Как русская литература ХХ века формировала реальность

Если рассматривать русских писателей ХХ века, на примере произведений которых можно анализировать феномен формирования действительности, то прежде всего необходимо отметить такие знаковые для современной русской литературы фигуры, как Виктор Пелевин и Василий Аксенов.

 

 

 

 

Виктор Пелевин

 

 

Виктор Пелевин за время своей долгой жизни в литературе создал собственную, и довольно жесткую, модель высказывания, построенную по принципу «парадокса лжеца». Ситуация высказывания, как и все возможные реакции на него, в этом случае включена в высказывание и учтена им. От романа к роману Пелевин выстраивал «литературную копию» нашей реальности. Но это выстраивание было далеко от банального реализма. В 90-е годы эта разница ощущалась читателями особенно остро: меняющаяся действительность давалась литературе с трудом, а Пелевин прописывал ее настолько отчетливо, что хотелось подозревать «пелевина» во всех знакомых. Эффект узнавания на фоне всеобщего остранения срабатывал безотказно. Границы текста и реальности накладывались друг на друга и совпадали, так что возникало ощущение написания текста в реальном времени. И читатель начинал чувствовать себя живущим в мире, написанном Пелевиным. Но это был только первый этап работы пелевинского текста. Вслед за погружением шло разоблачение. Стоило читателю расслабиться и ощутить «матрицу», изображенную писателем, как свою реальность, как Пелевин начинал процедуру инициации – посвящения читателя в истинное положение вещей: реальность-то, оказывается, подстроена, смоделирована, находится в чьем-нибудь уме, насквозь виртуальна – словом, она есть не что иное как шопенгауэровское покрывало майя, мара, иллюзия и проч. Эта философская подложка, неизменная от романа к роману, имеет сменный интерфейс - объяснительную схему, привязывающую конкретное содержание иллюзии (составляющий ее визуально-символический ряд) к тем социальным силам и идеологиям, которые моделируют картинку в определенном ключе и в корыстных целях обманывают человечество. Схему эту обычно рассказывают главному герою его учителя-мистагоги. И чем сильнее узнавание, тем резче должен быть эффект от разоблачения. Гиперреалистичность «матрицы» заставляет читателя принять любые подрывающие ее элементы. Не то чтобы читатель верил, что все кончится, но готов был в это хотя бы поиграть, или, точнее, подыграть автору в его остроумной мистификации. 

 

 

 

 

Кадр из фильма «Generation П»

 

 

Что касается непосредственного формирования реальности, то в первую очередь необходимо отметить роман «Generation П» - знаковое произведение Пелевина. Стремительное воплощение в жизнь фантасмагории, разворачивающейся в романе, вызывает даже некоторое опасение. Свободный выбор полностью контролируется рекламой, которая под видом тех или иных товаров и услуг предлагает человеку счастье.

 

 

 

«Всегда рекламируются не вещи, а простое человеческое счастье. Всегда показывают одинаково счастливых людей, только в разных случаях это счастье вызвано разными приобретениями. Поэтому человек идет в магазин не за вещами, а за этим счастьем, а его там не продают». (Generation П).

«Давно известно, - написал Татарский через двадцать минут после того, как это стало ему известно, - что существует два основных показателя эффективности рекламной кампании — внедрение и вовлечение. «Внедрение» означает процент людей, которые запомнили рекламу. «Вовлечение» - процент вовлеченных в потребление с помощью рекламы. Проблема, однако, состоит в том, что яркая скандальная реклама, способная обеспечить высокое внедрение, вовсе не гарантирует высокого вовлечения. Аналогично умно раскрывающая свойства товара кампания, способная обеспечить высокое вовлечение, не гарантирует высокого внедрения». (Generation П)

На наших глазах пиар-агентства, специалисты по общественным коммуникациям становятся творцами политической реальности. Образ публичного политика зачастую совершенно не совпадает с его реальной личностью. Профессионалы пиара могут как возвысить, так и «убить» любую медийную персону - и сделают ли они первое или второе, зависит только от количества заплаченных клиентом денег.  

«…история парламентаризма в России увенчивается тем простым фактом, что слово «парламентаризм» может понадобиться разве что для рекламы сигарет «Парламент» — да и там, если честно, можно обойтись без всякого парламентаризма». ( Generation П)

Роман Василия Аксенова  - еще один яркий пример формирования реальности. У романа мощный прогностический потенциал. Всё, что происходит в Крыму с начала 90-х годов XX века, напоминает некое мистическое превращение полуострова Крым в Остров Крым с последовательным развитием всех атрибутов будущего утопического Острова. Абсолютно верно подмечена писателем «островная» направленность идентичности крымчан, которую он усилил в романе, назвав Крым «Островом» с большой буквы. Следует отметить, что «островная» идентичность всегда присутствовала в ментальном пространстве Крыма, имея лишь различную степень выраженности в разные исторические периоды. Даже в самый спокойный и благополучный период для Крыма – в эпоху «застоя» - для крымчан была актуальна мифологема «за Перекопом земли нет», которая в то время не имела никакого политического подтекста, а только лишь манифестировала идею «инаковости», «отделённости» от материка, «островную», или крымскую региональную идентичность. Островной статус географических объектов глубоко укоренён в мифологическом сознании народов и неизбежно наделяется сакральностью, способностью к порождению чуда, являться чудом (вспомним остров Буян с его чудесами). Это связано, вероятно, с особым режимом рубежной коммуникации и особым характером рубежной энергетики островных образований.

 

 

 

Василий Аксенов

В романе Крым – это процветающий остров с высокими жизненными стандартами и открытой демократией, с богатым, свободным и, казалось бы, счастливым народом. Но атмосфера Острова и вся жизнь его обитателей наполнена неким ожиданием; состояние, в котором пребывают островитяне, можно разложить на две составляющие – Неопределенность и Временность. Неопределенность связана с нерешённым вопросом о статусе Острова Крым, который в 1920 году в результате удивительного стечения обстоятельств  отвалился от красной России и вот уже почти 60 лет ждет Светлого Дня Весеннего Похода для Возрождения Отчизны или еще какого-либо решения своего специфического островного вопроса. Специфика островной жизни состояла в том, что крымчане каким-то странным образом не считали свою страну страной, а вроде как бы временным лагерем, у себя дома они как-то умудрялись жить без паспортов, носили в карманах американские, английские, швейцарские  паспорта.  В мире все знали Остров как Остров Крым. СССР не признавал такого международного субъекта, как Остров Крым. «Несуществующий в природе Остров Крым» в советской прессе называли «Зона Восточного Средиземноморья», поэтому посол Крыма в Москве назывался директором Станции культурных связей Восточного Средиземноморья. В ООН Крым, конечно, не был представлен – СССР никогда бы не допустил такого «кощунства», но в органах ЮНЕСКО активно участвовал, ибо нельзя было себе и представить какую-либо серьезную международную активность без этого активнейшего Острова. Под давлением Советского Союза никто не смел называть Остров тем именем, которое он сам себе присвоил, именем «Крым-Россия». В документах ЮНЕСКО употреблялось обозначение «Остров Крым», но крымский представитель на все заседания являлся с табличкой «Крым-Россия» и выступал всегда от имени организации «Крым- Россия». Все государственные органы Острова включали в свое название слово «временный» – Временная Государственная Дума, Временный Институт Иностранных Связей (Министерство иностранных дел Острова Крым), Конституция тоже была временной и на нее смотрели сквозь пальцы. Таким образом, все эти наименования Острова и его институтов были отражением ситуации Неопределенности и Временности, которая являлась доминантой новейшей истории Крыма.

 

 

 

История Острова Крым как самостоятельного субъекта началась 20 января 1920 года. В этот день  Красная армия потерпела сокрушительное поражение на льду Чонгарского пролива и большевики не смогли взять под свой контроль Крым. В романе описывается жизнь Острова через 60 лет. Несмотря на сытую, благополучную и счастливую жизнь крымчан, политическая ситуация в Крыму напряжена до предела, Остров охвачен политическими страстями, и читатели до последних страниц романа не знают, кто победит – яки или сторонники Идеи Общей Судьбы, какое будущее ждет Крым. Яки – это движение молодых крымчан за создание новой нации на базе слияния различных этнических групп и формирования нового крымского национального сознания. Сторонники идеи Общей Судьбы, а их множество на Острове во всех слоях населения, призывают к добровольному присоединению Крыма к СССР. Симпатия к Советскому Союзу и даже тенденция к слиянию с ним – главенствующая идея на Острове. Если бы в данный момент провели соответствующий референдум, то не менее 70 процентов населения высказались бы за вхождение в СССР. Просоветские и панрусистские настроения на Острове – это единственная реальность. Идея Общей Судьбы овладевает умами.

Один из персонажей романа Фёдор Бутурлин, товарищ министра информации Острова Крым, перечисляет признаки, которые в своей совокупности составляют базу неизбежной грядущей катастрофы:

- Крым - пороховая бочка (по совокупности факторов).

- Множество политических партий и масса экстремистских групп.

- Остров наводнен агентурой. КГБ и ЦРУ действуют чуть ли не в открытую.

- Размягчающий транс разрядки. Бесконечные делегации дружбы, культурного, технического, научного сотрудничества. Безвизовый въезд, беспошлинная торговля.

- Остров Крым становится международным вертепом вроде Гонконга.

- С правительством никто не считается.

- Демократия доведена до абсурда.

- Идея Общей Судьбы овладела массами.

- Радикализация общественных настроений.

В конце 70-х годов прошлого века трудно было представить отрыв русского Крыма от России, миллионы русских за рубежами своего Отечества, но в конце ХХ века все стали свидетелями сбывшихся литературных прогнозов писателя. Главная идея крымского общества в романе – Идея Общей Судьбы – находит своих многочисленных сторонников в современном Крыму. Эта идея постепенно приобретает черты, описанные в романе В. Аксенова «Остров Крым». Помимо политической составляющей, она содержит мощный духовный заряд, развивает в себе признаки мифологемы, приобретая статус Смысла и Народной Мечты. Именно духовный стержень Идеи Общей Судьбы мотивирует выбор героев романа и обладает несомненной притягательностью для крымчан сегодня и, очевидно, не утратит ее в будущем. Ибо выбор формулируется так: сытое прозябание на задворках человечества или участие в мессианском пути России, а, следовательно, в духовном процессе нашего времени.

«В первые послесталинские годы Остров потерял уже свою мрачную, исключающую всякие вопросы формулировку, но от этого не приблизился, а, как ни странно, даже отдалился от России. Возник образ подозрительного злачного места, международного притона, Эльдорадо авантюристов, шпионов. Там были американские военные базы, стриптизы, джаз, буги-вуги, словом, Крым еще дальше отошел от России, подтянулся в кильватер всяким там Гонконгам, Сингапурам, Гонолулу, стал как бы символом западного разврата, что отчасти соответствовало действительности. Однажды в пьяной компании какой-то морячок рассказывал историю о том, как у них на тральщике вышел из строя двигатель, а они, пока чинились, всю ночь болтались в виду огней Ялты и даже видели в бинокль надпись русскими буквами «дрынк кока-кола». Буквы-то были русские, но Ялта от берегов русского смысла была даже дальше, чем Лондон, куда уже начали ездить, не говоря о Париже, откуда уже приезжал Ив Монтан. И вдруг Никита Сергеевич Хрущев, ничего особенного своему народу не объясняя, заключил с Островом соглашение о культурном обмене. Началось мирное сосу-сосу. Из Крыма приехал скучнейший фольклорный татарский ансамбль, зато туда отправился Московский цирк, который произвел там подобие землетрясения, засыпан был цветами, обсосан всеобщей любовью. В шестидесятые годы стали появляться первые русские визитеры с Острова, тогда-то и началось знакомство поколения Гангута со своими сверстниками, ибо именно они в основном и приезжали, старые врэвакуанты побаивались. В ранние шестидесятые молодые островитяне производили сногсшибательное впечатление на москвичей и ленинградцев. Оказывается, можно быть русским и знать еще два-три европейских языка, как свой родной, посетить десятки стран, учиться в Оксфорде и Сорбонне, носить в кармане американские, английские, швейцарские паспорта. У себя дома крымчане как-то умудрялись жить без паспортов. Они каким-то странным образом не считали свою страну страной, а вроде как бы временным лагерем. И все-таки были русскими, хотя многого не понимали…» (Остров Крым)

 

 

 

Автор: Иванова С.

 

 

 

 

 

Обсудить статью на форуме