торговля и снабжение в годы Великой Отечественной войны. М., 1968. С. 202-204). Всего в конце 1946 г., включая колхозников, не было обеспечено хлебом более 100 млн. человек. Практически миллионы людей не были защищены от голода, свирепствовавшего с ноября 1946-го по август 1947 г. в большинстве областей Черноземной полосы, Средней и Нижней Волги, Южного Урала, Западной Сибири, Украины и в соседних с ней областях Белоруссии, Молдавии. В отличие от голода 1932 – 1933 гг. голод 1946 – 1947 гг. захватил многие области Нечерноземья, затронул Москву, Ленинград, Минск, Киев, Кишинев, Свердловск, Новосибирск и другие крупнейшие административные центры.
В последние годы историки приступили к изучению голода 1946 – 1947 гг., появились первые публикации на материалах Украины, Молдавии и СССР в целом (Бомешко Б. Г. Засуха и голод в Молдавии 1946 – 1947 гг. Кишинев, 1990; Перковский А. Л., Пирожков С. И. Демографические потери народонаселения Украинской ССР в 40-х годах//Украинський историчний журнал. 1990. № 2; Маковейчук И. М., Пилявец Ю. Г. Голод на Украине в 1946–1947 гг. // Там же. 1990. № 8; Волков И. М. Засуха, голод 1946 – 1947 гт.//История СССР. 1991. № 4; Зима В. Ф. Жертвы голода 1946 – 1947 гг. // История Советской России: новые идеи. суждения / Тезисы докладов на республиканской научной конференции. Тюмень, 1991 и др.). До сих пор нет работ по России, огромная территория которой с населением более 10 млн. человек была охвачена голодом. Восполнить этот пробел и призвана до известной степени настоящая статья.
Первая послевоенная сельскохозяйственная кампания доказала несостоятельность потребительского подхода к деревне как к бездонному источнику людских и материальных средств. Обезлюдевшему, разоренному селу был не по силам завышенный план весеннего сева 1946 г., завершившегося к тому же с большим опозданием. Погоня за расширением посевных площадей привела к тому, что осенью низкий урожай зерновых не смогли убрать в срок. Уборка хлебов затянулась так, что заготовки оказались под угрозой срыва. На уборку зерновых в Поволжье, на Урал, в Сибирь направили 45 тыс. солдат. Но было поздно, и немалая часть урожая ушла под снег. Просчеты в организации посевной и уборочной списали на засуху и низкую дисциплину труда в сельском хозяйстве.
Работники совхоза в Сибири грузят зерно. Фото: 1946 г.
Для того чтобы выполнить государственный план, в колхозах и совхозах изъяли семенное и продовольственное зерно, включая предназначенное к выдаче по трудодням. Для обеспечения приемки собранных в резерв 2,8 млн. т зерна срочно открыли дополнительно 3 тыс. глубинных пунктов. Больше всего хлеба вывезли из Западной Сибири, Казахстана, Урала, Поволжья и Северного Кавказа (ГАРФ, ф. 5446, оп. 49, д. 1670, л. 18; д. 3505, л. 16). В итоге заготовительной операции государство располагало значительными хлебными ресурсами.
Государственное накопление зерна приводило к сокращению и без того скудного рыночного фонда хлеба, предназначенного населению. Поступление зерна на внутренний рынок в 1947 г. по сравнению с 1946 г. сократилось в 1,7 раза. В результате хлеба выпекали в 3 раза меньше, чем в довоенном 1940 г. В Москве и Ленинграде при производстве муки для хлебопечения в целях экономии добавляли 40% примеси овса и ячменя, увеличили нормы припека хлеба (Там же, оп. 52, д. 3196, л. 24-37). В других городах качество хлеба было еще хуже.
Деревня была полностью отрезана от рынка, поэтому для нее главным источником хлеба в голодные годы являлись государственные семенные, продовольственные и фуражные ссуды. Крупные отчисления по этим ссудам были сделаны во время голода 1946/47 г. – 3,8 млн. т (в 1945/46 г. было 1,7, в 1940/41 г. – 0,6), но семенные и фуражные ссуды намного превышали продовольственные, а мука продавалась сельским жителям в редких случаях (ЦГАНХ, ф. 8040, оп. 8, д. 360, л. 21-23).
Важное место в государственном распределении зерна занимал экспорт. Если в 1940/41 г. он равнялся 1,4 млн. т и был на 5-м месте после промышленной переработки на спирт, рыночного фонда, фуража и централизованных поставок, то в 1946/47 г. экспорт составил 2,5 млн. т и переместился на 2-е место в системе распределения, уступая в объеме лишь рыночному фонду (Там же; Сельское хозяйство СССР. С. 16-28).
Доля России в общесоюзном производстве зерна составляла 90%, в государственных плановых поставках – 60%. Расход хлеба для народного потребления в расчете на одного человека производился примерно на уровне других союзных республик. Равноправное положение Российской Федерации прослеживается по рыночным фондам, зернофуражу и экспорту (ЦГА России, ф. 310, on. 1, д. 3434, л. 71-76; д. 3475, л. 58-59). Как и другие республики, Россия не распоряжалсь огромными запасами зерна, хранящегося на ее территории.
Вслед за сокращением поступлений хлеба на внутренний рынок в сентябре 1946 г. были повышены в 2 – 2,5 раза розничные цены на хлеб и другие продовольственные, а заодно на промышленные товары, распределявшиеся по карточкам. До денежной реформы в декабре 1947 г. коммерческие цены на хлеб возросли по сравнению с 1946 г. в 5 – 6 раз, на картофель – в 2,5, капусту – в 1,5 – 2 раза. Если в 1946 г. 1 кг хлеба стоил 8 – 14 руб., то в 1947 г. – 50 – 70 руб. (ГАРФ, ф. 5446, оп. 50, д. 5452, л. 11 – 12).
С помощью карточной системы огромную массу сельских жителей, составлявших 65% общей численности населения, изолировали от государственной торговли. Председателям и секретарям сельсоветов колхозов запрещалось выдавать справки и документы людям для поездки в города с целью покупки продовольствия. Кооперативная торговля, предназначенная для обеспечения деревни, в основном промтоварами, была в десятки раз слабее городской и не могла спасти от голода. Единственным местом, где сельчане могли купить или обменять что-либо на хлеб, по праву считались колхозные рынки. Однако и этот вид товарообмена всячески ограничивался государством (Зима В. Ф. От войны к миру: план и рынок продовольствия 1946 – 1948 гг. // Аграрный рынок в его историческом развитии: Тезисы докладов и сообщений XXIII сессии Всесоюзного аграрного симпозиума в Свердловске. М., 1991. С. 64 – 65).
Сдача зерна государству в Сибири. Фото: 1946 г.
Итак, политика продразверстки, примененная к колхозам и совхозам, дала возможность государству собрать достаточное количество продовольствия для нормированного снабжения населения городов и обеспечить пополнение резервов, но тем самым она обрекла на массовый голод жителей деревни.
* * *
На страницах газет тех лет писали о трудностях и путях их преодоления, о том, что «без серьезных жертв невозможно ликвидировать тяжелое наследие войны» (Правда. 1947. 2 июня). Сообщалось о засухе, недороде, но ни слова о голоде.
В медицинских ученых разработках за 1946 – 1947 гг. настоящая причина роста смертности – голод – скрывалась за такими диагнозами, как желудочно-кишечные заболевания (дизентерия, токсическая диспепсия), септическая ангина. Все это говорит о том, что врачей заставляли маскировать истинную причину смертности. Лишь в исключительных случаях за отдельные месяцы среди причин смерти называется дистрофия, алиментарная дистрофия, авитаминоз. Напротив, в секретной переписке местного руководства с центром дистрофия среди населения (слово «голод» и здесь не упоминалось) – одна из основных тем, обсуждавшаяся в связи с угрозой срыва производственных планов.
Из «закрытых» донесений правительству видно, что весной 1946 г. заболевания алиментарной дистрофией распространились на территории Российской Федерации, охватив многие районы Воронежской, Горьковской, Костромской, Курской, Новгородской, Орловской, Псковской, Саратовской, Тамбовской, Ульяновской, Читинской и др. областей, а также Башкирской, Бурят-Монгольской, Мордовской, Татарской автономных республик, Хакасской АО. Особенно были подвержены этому заболеванию жители села.
В Воронежской области число больных дистрофией достигло 250 тыс. человек, многие из них умерли. В 32 районах Курской области голодало 47 тыс. колхозников, причем их численность с каждым днем увеличивалась. В 22 районах этой области проверкой было установлено 11 тыс. больных алиментарной дистрофией, из них госпитализировано в особенно тяжелом состоянии 400 человек, умерло от истощения – 52. В Ракитянском районе остро нуждающихся в хлебе было более 16 тыс. человек, из них большинство истощенных, а 510 человек в состоянии дистрофии II степени. Не менее критическое положение было в Скороднянском районе той же области, где не имели хлеба 1139 семейств. Среди них в состоянии дистрофии I степени – 1375 человек, II – 700 и III (неизлечимой) – 135 человек. Труднее всего пришлось семьям, в которых имелось 7 – 10 и более детей, в области их насчитывалось до 56 тыс. В безвыходной ситуации оказались семьи погибших воинов и инвалиды войны, которых было более 90 тыс. Эти семьи не имели средств на покупку хлеба, продаваемого иногда в порядке помощи, по коммерческим ценам (ГАРФ, ф. 5446, оп. 50, д. 2467, л. 3-8.).
В письме, адресованном центральному руководству страны, медицинская сестра больницы зерносовхоза № 694 Облинского района Ростовской области Е. И. Бузмакова сообщала «...о страшно тяжелом положении рабочих совхоза и их детей, которые пухли от голода». Она просила прислать правительственную комиссию для того, чтобы разобраться на месте (Там же, ф. 8009, оп. 32, д. 406, л. 35).
Колхозники везут зерно на элеватор. Фото: август 1947 г.
Голод вызвал массовые заболевания населения дистрофией. Вот статистика больных: Ульяновская область – 104,6 тыс. человек, Тамбовская – 67,5 тыс., Молотовская – 33,6 тыс., Башкирская АССР – 35 тыс. человек и др. Численность больных дистрофией в колхозах Костромской области в апреле 1947 г. составила 30 тыс. человек (Там же, ф. 5446, оп. 50, д. 2468, л. 149). По неполным данным здравотдела Коми-Пермяцкого национального округа, в том же месяце имелось свыше 12 тыс. человек, страдавших дистрофией, в том числе 7 тыс детей (Там же, д. 2895, л. 49).
По данным Министерства здравоохранения РСФСР, в апреле 1947 г. зарегистрировано 372,3 тыс. больных алиментарной дистрофией, а в мае того же года их численность возросла до 507,7 тыс., из них 706 человек умерли (Там же, ф. 8009, оп. 32, д. 404, л. 55-58). Впереди были июнь и июль – не менее трудные для выживания месяцы, но из-за пробелов учета мы не располагаем данными о численности больных дистрофией и умерших от нее.
Более точные сведения есть по Украине и Молдавии. На 10 апреля 1947 г. по 23 областям Украины и г. Киеву из 819 тыс. больных дистрофией 80% приходилось на село, а число умерших от дистрофии составляло 32 тыс. (Там же, л. 53) Всего в республике голодало более 2,7 млн человек колхозного населения (Перковский А. Л., Пирожков С. И. Указ. соч. С. 22). На то же время в Молдавии зарегистрировано более 300 тыс. больных дистрофией, из которых умерло более 36 тыс. (ГАРФ, ф. 8009, оп. 32, д. 404, л. 40).
По всей стране голодали рабочие железной дороги, проживавшие в сельской местности, у которых в 1946 г. сняли с централизованного снабжения детей и иждивенцев. В декабре 1946 г. отмечены массовые заболевания дистрофией среди семей железнодорожников. По неполным данным, к концу года на 16 железных дорогах страны насчитывалось более 11 тыс. больных дистрофией. Наиболее неблагополучное положение было на Забайкальской железной дороге (2,5 тыс. больных), Кишиневской (2,4 тыс.), Сталинской (670), Кировской (260), Сталинградской (250 больных) (Там же, ф. 5446, оп. 50, д. 2824, л. 11). Некотороые рабочие ввиду истощения не могли выходить на работу, часть детей не посещала школу, зарегистрированы случаи смерти от голода. Многие железнодорожники увольнялись, переходили на другие участки, чтобы получать больше хлеба по карточкам. В этой связи характерно заявление на имя начальника 1-й дистанции службы пути Казанской железной дороги рабочего Г. Ф. Гладеева: «Прошу... войти в мое положение... рабочая карточка, 650 г. на 7 человек, нас не обеспечивает. Другой месяц мое семейство картофеля не видит, дохожу. Жалованье 300 руб., на мешок картошки... Прошу дать мне разрешение перейти на 2-й околоток в рабочие, хоть на время, если можно, то поскорее...» (Там же, л. 4).
Голод коснулся и крупных промышленных центров с гарантированным картечным обеспечением продовольствия: Москвы, Ленинграда, Сталинграда, Красноярска, Ярославля и др. Зимой 1947 г. на предприятиях и стройках Ленинграда и Сталинграда имелись случаи массовых заболеваний дистрофией. В феврале 1947 г. по Сталинграду зарегистрировано 998 взрослых больных и 1370 детей, из них 700 с дистрофией II степени. В марте того же года на отдельных предприятиях Ленинграда при медицинском обследовании рабочих установлено, что заболеваемость алиментарной дистрофией и авитаминозом превышала 30%. На заводе «Севкабель» из 300 обследованных рабочих выявлено 128 (42%) больных дистрофией и 31 (10%) – авитаминозом; на Ижорском заводе – 38% рабочих с дистрофией и 14% с авитаминозом; на заводе им. Сталина соответственно – 20 и 14% (Там же, оп. 49, д. 2873, л. 1-2). Секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Попков обратился к правительству за срочной помощью, поскольку для населения Ленинграда, перенесшего тяжелые испытания в период блокады, повторные массовые заболевания дистрофией чреваты тяжелыми последствиями.
В начале лета голодная волна докатилась до Москвы. С перебоями отоваривались хлебные карточки, в городе иссякали запасы картофеля и овощей. Ввиду того, что у некоторых заводов картофель изъяли на семена, а других источников поступления ОРСы не имели, то не обеспечивалось общественное питание рабочих. Положение было настолько опасным, что под угрозой срыва оказалась работа предприятий и строительных трестов Министерства авиационной промышленности, а также Министерства вооружения СССР. На других, несекретных заводах Москвы и Московской области положение было еще хуже (Там же, оп. 50, д. 2838, л. 10).
В Новосибирске причиной почти 50% смертных случаев стали болезни, вызванные хроническим недоеданием, употреблением в пищу суррогатов, общим ослаблением человеческого организма. За период с января по август 1947 г. число умерших от дизентерии в городе возросло в 12 раз, от токсической диспепсии – в 13 раз, от гастроэнтероколита – в 7 раз (Исупов В. А. Городское население Сибири: От катастрофы к возрождению (конец 30-х – конец 50-х гг.). Новосибирск, 1991. С. 110).
Бригада из колхоза «Парижская коммуна» в Бердичевском районе, Украина, осматривает рожь. Фото: 19 августа 1947 г.
Голодные люди собирали перезимовавшее на полях зерно, содержавшее токсические вещества, и использовали его в пищу. Начались массовые отравления, нередко приводившие к смертельному исходу, так как многим больным не оказывалась во время медицинская помощь. Причиной летальности в таких случаях записывали септическую ангину, поскольку пострадавшие жаловались на боли в горле. Под септической ангиной скрывали лейкопению – заболевание, связанное с отравлением кроветворной системы. Массовые заболевания якобы септической ангиной отмечены в 30 областях, краях и республиках России и ряде областей Казахстана. В апреле 1947 г. в Горьковской области было учтено 5 тыс. таких больных, в Челябинской – более 2,8 тыс. Не менее тяжелое положение было в Куйбышевской, Новосибирской, Саратовской, Чкаловской, Западно-Казахстаноской (Казахская ССР) областях, Башкирской и Удмуртской АССР (ГАРФ, ф. 5446, оп. 52, д. 3124, л. 8). Сведения о заболеваемости септической ангиной и смертности от нее противоречивы. С мест сообщали в центр о тысячах опасно больных, а в справке Председателя Совмина РСФСР констатировалось, что в 1945 г. заболело всего 193 человека, из них умерло 42; в 1946 г. соответственно – 615 и 90; в 1947 г. 2857 и 224. Но и по этим данным видно, что в 1947 г. летальных исходов было в несколько раз больше, чем в 1946 г. (Там же, л. 9-12).
С тех пор минули десятилетия, а люди не могут забыть того, что творилось. Вот что написала в апреле 1989 г. в редакцию газеты «Сельская жизнь» пенсионерка М. И. Евдокимова, трудившаяся тогда в колхозе «Заветы Ильича» села Чуфарово Сергачского района Горьковской области: «Кончилась война, а в наши семьи еще больше пришла нищета. Люди обессилели от работы, голода, холода. Не было сил вести борьбу со вшами, клопами, тараканами. Утюги грелись древесными углями, а дров-то в помине не было. После зимы ходили в поле, собирали оставшуюся гнилую картошку, свеклу, лебеду, клевер, толкли картофельную ботву. Все это ели. Молоко, мясо, яйца, шерсть сдавали государству».
* * *
Призрак большого голода летом 1946 г. вызвал тревогу во многих неурожайных районах России. Началось бегство сельского населения из центральных областей (Брянской, Воронежской, Горьковской, Ивановской, Калужской, Курской, Рязанской и др.), из Повольжья (Астраханской, Саратовской, Сталинградской и др.), а также из Ростовской области и Ставропольского края. Часто бежали целыми семьями, но преимущественно истощенные женщины с детьми. Поскольку пассажирские поезда и пароходы были переполнены, то ехали на товарных и «порожняках», любыми другими видами транспорта, а чаще пешком. Прежде чем добирались до крупных населенных пунктов в поисках продуктов питания, ютились на вокзалах, базарах, занимали подъезды, чердаки и подвалы домов, полуразрушенные здания, нелегальные и легальные ночлежки, частные квартиры. Вынужденные поездки осложнялись тем, что города были закрыты для сельских жителей, а после войны сохранилось немало «режимных» местностей, куда без специального разрешения въезд был запрещен.
В первой половине 1947 г. наблюдался значительный приток населения, не имеющего основания на прописку, в крупные промышленные и административные центры: Москву, Ленинград, Свердловск и др. По данным МВД, в 1947 г. было отказано в прописке 468 тыс. человек, прибывших в поисках работы без вербовки и приглашения и не обеспеченных жилой площадью, что в 2,5 раза больше, чем в 1946 г. В том же году выявлено 1,5 млн. нарушителей паспортного режима, из них 50,4 тыс. человек привлечено к уголовной ответственности. В 1947 г. удалено из «режимных» местностей 0,5 млн. человек (в 1946 г. – 0,2 млн.). Более всего было выдворено из Москвы (75,5 тыс. человек), Ленинграда (37,6 тыс.), Свердловска (26 тыс.), Краснодара (15 тыс.), Молотова (13,8 тыс. человек) (Там же, оп. 50, д. 2468, л. 56; ф. 9415, оп. 3, д. 1424, л. 3).
Сдача колхозного урожая в Одессе. Фото: август 1947 г.
Органы милиции столкнулись со значительным числом случаев, когда квартиросъемщики, проживавшие в государственных, ведомственных и коммунальных домах, содержали на своей жилой площади граждан без паспортов и прописки. Распоряжением Совета Министров СССР в июле 1947 г. был повышен до 200 руб. размер штрафа, налагаемого на квартиросъемщиков, управляющих домами, комендантов зданий и общежитий, допустивших проживание лиц, не прописанных в Москве и других городах (Там же, ф. 8131, оп. 27, д. 3884, л. 51-53).
Многотысячные потоки голодных, ослабленных людей, передвигавшихся по стране в поисках пропитания, стали благодатной средой для распространения эпидемий. Действовавшая сеть лечебно-санитарных учреждений, переполненная дистрофиками, не получала самого необходимого обеспечения продуктами, мылом, лекарствами. И в деревне, и в городе сказывался острый дефицит мыла, так как его производство в 1946 г. составляло всего лишь треть предвоенного уровня 1940 г. (Там же, ф. 5446, оп. 37, д. 46, л. 2-3). В строго ограниченном количестве мыло поступало в Москву и Ленинград.
Заболеваемость сыпным тифом в 1947 г. по сравнению с предшествовавшим 1946 г. в целом по РСФСР возросла на 30,4% и была в 2,8 раза выше уровня 1940 г. Значительные очаги сыпного тифа отмечались в центральных областях (Воронежской, Калининской, Курской, Рязанской, Тульской), на юге (Краснодарский край, Ростовская область и Северо-Осетинская АССР), а также в западной части Сибири.
В Челябинске в 1947 г. по сравнению с 1946 г. заболеваемость сыпным тифом увеличилась в 12,8 раза, а по сравнению с 1940 г. – в 19 раз; в Свердловске соответственно – в 5,4 и 14,9 раза; в Москве – в 5,4 и 6,2; в Новосибирске – в 4,2 и 6,5; в Куйбышеве – в 3,2 и 4,5; в Ростовской области – в 3,9 и 14,9; в Крымской – в 3,8 и 3,6; в Тульской – в 3,1 и 7,2 раза и т. д. (Там же, ф. 8009, оп. 32, д. 393, л. 22-23)
Рост миграционных процессов обусловил усиление инфекционной опасности. На долю приезжих в стадии заболевания или инкубации падает значительный процент в Воронежской области – 25,4%, Грозненской – 35%. Увеличилось число заболеваний, вызванных контактом с приезжими или часто разъезжавшими в поисках пропитания: в Ставропольском крае на 24%, в Чкаловской области на 22,7 %, В Воронежскую область осенью 1947 г. стали возвращаться беженцы, многие из которых стали разносчиками инфекционных заболеваний. Крупные вспышки сыпного тифа, источником которых явились беспризорные дети, отмечались в Ленинграде, Туле и других городах (Там же, л. 38).
Боронование земли коровами в колхозе им. М. М. Коцюбинского Новобугского района Николаевской области в Украине. Фото: апрель 1946 г.
Медиками была выявлена новая особенность в эпидемии сыпного тифа – резкий рост заболеваний среди городского населения. Удельный вес заболеваемости в городах в 1947 г. составлял 42% против 21,2% в 1946 г. и 20,5% в довоенном 1940 г. В городах центрального подчинения здания вокзалов были переполнены людьми, привокзальные площади превращались в места ожидания пассажиров, среди которых было много бездомных. После отмены карточек и денежной реформы в Челябинск, например, из районов области прибывало огромное количество людей для обмена денег, а главное, за хлебом. Все магазины были переполнены, «толкучий» рынок занимал несколько кварталов. По данным эпидемиологических обследований, на тот период приходился пик инфекционных заболевания (Там же, л. 39).
В 1947 г. заметное место занимал европейский возвратный тиф. Цифры свидетельствуют, что в 1946 г. по сравнению с 1945 г. число больных сократилось в 2 с лишним раза (6 819 против 15 865). Голод, рост миграции, отсутствие лекарств привели к тому, что в 1947 г. заболеваемость возвратным тифом в Российской Федерации сильно возросла, превысив уровень 1946 г. в 1,8 раза (12 584 человек) (Там же, л. 56-58). Особенно неблагополучными в этом отношении являлись Смоленская, Брянская, Курская, Калужская, Московская и другие области.
Те же причины привели к росту заболевания паразитарными инфекциями. Показательна география их распространения. Население из неурожайных местностей России, Белоруссии и других мест двинулось в основном в те районы, где сельское хозяйство еще не было полностью охвачено колхозами и совхозами: в западные области УССР и БССР, в Литовскую, Латвийскую ССР. Чтобы судить о массовости людских потоков, достаточно сказать, что на станции Львов-Главная ежедневно находилось до 5 – 6 тыс. человек, а в Прибалтику ежедневно прибывало до 35 – 40 тыс. человек. Отсутствие мощных санитарных пропускников, неудовлетворительное медико-санитарное состояние поездов, вокзалов, позднее выявление больных и их госпитализация привели к возникновению и быстрому распространению паразитарных тифов и росту смертности среди населения в названных и других районах (Там же, д. 397, л. 216-217).
В конце 1947 г., когда тиф дошел до Москвы, правительство приступило к разработке государственных противоэпидемических мероприятий. Началом всей работы стало постановление от 10 декабря того же года «О мерах по ликвидации эпидемических очагов заболеваний паразитарными тифами». В нем отмечалось, что особенно высокая заболеваемость наблюдалась в Москве, Челябинске, Свердловске, а также в Московской, Курской, Тульской, Харьковской областях. Правительство обязало местные власти создать чрезвычайные противоэпидемические комитеты, обеспечить снабжение медучреждений и бань хозяйственным мылом, топливом, дустом, автобензином (Там же). К сожалению, и в этом неотложном деле действовал остаточный принцип. То, что оставалось (обычно очень мало) после обеспечения промышленности и городов, направлялось в очаги эпидемий в сельской местности.
Собрание рабочих на Кировском заводе для обсуждения планов производства, необходимого для выполнения пятилетки за четыре года. Фото: 1946 г.
* * *
Чтобы примерно определить число погибших от голода и эпидемий, обратимся к источникам по естественному и механическому движению населения, записям актов гражданского состояния.
В рассматриваемый период сбором и обработкой данных о движении населения занимались два государственных ведомства: Отдел актов гражданского состояния Главного управления МВД СССР и Отдел демографии ЦСУ при Госплане СССР. Никакого сотрудничества между этими ведомствами не было. Из документов видно, что руководство отдела ЗАГСов МВД выражало в своих донесениях недоверие ЦСУ и утверждало, что оно дает неполные сведения. Информация обоих ведомств, предварительно профильтрованная в ЦК ВКП(б) и Совмине СССР, поступала к Сталину и его ближайшему окружению.
Война 1941 – 1945 гг. оказала пагубное воздействие на состояние народонаселения. По данным ЦСУ, перед войной, в 1941 г., общая численность населения СССР составляла 196 млн. человек, а после нее, в 1946 г., – не более 170 млн. Следовательно, убыль равна 26 млн. человек. В России из 110 млн. человек довоенного населения осталось 96 млн., т. е. убыль составила 14 млн. человек. В первом послевоенном году смертность значительно превышала рождаемость. В Российской Федерации особенно тяжелое положение сложилось в Ленинградской, Курской, Ростовской, Омской, Саратовской, Тамбовской, Воронежской областях. Относительно 1945 г. общая численность умерших в 1946 г. заметно возросла в России и на Украине (ЦГАНХ, ф. 1562, оп. 329, д. 1885, л. 1-1 об.; д. 2232. л. 1-1 об.; д. 2214, л. 1, 61-62).
Не прекратился рост детской смертности. В СССР смертность детей в возрасте до 4 лет увеличилась на 44 % (по городским поселениям – на 59%, по сельской местности – на 32,6%) (ГАРФ, ф. 9415, оп. 3, д. 1425, л. 7-10). В 1946 г. численность детей, не доживших до 4 лет, увеличилась по сравнению с 1945 г. на 65 тыс. Чаще умирали мальчики (Там же).
Все доклады и сводки официальной отчетности, направленные правительству, отмечают ухудшение показателей естественного движения населения в 1947 г. по сравнению с 1946 г.: спад рождаемости и рост смертности, особенно детей в возрасте до года, общее сокращение численности населения. На территории России в 1947 г. падение рождаемости произошло в Астраханской, Воронежской, Вологодской, Куйбышевской, Курской, Крымской, Ленинградской, Ростовской, Саратовской, Сталинградской и других областях.
Отмечался высокий уровень смертности в 1947 г. относительно 1946 г. В целом по Союзу в первом полугодии 1947 г. смертность населения была особенно высока, а в первом квартале число умерших превышало уровень того же периода 1940 г. (ЦГАНХ, ф. 1562, оп. 329, д. 2675, л. 32): зарегистрировано умерших (тыс. человек) в 1940 г. – 704, в 1946 г. – 501, в 1947 г. – 724. При сравнении данных 1946 и 1947 гг. с данными 1940 г. следует помнить, что «продовольственные трудности» 1940 г., обострившиеся во время войны с Финляндией, привели к значительному общему снижению рождаемости и росту смертности, особенно детской (См.: Народное хозяйство СССР в 1962 г.: Стат. ежегодник. М., 1963. С. 30; ГАРФ, ф. 9415, оп. 3. д. 1399, л. 5-27).
В 29 республиках, краях и областях России в 1947 г. наблюдался чрезвычайно высокий рост смертности. В Архангельской, Воронежской, Грозненской областях и в Ростове-на-Дону число умерших было вдвое больше, чем в 1946 г., а в Вологодской, Иркутской, Кемеровской, Крымской, Курской, Курганской, Молотовской (города), Новосибирской, Орловской (города), Ростовской, Свердловской (города) и других областях, Краснодарском крае, Башкирской (города), Бурят-Монгольской, Дагестанской, Кабардинской, Коми АССР, в Сталинграде, Челябинске и др. количество умерших в 1947 г. было на 50 – 90% больше, чем в предыдущем году (ГАРФ, ф. 8009, оп. 32, д. 393, л. 9).
Вследствие роста смертности произошло большое естественное сокращение численности населения в Псковской, Воронежской, Орловской, Крымской, Астраханской, Грозненской, Новгородской, Ярославской областях, в Ростове-на Дону и городах Псковской, Воронежской, Сталинградской областей. По той же причине сократилось сельское население Вологодской, Псковской, Ярославской, Костромской, Калининской, Курской областей. Самые крупные потери гражданского населения понесли области и города, подвергавшиеся в годы войны оккупации (Там же, л. 13-14).
В СССР в 1947 г. по сравнению с 1946 г. на 81% увеличилась детская смертность. Если верить сводке МВД, союзный показатель за 1940 г. по детской смертности не был превышен в 1947 г. (умерло детей в возрасте до года на 1 тыс. родившихся: в 1940 г. – 189; в 1946 г. – 69, в 1947 г. – 115) (Там же, л. 15). Можно предположить, что цифры за 1946 и 1947 гг. были занижены примерно на 50%, так как из этого же документа видно, что во многих областях РСФСР, в Киргизской и Туркменской ССР и др. число умерших детей до одного года увеличилось в 1947 г. по сравнению с 1946 г. в 2 – 3 раза.
Запуск корабликов на Никитском бульваре в Москве. Фото: апрель 1947 г.
В Российской Федерации высокий уровень детской смертности имел место в городах Вологодской, Тюменской, Кировской, Новосибирской, Курганской, Астраханской, Архангельской, Ярославской областей, Удмуртской и Бурят-Монгольской АССР, а в сельской местности помимо названных еще в Молотовской, Свердловской областях и в Коми АССР (Там же, л. 16). По данным демографа М. Я. Дыхно, высокая смертность детей отмечалась в городах, краях и областях, пострадавших от оккупации в годы войны. В РСФСР рост детской смертности происходил в первом полугодии 1947 г. По абсолютным показателям численность детей, умерших с января по август 1947 г. в 2 – 3 раза выше численности умерших в те же месяцы 1946 г. (Там же, л. 17).
Обобщенные сведения об умерших по возрасту и полу свидетельствуют, что в 1947 г. в РСФСР умерло 1462,4 тыс. человек, т. е. на 402,8 тыс. больше, чем в 1946 г. Из общего числа умерших 461 тыс. человек (31%) составляли дети до 4 лет, из них 73% – в возрасте до года. Из других возрастов больше умирали люди старше 60 лет (278,4 тыс. человек). В сельской местности число умерших было на 188 тыс. человек больше, чем в городских поселениях, причем чаще умирали мужчины (3има В. Ф. Жертвы голода 1946 – 1947 годов. С. 44).
Подобная картина наблюдалась на Украине и в Молдавии. Если данные об умерших в России легче было скрыть с учетом множества областей, краев и республик, то на Украине, а тем более в Молдавии это сделать было труднее. Таблицы смертности по этим республикам более репрезентативны. Численность умерших в Молдавии в 1947 г. была в 2 с лишним раза больше, чем в 1946 г. (ЦГАНХ, ф. 1562, оп. 329, д, 400, л. 5; д. 1885, л. 3; д. 2232, л. 3; д. 2648, л. 55; д. 3162, л. 6)
В целом по СССР из 2628,9 тыс. умерших по разным причинам в 1947 г. 2248,7 тыс (85%) пришлось на РСФСР, Украину, Молдавию. Численность людей, умерших в 1947 г. в районах голода, превышала численность умерших в 1946 г. на 774,5 тыс. Возможно столько же, если не больше, умерших не вошло в сводки естественного движения населения из-за плохого учета. Основное число умерших по возрастам составляли дети до 4 лет. Намного больше умерших, чем в 1946 г., пришлось на группы людей старших возрастов. Значительно возросла численность умерших в возрастных группах от 20 до 40 лет (3има В. Ф. Жертвы голода 1946 – 1947 годов. С. 45).
После краткого анализа естественного движения населения в 1946 – 1947 гг. рассмотрим ряд ориентировочных данных об изменениях численности населения России. Как видно из таблицы 1, в РСФСР численность всего населения за год (с 1 декабря 1945 по 1 декабря 1946 г.) возросла на 5,6 млн. человек за счет демобилизованных, беженцев, репатриантов и 2,2 млн. новорожденных (ЦГАНХ, ф. 1562, оп. 329, д. 1885, л. 2; д. 2232, л. 2. К 1 марта 1946 г. было репатриировано около 4,2 млн. человек. (См.: Земсков В. Н. К вопросу о репатриации советских граждан в 1944 – 1954 гг. // История СССР. 1990. № 4. С. 34)). Приток, в основном механический, произошел за счет мигрантов. Из них в РСФСР основная масса в 2,9 млн. человек осела в городах и только 0,4 млн. человек вернулись в село. За четыре зимних месяца полностью прекратился прирост населения республики, а к 1 апреля 1947 г. оно сократилось на 29 тыс. человек. Это произошло спустя несколько месяцев после годового пятимиллионного прироста.
В те же месяцы (с декабря 1946 по март 1947 г. включительно) произошло полумиллионное сокращение населения в сельской местности. Из этого числа, по сводкам ЦСУ, примерно 200 тыс. человек умерших, остальные смогли уйти в города и другие районы (ЦГАНХ, ф. 1562, оп. 329, д. 1885, л. 2; д. 2232, л. 2; Население СССР за 70 лет. М., 1988. С. 46). Летом 1947 г. начался отток населения из городов. К августу того же года городское население РСФСР сократилось относительно апреля на 186 тыс. человек (табл. 1).
Очень болезненные демографические процессы наблюдались в районах РСФСР, подвергавшихся оккупации (табл. 2). После войны население этих районов, насчитывавшее 20,6 млн. человек, увеличилось к 1 декабря 1946 г. до 22,2 млн. Весной и летом 1947 г. голод привел к сокращению всего населения на 2,4 млн. человек. Спад произошел на 90% за счет сельского населения.
В целом по РСФСР самые значительные сокращения общей численности населения произошли в Воронежской, Горьковской, Курской, Московской, Орловской, Рязанской, Саратовской, Свердловской, Тамбовской, Чкаловской, Ярославской областях (3Там же, on. 20, д. 564, л. 79-79 об.; д. 626; л. 72-92; д. 684, л. 92-104.).
Статданные об изменении численности населения Украинской ССР в 1946/47 г. по своей динамике в общих чертах совпадают с российскими: тот же высокий механический приток, то же преобладающее сокращение сельского населения в 1947 г. Отличие в том, что в годы войны Украина длительное время находилась в оккупации, поэтому здесь прослеживается больше сходства с бывшей в оккупации территорией РСФСР. Статистика численности населения УССР, как и РСФСР, исчисленная в кабинетах, содержит немало загадок. Например, общая численность населения республики к июню 1947 г. сократилась на 101 тыс. человек, в то время как численность населения только восточных областей Украины к июню 1947 г. сократилась на 213 тыс., а население западных областей к тому же времени стало меньше на 297 тыс. человек. Исходя из суммы двух последних цифр, сокращение населения УССР в 1947 г. должно бы составлять, даже с поправкой на рождаемость, не менее 300 тыс. человек, а не 101 тыс., как сообщало ЦСУ республики. По причине голода в 1947 г. произошло сильное сокращение населения Молдавии. По данным ЦСУ, с декабря 1946 г. по октябрь 1947 г. общая численность населения республики снизилась на 182 тыс. человек. Убыль сельского населения в 1947 г. по сравнению с 1946 г. составила 230 тыс. человек, т. е. 11% (Там же, д. 565, л. 182; д. 626, л. 135-175; д. 684, л. 123-134).
Крестьянские дети. Фото: 1947 г.
В итоге, по архивным данным, в охваченных голодом районах РСФСР, Украины, Молдавии, вместе взятых, с населением примерно в 20 млн. человек в 1947 г. произошло по сравнению с 1946 г. его сокращение За счет бегства в другие места и роста смертности на 5 – 6 млн. человек, т. е. на 10%. Из них жертвы голода и связанных с ним болезней составили около миллиона Человек, в основном сельского населения, в том числе в России не менее 0,5 млн. человек.
* * *
Непризнание факта голода в стране позволяло правительству пренебрегать организацией необходимой продовольственной помощи населению. Повидавшее за годы войны немало лиха руководство областей, краев и республик не спешило информировать центр о бедствии и обращаться за помощью. Сообщали в Москву только тогда, когда массовое голодание населения не было возможности скрыть. Без постановления Совета Министров СССР или распоряжения Сталина помощь не оказывалась. На переписку и согласование во многих инстанциях уходило не меньше месяца, тем самым упускалось драгоценное время, стоившее жизни тысячам людей. Выделялось из госрезерва намного меньше того, что испрашивалось. К тому же отпускались совсем не те продукты: вместо крупы – соевый жмых, вместо мяса и рыбы – овощи, а вместо молока – обезжиренная молочнокислая смесь. Бывало и так, что предлагалось обойтись за счет экономии собственных средств и подсобных хозяйств.
Государство почти бесплатно получало от колхозов и совхозов продовольствие, а помощь голодающим выдавалась в виде ссуды с процентами. Ссуда могла быть льготной в 2 ц или обычной – в 10 ц начисления на каждые выданные 100 ц при возврате из очередного урожая или, в виде редчайшего исключения, с рассрочкой на 2 года. Помимо продссуды помощь выдавалась и в порядке продажи. Твердо соблюдалось правило: весной получи, осенью отдай с процентами (ГАРФ, ф. 5446, оп. 50, д. 2468, л. 136-257). Все постановления и распоряжения об оказании помощи заканчивались требованием возместить резервы в кратчайший срок. Это вынуждало министерство заготовок идти на крайние меры и применять всевозможные ухищрения при выдаче ссуд, вывозить зерно из одних голодных районов в другие и проч.
Решение об оказании помощи больным дистрофией железнодорожникам готовилось правительством в течение месяца. В прошении министра путей сообщения чего только не запрашивалось: фруктово-овощные консервы, соки и фирменный шоколад... Министр не забыл и голодных рабочих. Для них он просил субпродукты III и IV категории, картофель, овощи для бескарточного питания и 6 тыс. пайков на 2 месяца. Главное, о чем просили больные путейцы, – не отбирать у них при госпитализации хлебные карточки, чтобы дома их жены и дети, а у некоторых и престарелые родители не умерли бы от голода, пока кормильца спасали от истощения. Сталин не дал министру путей сообщения ни шоколада, ни соков, но разрешил перебронировать резерв картофеля и овощей из урожая собственных подсобных хозяйств, не отбирать у госпитализированных путейцев хлебные карточки, но количество пайков урезал.
Больным дистрофией рабочим Ленинграда отпустили продовольствия втрое меньше запрошенного. Такая же участь постигла и рабочих авиационных заводов южных районов и Комсомольска-на-Амуре, которые просили 300 т сои-бобов, 200 т жмыхов сои, 200 т жмыхов других культур и 50 т соевого творога. Соевые бобы не дали вообще, а выдачу жмыхов сократили в 2 раза (Там же, л. 6-11).
У католического храма в Москве. Просящие и подающие милостыню. Фото: 30 марта 1947 г.
Совмин СССР 1 марта 1947 г. принял секретное постановление о создании в РСФСР и Казахской ССР запасов продовольствия для оказания помощи населению в случае возникновения заболеваемости септической ангиной. Создали необходимый запас продовольствия: муки – 1000 т, крупы – 100 т, сахара – 350 т, жиров животных – 200 т, яиц – 200 ящиков. Расходование велось сверхэкономно, исключительно для больных септической ангиной, ни под каким видом не разрешалось отпускать продовольствие «простым дистрофикам». Продовольственные запасы были выбраны менее чем на 50%. Помощь, в 2–3 раза меньше запрошенной, получили 8 областей и автономных республик России и 3 области Казахстана (Там же, д. 2849, л. 2).
В то время самым эффективным мероприятием по предупреждению заболеваний септической ангиной считался обмен населению перезимовавшего в поле под снегом зерна на доброкачественное. В организованные пункты обмена в 1947 г. поступило от населения 9287 т зерна, не убранного вовремя колхозами и совхозами и собранного зимой и весной руками голодных людей (Там же, оп. 52, д. 3124, л. 9). В Красноярском крае на обменных пунктах было принято 227 ц пшеницы, ржи, овса. Обмен зерна был организован настолько плохо, что через год, когда сложилась аналогичная ситуация, пришлось принимать по этому же вопросу секретное распоряжение, которое обязывало Министерство заготовок и Центросоюз обеспечить обмен и отдельное хранение зерна, а также своевременную передачу его спиртозаводам для переработки (Исупов Б. А. Указ. соч. С. 110).
На селе первыми продовольственную и семенную ссуду получили колхозы и совхозы Черноземной полосы, более других пострадавшие от засухи и находившиеся под угрозой голода летом 1946 г. В конце июля – начале августа Курская область получила 66 тыс. т ржи и 30 тыс. т овса; Воронежская соответственно – 64 и 45, Тамбовская – 33 и 25; Орловская – 24,6 тыс. т ржи. Зерно было отгружено и доставлено со складов Саратовской, Полтавской (УССР), Ульяновской и других областей, где урожай был также ниже среднего, а колхозные амбары пустыми.
Помощь задержала надвигавшийся голод, вселила в людей надежду в преодолении трудностей, приостановила на какое-то время бегство в другие края. В спецсообщении МВД Тамбовскому обкому ВКП(б) о настроениях населения в связи с решением правительства об оказании помощи приведены высказывания колхозников: «Мы думали, погибнем с голоду. У нас все выходило плохо, так как не было дождей всю весну. Однако тов. Сталин о нас позаботился. Нам дали 6 пудов ржаного хлеба. Пошли дожди и картофель неплохо растет. Настроение... поднялось, помощь пришла вовремя» (Лысогорский район); «...Тов. Сталин подумал о нас в своем Кремле и приказал дать хлебушка, скоро получим и с голоду не умрем. Хлеб было дошел до 1000 руб., а теперь скостили до 300 руб.» (Знаменский район) (ГАРФ, ф. 5446, оп. 50, д. 2706, л. 90). Помощь была явно недостаточной и больше рассчитанной на пропагандистский эффект. Осенью того же года она иссякла, никакой другой материальной поддержки не последовало.
Руководство Курской области 27 февраля 1947 г. сообщило Сталину, Молотову, Маленкову и другим о тяжелом продовольственном положении в колхозах, о массовой дистрофии и смертных случаях от истощения. Просило выделить хлеба в продссуду колхозам в размере 2500 тыс. пудов (40 тыс. т), а также восстановить до 1 августа 1947 г. ежемесячный отпуск 200 т ржи для продажи трактористам, комбайнерам, бригадирам и др. Просьбу удовлетворили через 3 месяцы – выдали 10 тыс. т зерна вместо 40 тыс. т (Там же. д. 2467, л. 12).
Расфасовка черной икры, идущей на экспорт. Кировский рыбозавод в Азербайджане. Контролеры Андреева А. и Мысова М. проверяют качество икры перед закаткой. Фото: август 1947 г.
Летом, когда голод обострился, в воскресном номере «Правды» за 1 июня 1947 г. опубликовали письмо курских колхозников и рабочих совхозов Сталину с социалистическими обязательствами в честь 30-й годовщины Октября и со словами благодарности: «Никогда не забудем мы, т. Сталин, Ваших забот о курских колхозниках. Вы прошлым летом дали нам продовольствие... Вы в этом году снабдили нас семенами... Вы и сейчас оказываете нашей области большую разностороннюю помощь». По данным Минздрава России, на 1 июня того же года в области зарегистрировано 85 тыс. больных дистрофией (Там же, ф. 8009, оп. 32, д. 404, л. 55).
Не лучше было с помощью сельским жителям в других местах. Только во второй половине марта 1947 г., когда голод захватил половину территории России, Совмин РСФСР направил правительству план медицинской и продовольственной помощи больным дистрофией. Намечалось в 13 областях и автономных республиках открыть временные стационары на 75,5 тыс. коек и организовать лечение на дому 28 тыс. больных сельской местности сроком до 1 августа 1947 г. (В Воронежской, Горьковской, Костромской, Курской, Орловской, Псковской, Саратовской, Тамбовской, Читинской областях, Хакасской АО, Башкирской, Бурят-Монгольской и Мордовской АССР) Предусматривалась продовольственная помощь дополнительно к рыночным фондам: муки – 2184 т, крупы и макаронных изделий – 436,8 т, мяса и рыбы – 182 т, молока – 546 т, яиц – 3792 ящика, картофеля – 2184 т., овощей – 546 т. На оплату питания и медикаментов предполагалось отпустить в первом полугодии 1947 г. более 113 млн. руб. В плане нашла отражение идея изыскания средств на местах – путем разрешения республиканским и областным властям принимать на снабжение питанием больных дистрофией за счет экономии продовольствия, выделяемого по квартальным планам, а Горьковской и Саратовской областям также за счет экономии по фондам г. Горького и Саратова (ГАРФ, ф. 8009, оп. 32, д. 404, л. 8).
Союзное правительство план помощи селу даже не рассматривало. К началу июня 1947 г. в наиболее неблагополучных областях успели развернуть лишь 2558 временных коек, а не 17,5 тыс., как было запланировано. Вместо продовольствия Минздрав РСФСР отправил на места 129 тыс. метров хлопчатобумажной ткани. Просьба Минздрава РСФСР об оказании дополнительной продовольственной помощи на те же цели осталась без внимания (Там же, л. 58).
Нередко бывали категорические отказы. За перевыполнение плана хлебозаготовок в 1946 г. Свердловской области выделили 2460 т хлеба. Из них в порядке оказания помощи семьям погибших на фронте военнослужащих, многодетным матерям, остронуждающимся колхозникам облисполком отпустил 1148 т, остальные 1312 т выдал на семена отстающим колхозам для ярового сева. Летом 1947 г. председатель Свердловского облисполкома Ситников сообщал заместителю Председателя Совмина СССР Маленкову, ответственному за выдачу продовольственных и семенных ссуд, что «в отдельных колхозах совершенно не имеется хлеба, есть случаи заболеваний, невыхода на работу, вследствие чего сдерживается заготовка кормов, прополка посевов. ...Просим выделить 1000 т продовольственного хлеба...» Ходатайство оказалось неубедительным. Совмин ответил, что по состоянию коммерческих ресурсов хлеба нет возможности удовлетворить запрос, и посоветовал улучшение питания нуждающихся обеспечить за счет выделяемых области и городу фондов коммерческой торговли. Повторные отказы в питании для больных дистрофией получили Астраханская, Владимирская, Чкаловская области, Краснодарский край и др. Не дали помощи Северной Осетии, просившей хлеба для женщин и детей, бежавших из голодных мест Центральной России и попавших там в те же условия (Там же, оп. 50, д. 2468, л. 11-20).
Иногда после отказа Министерства заготовок самые настойчивые запросы удовлетворялись Сталиным лично. Так, были удовлетворены просьбы Вологодской, Саратовской, Тамбовской областей, Татарской АССР и др. Сохранилось несколько томов переписки на эту тему. В одном из них, озаглавленном «О продовольственной помощи колхозам и совхозам», собраны десятки телеграмм и писем. Непрерывный поток прошений со всех концов страны летом 1947 г. вынудил Совмин СССР лишь 3 июля принять секретное постановление, разрешающее отпускать из госрезерва в порядке единовременной продссуды 61 620 т зерна (в том числе ржи и пшеницы 30 810 т), из них колхозам – 53 920 т и совхозам – 7700 т. Отпуск зерна в ссуду производился на льготных условиях возврата из урожая 1947 г. с начислением 2 ц на каждые 100 ц выданной ссуды. Постановление обязало Министерство заготовок возместить в госрезерве к 15 сентября 1947 г. 61 620 т зерна с процентами. В приложении к постановлению давалось распре деление ссуды по колхозам 31 области, краю, республике России. В это постановление не попали Костромская, Свердловская области, Коми АССР и др.
В связи с тяжелым положением на Украине, в Белоруссии, Молдавии более десятка постановлений и распоряжений союзного правительства о продовольственной помощи пришлось на эти республики. Как и в России, помощь была запоздалой и недостаточной, несмотря на сравнительно своевременные оповещения из республик о надвигавшемся бедствии. Глава тогдашнего правительства Украины Хрущев в своих воспоминаниях пишет, что сообщал Сталину о голоде и людоедстве зимой 1947 г., но ответом был лишь гнев вождя: «Мягкотелость! Вас обманывают, нарочно докладывают о таком, чтобы разжалобить и заставить израсходовать резервы» (Мемуары Н. С. Хрущева//Вопросы истории. 1991. № 11. С. 38). По самым приблизительным подсчетам, только шести наиболее пострадавшим от засухи областям требовалось около 79 тыс. т продовольственной помощи, а получила Украина всего 60 тыс. т (Маковейчук И. М., Пилявец Ю. Г. Указ. соч. С. 30). Не лучше обстояло дело и по другим республикам.
На местах не смогли по-хозяйски распорядиться полученной помощью. Распределение производилось медленно и бесконтрольно, с нарушением законности. В некоторых областях России государственная зерновая продссуда, предназначенная для спасения голодающих, использовалась для выполнения плана обязательных поставок зерна. В западных районах Украины, Белоруссии, Молдавии, не охваченных колхозами, выдача и продажа хлеба производилась по «классовому» принципу, сдавших все зерно во время заготовок голодающих крестьян принуждали записываться в колхозы (Там же, ф. 8009, оп. 32, д. 404, л. 14-18).
Продажа воздушных шаров на улице Горького в Москве. Фото: март 1947 г.
* * *
Советский Союз получал гуманитарную помощь из-за рубежа. В течение 1946 г. Администрация помощи и восстановления Объединенных Наций (ЮНРРА), созданная в 1943 г. для оказания помощи жертвам войны, выполнила заявку на поставку товаров для Украины и Белоруссии, утвержденную постановлением ГКО от 2 сентября 1945 г. Украина получила товаров на сумму 189 млн., а Белоруссия – на сумму 61 млн. американских долларов. В поставки входили продукты питания, семена, сырье для мыловарения, промтовары, промышленное и медицинское оборудование (Там же, ф. 5446, оп. 49, д. 268, л. 4-6). Вскоре эти товары оказались спасительными не только на Украине, в Белоруссии, а также в близлежащих областях Российской Федерации.
Руководство СССР, несмотря на амбиции и стремление убедить свою и мировую общественность в незначительности и преходящем характере послевоенных трудностей, уделило достаточно внимания помощи ЮНРРА и держало ее под своим контролем. По данному вопросу было два секретных постановления союзного правительства, принятых 9 марта 1946 г. и подписанных Молотовым. Первое – «О миссиях ЮНРРА в УССР и БССР» – одобрило создание при правительствах этих республик советских управлений по поставкам зарубежных грузов и состав миссии ЮНРРА в Киеве и Минске в количестве 15 человек для каждой республики. Постановление ограничило передвижение иностранного персонала ЮНРРА на территории УССР и БССР. Выезд за пределы столиц разрешался только с ведома НКВД. Запрещалось посещение закрытых районов и объектов. Сообщения о деятельности миссий в советской прессе ограничивались краткой информацией о фактическом положении дел с поставками.
Второе постановление утвердило порядок распределения товаров, поставляемых ЮНРРА, а также использования вырученных от их реализации сумм. В нем предлагалось Совнаркомам УССР и БССР обеспечить использование товаров на восстановление отраслей хозяйства, обслуживающих первоочередные потребности населения, и оказание помощи людям, пострадавшим от немецких оккупантов. Управления по поставкам ЮНРРА при СНК УССР и БССР должны были предоставлять Наркомфину и Наркомвнешторгу СССР ежемесячные отчеты о получении, распределении и остатках товаров ЮНРРА, а также об использовании средств, вырученных от их реализации (ГАРФ, ф. 5446, оп. 49, д. 268, л. 21).
Поступившие от ЮНРРА оборудование и материалы были переданы в основные фонды республик бесплатно для восстановления пищевой и легкой промышленности. Продовольствие и промтовары рыночного назначения продавались населению по единым ценам нормированного снабжения через государственную и кооперативную торговую сеть. Больницам, детским садам, детским домам и яслям, домам инвалидов и престарелых товары передавались бесплатно. Средства, вырученные от продажи товаров, зачислялись на специальный счет правительств УССР и БССР в Госбанке СССР. Указанные средства предназначались также на восстановление, строительство и содержание школ, больниц, детских домов, яслей, домов инвалидов и престарелых (Там же. д. 2337. л. 11-14).
Мы не располагаем сведениями о том, насколько эффективно использовалась помощь ЮНРРА на Украине и в Белоруссии для восстановления хозяйства республик, но есть подтверждение об использовании продовольствия и денег для помощи голодающим в 1946/47 г. Р. Конквест пишет: «У нас нет возможности оценить число жертв, но земля эта (Украина, Белоруссия и пограничные с ними области. – В. З.) была спасена от гибели Комитетом помощи ООН и Управлением по делам спасения, в основном американским, которые поставили к январю 1947 г. только одной Украине продовольствия на 100 млн. долларов (288 000 метрических т)» (Конквест Р. Жатва скорби. Советская коллективизация и террор голодом. Лондон, 1988. С. 484-485). Сегодня, заглянув в архивные сводки по демографии, с которых упала завеса секретности, можно сказать, что число жертв было немалым, а значит предоставленная ЮНРРА помощь, как и правительственная, не всегда полностью и вовремя доходила по назначению.
Власти изымают зерно у крестьян. Село Дурлешты, Молдова. Фото: июль 1947 г. Источник: https://nokta.md/project/1946-1947-byl-golod-ego-otzvuki-slyshny-i-do-sih/
В Советский Союз начиная с военных лет (правда, после войны в меньших объемах) продолжала поступать помощь по линии Советского общества Красного Креста и Красного Полумесяца (СОКК и КП). Размеры помощи возросли, когда на Западе стало известно о начавшемся в 1946 г. массовом голоде. В течение 1946/47 г. от американского Красного Креста, а в основном от благотворительной организации Рашен Релиф (США) получено грузов на сумму 31 млн. долларов (ГАРФ, ф. 9501, оп. 13, л. 12). Это была самая крупная помощь, направленная в СССР во время голода.
Помимо того под предлогом помощи жертвам войны (иначе советская сторона подарки не принимала) поступили сотни тысяч посылок из Аргентины, Дании, Ирана, Швейцарии, Швеции и др. Летом 1946 г. детские дома России получили 100 тыс. продовольственных посылок от Датского Красного Креста. Подарки Шведского Красного Креста, прибывшие в сентябре 1946 г., были адресованы детским учреждениям Москвы, Киева, Минска. В октябре того же года для детских домов Азербайджана поступило 20 т риса от Иранского общества Красного Льва и Солнца.
Советское правительство с подозрением относилось к послевоенной помощи и искало предлог для отказа. Когда осенью 1947 г. Канадский Красный Крест предложил переправить населению Украины продукты питания на сумму 100 тыс. долларов, то СОКК и КП усмотрел в этом провокацию и от помощи отказался. По прямому указанию Министерства иностранных дел в марте 1947 г. исполком СОКК и КП отклонил предложение Датского Красного Креста, приглашавшего 10 советских граждан в возрасте от 25 до 35 лет, пострадавших от войны и нуждавшихся в укреплении здоровья, провести 2 месяца в санатории для прохождения курса лечения. Швейцарский Комитет помощи советским детям, пострадавшим в войне, усомнился в наличии двух детских домов в Молдавии, предложенных СОКК и КП в качестве возможных адресатов, нуждающихся в продуктах питания, одежде и обуви. Комитет просил разрешить направить в Молдавию с первой партией груза своего секретаря, но получил ответ, что такого рода поездка является излишней. Переписка затянулась на полгода, а 26 ноября 1947 г. советская сторона отказалась от помощи (Там же, д. 36, л. 13).
Направленные в СССР по линии обществ Красного Креста грузы распределял не сам СОКК и КП, а Совмин СССР по проектам, представленным комиссией по распределению подарков при Госплане СССР. Сложившаяся в годы войны практика распределения дарственных грузов ставила в неловкое положение руководство СОКК и КП перед отправителями, требовавшими подтверждения в получении и использовании грузов в соответствии с их назначением. Поскольку помощь часто обезличивалась и передавалась по другим адресам, а жертвователи не получали вразумительных ответов об ее участи, то за границей распространились слухи, что посылаемые в СССР подарки расхищаются.
В мае 1947 г. безадресные поступления подарков по линии Красного Креста прекратились и направлялись только грузы целевого назначения. Тому немало способствовало мнение советского руководства о нецелесообразности поощрения сбора средств в пользу СССР, что могло бы быть использовано Западом «для демагогической пропаганды». Министерство иностранных дел рекомендовало исполкому СОКК и КП под благовидным предлогом отказаться от предлагаемой помощи, а Минфин предупредил, что со второго полугодия намерен прекратить финансирование краснокрестной миссии в США. В конце мая 1947 г. председатель исполкома СОКК и КП Колесников сообщил Молотову, что в связи с прекращением помощи Американского Красного Креста Советскому Союзу решено закрыть советскую миссию в США с 1 июля 1947 г.
Советское правительство продемонстрировало Западу, что СССР способен сам оказывать помощь тем, кто в ней нуждается. В ответ на просьбы со стороны Болгарии, Румынии, Польши, Чехословакии в эти и другие страны в 1946 – 1947 гг. из Советского Союза было отправлено 2,5 млн. т зерна (История внешней политики СССР. Ч. 2. 1945 – 1970 гг. М., 1971. С. 58 – 59; Внешняя торговля СССР (1918 – 1966): Стат. сб. М„ 1967. С. 88 – 89; РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 123, д. 368, л. 67). Распоряжением Совета Министров СССР от 31 марта 1947 горисполкому СОКК и КП было разрешено удовлетворить просьбу Маньчжурского Красного Креста и направить ему медикаменты и другие материалы на сумму 370 тыс. руб. Этот груз был отправлен из Москвы в Харбин в мае того же года. В Югославию для борьбы с малярийными эпидемическими заболеваниями направили сроком на год 12 санитарно-эпидемических отрядов по 15 человек в каждом и со всем необходимым имуществом.
* * *
Собрав достаточное количество хлеба для обеспечения населения, правительство израсходовало на помощь голодающим не более половины резерва, не трогая запасов. Оно сознательно пошло на голод, тем самым сохранив, а осенью 1947 г. еще на 80 – 90% пополнив запасы зерна. Таким же методом производились накопления других продуктов питания и промтоваров к предстоявшим 16 декабря 1947 г. отмене карточной системы и денежной реформе (Об этом уже писали А. Л. Перковский и С. И. Пирожков (Указ. соч. С. 19). Данные по РСФСР подтверждают их вывод). За месяц до того приняли решение о разбронировании промышленных товаров из неприкосновенного запаса и госрезерва на сумму 1,7 млрд. руб. для торговли после отмены карточек, в том числе в городах – на сумму 1,1 млрд, руб., в сельской местности – 0,6 млрд. руб. (ГАРФ, ф. 5446, оп. 50, д. 5452, л. 7-15)
Женщина с ребенком на улице в Москве. Фото: март 1947 г.
Переход к ненормированной торговле сопровождался установлением единых розничных цен (средних между пайковыми и коммерческими) на хлеб и другие продовольственные и промышленные товары. Действующие розничные цены на промтовары в сельской местности были сохранены, и на их уровне установлены цены для городских магазинов. В целях возмещения горожанам потерь в связи с повышением пайковых цен на промтовары в среднем на 10% снизили действовавшие пайковые розничные цены на хлеб, крупу, макароны, мясо, жир и др., а на водку – на 33%. На сахар цены не снижались (Там же).
После денежной реформы, сопровождавшей отмену карточек, цены на товары и заработная плата трудящихся снизилась в 10 раз, средний месячный заработок рабочего составлял 70 руб., у колхозников и рабочих совхозов – в 5 – 10 раз меньше. Такие продукты питания, как мясо, масло, сахар и др., не говоря о промтоварах, сделались еще более недоступными. Денежная реформа в очередной раз «вывернула карманы» малоимущих граждан, составлявших 90% населения страны. Она изъяла из обращения и аннулировала избыточную массу денег, но привела лишь к кратковременному укреплению курса рубля, так как представляла собой типичную административную меру, игнорировавшую законы экономики (См.: Букин С. Было время и цены снижали? // Труд. 1990. 3 июля).
В городах открыли дополнительно 16 тыс. магазинов, из них 12 тыс. хлебных, 1,5 тыс. ресторанов, столовых, чайных. Ввели нормы отпуска продовольственных и промышленных товаров в одни руки в городских и рабочих поселках. Эта мера распространилась и на кооперативную торговлю в сельской местности. Покупатель мог приобрести единовременно хлеба – не более 2 кг, мяса – 1 кг, рыбы – 300 г, сала, маргарина, масла животного – 300 г, масла растительного – 400 г, яиц – 5 шт., молока – 1 л, сахара – 500 г (ГАРФ, ф. 5446, оп. 50, д. 5452, л. 8). Дефицит продовольствия был огромный. За хлебом, мукой приходилось выстаивать многочасовые очереди. Беспорядки на этой почве стали привычным явлением.
В конце 1947 г. в продажу поступило в несколько раз больше хлеба и других продуктов питания, чем в начале года (Там же). Но и этих товаров было крайне недостаточно, чтобы удовлетворить потребности горожан. Сельских жителей спасало только личное хозяйство. Облагавшееся непосильными натуральными и денежными налогами, оно стало основным источником жизнеобеспечения (Островский В. Б. Колхозное крестьянство СССР. Саратов, 1967. С. 81).
Издержки реформы привели к новым изъятиям в колхозах и совхозах. Вследствие осенне-зимней заготовительной кампании 1947 г. деревня вновь осталась без хлеба. Во многих селах Центра, Севера, Поволжья, Урала и Сибири люди голодали. Список областей, краев и республик, нуждавшихся в продовольственной помощи в 1948 г., по территории на 50% совпадал с районом, охваченным голодом в 1947 г. (ГАРФ, ф. 5446, оп. 52, д. 3133, л. 164-232).
Туристы на Красной площади. Фото: март 1947 г.
Демографические потери от голода и эпидемий вызвали необратимые социально-экономические последствия в стране. Городское население, благодаря нормированному снабжению, легче пережило беду. За счет притока из села дармовой рабочей силы, ужесточения трудовой дисциплины, а также поступлений трофейной техники и материалов с трудом удалось избежать провала в промышленности.
Обстановка в сельском хозяйстве была удручающей. Значительная часть беженцев не вернулась в деревню. Те, кто пережил голод на месте, в большинстве были истощены и неработоспособны. Голод укрепил недоверие к колхозно-совхозному строю, вызвал враждебное отношение к государственным заготовителям, а в их лице к власти. Нехватка рабочих рук, техники, тягловой силы вследствие забоя и падежа скота привели к остановке сельскохозяйственного производства в районах бедствия.
Правительство применило устрашающие меры, чтобы заставить людей работать. В соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 г. были проведены мероприятия по выселению лиц, уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве. Без суда и следствия в том же году в отдельные края на спецпоселения сроком до восьми лет выслали из колхозов и совхозов более 23 тыс. человек, в том числе 12 тыс. человек из Российской Федерации (Вот приедет уполномоченный...//Российская газета. 1991. 29 ноября). Так под видом укрепления дисциплины были организованы репрессии против колхозников, рабочих совхозов и единоличников, которые сами жители деревни назвали вторым раскулачиванием.
Таким образом, голод в России 1946/47 г. был рукотворным, вызванным политикой правительства, свалившего проблемы послевоенного кризиса на плечи обнищавшего народа. Цель состояла в том, чтобы усмирить голодом народ, ждавший перемен к лучшему, и таким способом уйти от решения проблемы острого дефицита продовольствия в стране, списав все потери на засуху. Ценой узаконенного ограбления деревни, голодного и полуголодного существования всех трудящихся пополнялись госрезервы продовольствия, увеличивался его экспорт, вырученные средства направлялись в военно-промышленный комплекс для укрепления мощи социалистического лагеря. Цена чудовищной послевоенной экспроприации – миллионы человеческих жизней, как преждевременно оборванных, так и не родившихся.
