Идеология убийства. Очерк о пропаганде

Анастасия Сорокина

«Самый отчаянный трус становится зверем, едва он почувствует
за собой какую-то силу»
Стефан Цвейг

Просматривая немецкие фотографии времен третьего Рейха, любой нормальный человек испытывает странную смесь ощущений – отвращение, ужас, страх, жалость к жертвам, презрение и ненависть к палачам. Закономерно возникает предположение, что нормальный человек не станет с улыбкой фотографироваться на фоне повешенных и расстрелянных, так что убийцы воспринимаются как садисты, люди с нарушенной психикой. Однако количество подобных снимков заставляет задуматься. Их слишком много для того, чтобы смело поставить всем воевавшим на стороне фашистской Германии и 1939 по 1945 годы психиатрический диагноз. А если прибавить к снимкам военных преступлений фотографии, сделанные в концлагерях и гетто, то подобные попытки выглядят просто неуместно – не может же вся страна в одночасье сойти с ума.

Барак в концлагере Равенсбрук

Поэтому разобраться, что же все такие произошло, как удалось превратить такое количество людей в убийц и мучителей необходимо, чтобы впредь не допустить подобного. В своей работе я буду в дальнейшем исходить из того, что улыбающиеся на фоне трупов герои – нормальные люди. Или были таковыми.

Четыре с половиной доллара

В 1963 году американский психолог Стенли Милграм провел серию экспериментов по подчинению авторитету, которые позднее вошли во все учебники социальной психологии. Не секрет, что вдохновили его именно преступления нацистских преступников, а также пособничество в этих преступлениях простых немецких граждан.

Эксперимент был построен следующим образом. В нем участвовали экспериментатор, учитель (настоящий испытуемый) и ученик (подставное лицо). И ученик, и учитель одновременно получали 4.5$. Им рассказывали о процессах памяти и обучения, а также о том, что суть эксперимента – выявить, как наказание электрическим током может повлиять на эффективность обучения.

Далее учитель под руководством экспериментатора нажимал на тумблеры, нанося ученику удары током. Напряжение возрастало, ученик просил прекратить эксперимент, но экспериментатор настаивал на продолжении.

63% испытуемых дошли до максимальной интенсивности удара в 450 вольт. Позднее эксперимент был повторен за рубежом, а также на женской выборке – принципиальных различий в результатах не было.

Полученные результаты позволили Милграму сформулировать критерии подчинения авторитету, то есть выяснить, какие факторы провоцируют человека на отступление от моральных норм.

1. Эмоциональное удаление от жертвы;
2. Близость и легитимность авторитета;
3. Институциональный авторитет;

Возвращаясь к истории фашистской Германии с учетом полученных Милграмом данных, любопытно рассмотреть, как проявляли себя вышеперечисленные факторы.

Двойная мораль. Эмоциональное удаление от жертвы

В 1939 году в Германии была введена эвтаназия. Кодовое название программы было «Т4» - своеобразная аббревиатура от адреса «Имперского комитета по научному исследованию наследственных и приобретенных болезней», который находился на улице Тиргартенштрассе, дом 4. На базе этого комитета под руководством СС был создан специальный отряд, который занимался умерщвлением больных в психиатрических лечебницах. В этот же комитет стекалась информация о физически и душевно неполноценных детях – ее обязаны были предоставлять акушерки. До 1945 года было зарегистрировано около 100 тысяч детей-пациентов, из которых около 8 000 было убито.

По всем документам эвтаназия проходила как медицинская процедура, и ее действительно осуществляли врачи. Даже во время судебного процесса над Эйхманом его защитник назвал стерилизацию, которой подвергались евреи и цыгане, и убийства в газовых камерах «медицинскими процедурами».

Немцы протестовали – такое «рациональное» обращение с жизнями своих сограждан расходилось с их моралью, и программу пришлось свернуть. Она была снова открыта на оккупированных территориях, и тогда уже протестов не вызвала. Потому что на этот раз умирали не «свои», а «чужие».

Подобное деление людей служит отправной точкой превращения простого обывателя в немого свидетеля и соучастника тысяч убийств. Теперь встает вопрос о том, как навязать обществу такую «двойную мораль».

Государственная правда. Близость и легитимность авторитета

Тоталитарные режимы характеризуются, прежде всего, жестким контролем над всеми сферами жизни общества. Повсеместное проникновение идеологии выполняет сразу две задачи: во-первых, навязывает человеку определенное направление, в котором он должен мыслить, и, во-вторых, показывает, что «система» окружает его везде, куда бы он ни шел, что бы он не делал.

В качестве примера можно привести образование и культуру, так как именно они в основном ответственны за формирование человека как цельной личности.

Уничтожение памятников культуры, авторами которых являлись «расовые враги», было возведено на национальный уровень. 11 мая 1933 года в Берлине было сожжено около 20 тысяч книг. Среди авторов, не вписавшихся в идеологические рамки, были Альберт Эйнштейн, Эрих Мария Ремарк, Джек Лондон, Герберт Уэллс, Эмиль Золя и множество других. Инакомыслящие современники были разгромлены за два месяца до этого – их произведения были объявлены «выродившимся искусством». До конца 1933 года даже проходили выставки этого «направления» - «Большевизм в культуре», «Искусство на службе разложения» и другие. На смену «извращенному еврейскому интеллектуализму» пришло «торжество немецкого духа».

Это «торжество» должно было осуществляться в рамках, установленных партией. Соответствующая «Культурная программа НСДАП» была принята в Нюрнберге в 1934 году. Программа призывала к монументальности, пафосу, античным традициям, «культуре на века». Самый яркий пример – проект «нового Берлина», разработанный Шпеером. Один только Народный Дом, который должен был стать центральным зданием и символом Рейха, должен был вмещать почти 200 тысяч человек. Живопись обязана была отражать «актуальные задачи немецкого народа», утверждать идеи патриотизма.

Шпеер и Гитлер

Пропаганда шла в ногу с политикой в области образования. Изгнание преподавателей еврейского происхождения сопровождалось внедрением «арийской науки». Основные воспитательные цели были заявлены в книге Гитлера «Майн Кампф». В молодежи воспитывалось «чувство расы», убежденность в избранности немецкого народа, чувство общности. На первое место ставилось физическое здоровье, затем – воля, и лишь в последнюю очередь – душа. Считалось, что физически сильный, здоровый человек с низким уровнем образования полезнее для общества чем «хлюпик-интеллектуал».

Общество было политизировано целиком, все его институты подчинялись единой согласованной программе. Людям оставалось только принимать схему, приготовленную для них «наверху».

Институциональный авторитет

Все сказанное выше складывает в единую мозаику, демонстрируя мощь и силу пропаганды, которая убедила людей в правильности и разумности идей национал-социализма. Все общественные институты работали на одну идею, полностью искажая не только окружающий, но и внутренний мир человека.

Нельзя сказать, что все уверения фашистского правительства были надувательством и ложью. Гитлер осуществлял ряд мер по улучшению жизни граждан Германии. Еще до войны он ввел оплачиваемые отпуска для рабочих и служащих, увеличил количество выходных, увеличил пенсии и выплаты на детей. В годы войны семьи воевавших получали от государства 85% их заработка, тогда как даже в США эта цифра доходила лишь до 50%. Многие немцы жили во время войны чуть ли не лучше, чем до нее.

Большую часть налогового бремени несла на себе буржуазия, однако этих денег не хватило бы на реализацию такой социальной политики. Около двух третей национального дохода в годы войны составляли богатства, вывозимые с захваченных территорий. Каждый солдат мог отправлять своей семье некоторое количество добытого в бою имущества. Таким образом, солдат воевал не только за «светлое будущее», отраженное в плане «ОСТ», но и за сегодняшнее благополучие своей семьи. Расовая доктрина вполне оправдывала убийства и издевательства, а грабеж и вовсе не воспринимался как нечто из ряда вон выходящее. Наоборот, но был закреплен законом как естественное право сильного.

Разумеется, нельзя представлять себе население Германии 30х-40х годов как стадо невинных овец, превращенных политической верхушкой в волков. Каждый из них видел, что творил, и попытки оправдаться на Нюрнбергском процессе в духе «Я ничего не знал про концентрационные лагеря!» чаще всего обман или самообман. Скорее всего, знали достаточно, чтобы не хотеть знать больше.

Но взгляд на фашизм с точки зрения социального психолога является необходимой частью картины анализа этого периода истории. Без него невозможно понять, как именно менялись люди, и насколько связаны изменения внутреннего мира личности с изменениями в обществе.

Подобный анализ открывает нам глаза на колоссальную роль государства в формировании общественных установок. Организованная пропаганда и хорошо скоординированная работа всех общественных институтов помещают людей в своего рода искусственную среду, где они формируются такими, какими их хочет видеть государство. Удивительнее всего то, как быстро государственная политика становится частью картины мира каждого – всего за несколько лет общественная мораль претерпела заметные изменения. Люди действительно искренне верили в справедливость и обоснованность того, что они делают. Вместо того чтобы говорить: «какие ужасные вещи я творю», солдат или охранник в концентрационном лагере говорил себе: «кто-то же должен делать эту грязную работу ради величайшей нации на Земле!»