Национальный Эрос и культура. Том 1
«Любовь» и «новая мораль» в трудах А. М. Коллонтай
«Любовь» и «новая мораль» в трудах А. М. Коллонтай
Александра Михайловна Коллонтай — одна из немногих женщин-революционерок, чье имя не затерялось в анналах новейшей отечественной истории; это произошло главным образом благодаря ее исключительной биографии — она была первой русской женщиной-послом более двадцати лет. Но не менее интересна и другая, теперь уже мало известная сторона ее разносторонней деятельности: научные занятия Коллонтай, материализовавшиеся в многочисленные книги и статьи, посвященные так называемому женскому вопросу. В течение предреволюционного десятилетия Коллонтай опубликовала ряд фундаментальных работ о положении женщин-работниц в России, а также немалое количество статей полемического характера, резко критикуя западных феминисток за отсутствие в их деятельности классового подхода.
Большой партийный стаж Коллонтай (она разделяла идеи Коммунистической партии уже с начала 1910-х годов) и ее заслуги в пропаганде и научной разработке идей женского равноправия в России, привлечении к проблемам матерей-работниц внимания российского общества сделали закономерным ее назначение на пост наркома государственного призрения в новом большевистском правительстве в 1917 году. Коммунистическая партия, пришедшая к власти, одной из своих основополагающих целей провозгласила воспитание «нового человека», и поэтому вполне логичным и продуманным представляется намерение большевиков начать этот сложный процесс с переделки семьи — главной «ячейки» любого общества, в том числе и коммунистического.
Наступление на буржуазную традиционную семью началось вполне цивилизованным путем: в числе самых первых актов Советской власти в декабре 1917 года были законы о гражданском браке, занявшем место церковного, и о разводах. Следующим шагом стало стремительное составление кодексов законов о семье и школе, осуществленное уже в 1918 году.
Следование новым законам и кодексам, более того, даже общее знакомство с ними, в такой гигантской стране, как Россия, с многомиллионным малограмотным населением было возможно только при самой активной и широкой пропагандистской работе, в которой одно из ведущих мест по праву принадлежало А. М. Коллонтай, имевшей многолетний опыт в области распространения идей женского равноправия, новых семейных отношений.
Ранние работы Коллонтай — «Социальные основы женского вопроса» (1909), «Общество и материнство» (1916) и некоторые другие — носили вполне научный, аналитический характер. В них автор, привлекая социологические и статистические данные, пыталась проанализировать состояние современной буржуазной и пролетарской семьи, причины женского неравноправия, объяснить новые черты, наметившиеся в положении женщин различных социальных слоев в буржуазном обществе на примере многих (около пятнадцати) стран Европы. Но уже и в этих трудах ощущается влияние коммунистических идей: Коллонтай, например, солидаризируется с мнением Клары Цеткин о том, что женское предназначение воспитывать детей есть пережиток прошлого, старины, которому нет места при современных общественных условиях. «Мать действительно естественная воспитательница ребенка в период кормления, но не дольше. Но как только период кормления прошел, для развития ребенка совершенно безразлично, ухаживает ли за ним мать или кто-нибудь другой» (Коллонтай А. М, Социальные основы женского вопроса. СПб., 1909. С. 35). Коллонтай предполагала также, что в будущем коллективистском обществе детей по желанию родителей будут воспитывать в детских учреждениях с самого раннего возраста, поскольку матери будут заняты на работе.
Уже с первых работ Коллонтай четко обозначились два основных круга проблем, занимавших ее наиболее глубоко. Во-первых, это проблема рабочей семьи и положение в ней женщины-матери, во-вторых — вопрос о границах свободы женщины в любви и браке. Например, один из разделов ее книги «Социальные основы женского вопроса» исследует проблему проституции в буржуазном обществе со своеобразным классовым уклоном. «Бороться с проституцией — значит не только уничтожать ее современную полицейскую регламентацию, нет, это значит бороться против основ капиталистического строя, значит стремиться к уничтожению классового деления общества, значит очищать путь к новым формам человеческого общежития. <...> Вместо оскорбительной, тягостной продажи ласк пролетариат добивается свободного общения свободных индивидуальностей; вместо принудительной формы брачного сожительства — беспрепятственное следование непосредственному, душевному влечению, свободному от узкожитейского расчета. Там, в новом мире обобществленного труда, исчезнет лицемерная двойная мораль современности, и половая нравственность поистине станет делом личной совести каждого» (Она же. Общество и материнство. СПб., 1916. С. 41).
После 1917 года Коллонтай в своих научно-публицистических трудах создает утопическую модель будущей социалистической семьи. В основание этой своеобразной социальной структуры положено полное равноправие мужчины и женщины, мужа и жены, что обусловлено, по мнению Коллонтай и ее сторонников, тем, что домашнее хозяйство при социализме отомрет. «Оно уступает место хозяйству общественному. Вместо того чтобы жена-работница убирала квартиру, могут быть и будут в коммунистическом обществе специалисты рабочие и работницы, которые будут по утрам обходить комнаты и убирать. Вместо того чтобы мучиться со стряпней, тратить свои последние свободные часы на кухню, на варку обедов и ужинов, в коммунистическом обществе широко будут развиты общественные столовые, центральные кухни. Центральные прачечные, куда еженедельно работница относит белье семьи и получает стираное и глаженое, снимут и эту работу с плеч женщины. Специальные же мастерские для штопки одежды позволят работницам, вместо того чтобы часами сидеть над заплатами, провести час над хорошей книгой, пойти на собрание, концерт, митинг. Все четыре рода работ, которыми пока еще держится домашнее хозяйство, обречены отмереть с победой коммунистического строя» (Она же. Новая мораль и рабочий класс. М., 1919. С. 11).
Воспитанием детей (еще одной «скрепы семьи») по желанию их родителей также займется государство, которое постепенно возьмет на себя нелегкое бремя заботы о будущих членах коммунистического общества. «Не узкая, замкнутая семья с ссорами родителей, с привычкой думать только о благе родственников может воспитать нового человека, а только те воспитательные учреждения: детские площадки, детские колонии — очаги, где ребенок будет проводить большую часть дня и где разумные воспитатели сделают из него сознательного коммуниста, признающего один святой лозунг: солидарность, товарищество, взаимопомощь, преданность коллективу. Все это делается для того, чтобы дать возможность женщине совместить полезный труд на государство с обязанностями материнства» (Там же. С. 26).
Таким образом, согласно Коллонтай, традиционная семья перестает быть нужной, во-первых, государству, поскольку домашнее хозяйство ему уже не выгодно, оно без нужды отвлекает работников от более полезного, производительного труда, во-вторых, членам семьи, потому что одну из основных задач семьи — воспитание детей — берет на себя общество, особенно развивая чувство коллективизма как главное для «нового человека», даже вопреки его индивидуалистической природе.
Но как же будут решаться проблемы, связанные с любовью, в новом коммунистическом обществе? Какую роль будет играть она в жизни женщины, какие формы примет? А. М. Коллонтай пытается ответить на эти вопросы в соответствии с бытовавшими тогда в комсреде взглядами. Правда, ответы эти нередко зависят прежде всего от перипетий ее собственной женской судьбы, опровергают суждения автора по этим проблемам, не соотносятся с так называемой «классовой основой любви», расходятся с общепринятыми в те годы принципами.
В работах 1918-1919 годов, например в «Новой морали и рабочем классе» и «Семье и коммунистическом государстве», она декларирует: «Новое трудовое государство нуждается в новой форме общения между полами, мужчины и женщины станут прежде всего братьями и товарищами» (Она же. Семья и коммунистическое государство. М., 1918. С. 72). В то же время Коллонтай сознавала, что «перевоспитание психики женщины применительно к новым условиям ее экономического и социального существования дается не без глубокой, драматической ломки. Женщина из объекта мужской души превращается в субъект самостоятельной трагедии» (Там же. С. 22).
Теория Коллонтай о новой семье и роли в ней женщины непоследовательна и противоречива. В одной и той же работе «Семья и коммунистическое государство» она говорит и о том, что семья вообще перестает быть нужной, и о том, что брак нужен в форме свободного товарищеского союза двух любящих и доверяющих друг другу людей, поскольку тяга женщин к созданию семьи не может отмереть одномоментно. Причина подобных противоречий кроется, конечно, не в логической несостоятельности Коллонтай (свои оригинальные и довольно глубокие научные способности она продемонстрировала в предреволюционные годы), они — в утопичности идей, которые она пропагандировала, всемерно поддерживала и развивала. Как ортодоксальный коммунист, она не пыталась задумьшаться над возможностью или невозможностью осуществления этих концепций, главным для нее было создание стройной теории, поскольку в новом обществе все должно быть но-новому. В то же время рассуждения Коллонтай о сексуальном кодексе морали рабочего класса носят откровенно декларативный и банальный характер. Очевидность старой истины о том, что каждый новый восходящий класс обогащает человечество новой, свойственной именно данному классу идеологией, очевидна. В то же время, считает Коллонтай, «сексуальный кодекс морали составляет неотъемлемую часть этой идеологии. Только с помощью новых духовных ценностей, отвечающих задачам восходящего класса, удается этому борющемуся классу укрепить свои социальные позиции, только путем новых норм и идеалов может он успешно отвоевывать власть у антагонистических ему общественных групп.
Выискать основной критерий морали, что порождается специфическими интересами рабочего класса, и привести в соответствие с ним нарождающиеся сексуальные нормы — такова задача, которая требует своего разрешения со стороны идеологов рабочего класса» (Она же. Новая мораль и рабочий класс. М., 1919. С. 18).
Будучи одним из идеологов этого класса, Коллонтай попыталась выработать новый кодекс сексуальной морали, который можно назвать кодексом «свободной любви», но следование ему возможно, по мнению его составительницы, только с коренным переустройством социально-экономических отношений на началах коммунизма (Там же. С. 25). Одной из носительниц нового кодекса морали можно считать так называемую холостую женщину, новый тип женщины, появившийся еще в конце XIX века в буржуазных обществах. Коллонтай, не скрывая своих симпатий к таким женщинам, описывает систему их воззрений на любовь. Холостая женщина материально независима, «обладает самоценным внутренним миром, внешне и внутренне самостоятельна, требует уважения к своему "я". Не выносит деспотизма, даже со стороны любимого мужчины. Любовь перестает составлять содержание ее жизни, любви отводит подчиненное место, какое она играет у большинства мужчин. Естественно, холостая женщина может переживать острые драмы. Но влюбление, страсть, любовь — это лишь полосы жизни. Истинное содержание ее составляет то "святое", чему служит новая женщина: социальная идея, наука, призвание, творчество... И это свое дело, своя цель для нее, для новой женщины, зачастую важнее, драгоценнее, священнее всех радостей сердца, всех наслаждений страсти...» (Социальные основы женского вопроса. СПб., 1909. С. 82) Хотя Коллонтай и не утверждает прямо, что холостая женщина из пролетарской среды и есть тот идеал, к которому должны стремиться женщины социалистического общества, такой вывод очевиден.
Взгляды видной общественной деятельницы на «свободную любовь» приобрели в первые годы Советской власти широкую известность и относительную популярность. В то же время наиболее консервативный класс России того времени — крестьянство — буквально содрогался от подобных коммунистических представлений о будущем семьи, о роли в ней женщины, что нашло широкое отражение в художественной литературе, драматургии, публицистике последующих лет.
В связи с распространением взглядов Коллонтай интересны воспоминания К. Цеткин об отношении к ним В. И. Ленина. В беседе с ней он признавал: «Хотя я меньше всего мрачный аскет, но мне так называемая "новая половая жизнь" молодежи, а часто и взрослых, довольно часто кажется чисто буржуазной, кажется разновидностью доброго буржуазного дома терпимости. <...> Вы, конечно, знаете знаменитую теорию о том, что в коммунистическом обществе удовлетворять половые стремления и любовные потребности так же просто и незначительно, как выпить стакан воды. От этой теории "стакана воды" наша молодежь взбесилась...» Ленин утверждал, что все это не имеет ничего общего со свободой любви, «как мы, коммунисты, ее понимаем» (К. Цеткин о Ленине: Воспоминания и встречи. М., 1925. С. 67).
Правда, Ленин не поделился с Цеткин мыслями о том, как коммунисты понимают свободную любовь, но мнение вождя о свободной любви говорит о его традиционных взглядах, типичных для дореволюционного времени. Ленин постоянно подчеркивал, что революция требует от масс напряжения всех сил, сантименты различного рода только мешают строительству нового общества, Коллонтай же полагала, что революция уже окончательно победила, поэтому следует использовать «крылатый эрос» на пользу коллектива. Ленин не вступил в дискуссию по этому вопросу, понимая, что «свободная любовь» и «крылатый эрос» способствуют, с одной стороны, разрушению традиционной семьи, а с другой — формируют нового человека, человека массы, члена коллектива. Таким образом, и В. И. Ленин и А. М. Коллонтай и в этом вопросе, по существу, являлись если не единомышленниками, то хотя бы союзниками.
В 1923 году, пережив личную драму, Коллонтай опубликовала повесть «Любовь пчел трудовых», в которой теория свободной любви получила художественную форму (довольно посредственную). Но повесть пользовалась популярностью главным образом из-за совпадения настроений общества с главным мотивом произведения — освобождение женщины и мужчины от уз буржуазной семьи и соблюдение классового подхода в половых отношениях. Коллонтай в своем произведении резко осудила героя повести — коммуниста, оставившего пролетарку ради женщины из буржуазной среды. Этим произведением завершилась активная литературная деятельность А. М. Коллонтай, главного коммунистического теоретика и пропагандиста «свободной любви» и «новой морали». С 1923 года она заступила на дипломатическую службу, к вопросам женского равноправия, семьи, взаимоотношения полов уже не возвращалась, но отголоски ее воззрений и идей в той или иной форме пережили их создательницу, остались в текстах новой соцреалистической культуры.
ПРИЛОЖЕНИЕ
А. М. Коллонтай
Любовь и новая мораль
(Из книги А. Коллонтай «Новая мораль и рабочий класс». М., 1919)
...Распахнуть заповедную дверь, ведущую на вольный воздух, на путь более любовных, более близких, а следовательно, и более счастливых отношений между полами может лишь коренное изменение человеческой психики — обогащение ее «любовной потенцией». Последнее же с неизбежной закономерностью требует коренного преобразования социально-экономических отношений, другими словами — перехода к коммунизму.
Каковы главные несовершенства, каковы теневые стороны легального брака? В основу легального брака положены два одинаково ложных принципа: нерасторжимость — с одной стороны, представление о «собственности», о безраздельной принадлежности друг другу — с другой.
...«Нерасторжимость» становится еще нелепее, если представить себе, что большинство легальных браков заключается «втемную», что брачащиеся стороны имеют лишь самое смутное представление друг о друге. И не только о психике другого, более того — совершенно не ведают, существует ли то физиологическое сродство, то созвучие телесное, без которого брачное счастье неосуществимо.
...Представление о собственности, о правах «безраздельного владения» одного супруга другим является вторым моментом, отравляющим легальное супружество. В самом деле, получается величайшая нелепость: двое людей, соприкасающихся только несколькими гранями души, «обязаны» подойти друг к другу всеми сторонами своего многосложного «я». Непрерывное пребывание друг с другом, неизбежная «требовательность» к предмету «собственности» превращают даже пылкую любовь в равнодушие.
...Моменты «нерасторжимости» и «собственности» в легальном браке вредно действуют на психику человека, заставляя его делать наименьшие душевные усилия для сохранения привязанности внешними путями прикованного к нему спутника жизни. <...> Современная форма легального брака беднит душу и уже никоим образом не способствует тому накоплению запасов «великой любви» в человечестве, о котором столько тосковал русский гений — Толстой.
Но еще тяжелее искажает человеческую психологию другая форма сексуального общения — продажная проституция. <...> Проституция тушит любовь в сердцах; от нее в страхе отлетает Эрос, боясь запачкать о забрызганное грязью ложе свои золотые крылышки. <...> Она искажает наши понятия, заставляя видеть в одном из наиболее серьезных моментов человеческой жизни — в любовном акте, в этом последнем аккорде сложных душевных переживаний, нечто постыдное, низкое, грубо-животное...
Психологическая неполнота ощущений при покупной ласке особенно пагубно отражается на психологии мужчин: мужчина, пользующийся проституцией, в которой отсутствуют все облагораживающие привходящие душевные моменты истинно эротического экстаза, научается подходить к женщине с «пониженными» запросами, с упрощенной и обесцвеченной психикой.
Приученный к покорным, вынужденным ласкам, он уже не присматривается к сложной работе, творящейся в душе его партнера-женщины, он перестает «слышать» ее переживания и улавливать их оттенки.
...Но и в третьей форме брачного общения — свободной любовной связи — имеется много темных сторон. Несовершенства этой брачной формы — отраженного свойства. Современный человек привносит в свободный союз уже изуродованную неверными, нездоровыми моральными представлениями психику, воспитанную легальным супружеством, с одной стороны, и темной бездной проституции — с другой. «Свободная любовь» наталкивается на два неизбежных препятствия: «любовную импотенцию», составляющую сущность нашего распыленного индивидуалистического мира, и отсутствие необходимого досуга для истинно душевных переживаний. Современному человеку некогда «любить». В обществе, основанном на начале конкуренции, при жесточайшей борьбе за существование, при неизбежной погоне либо за простым куском хлеба, либо за наживой и карьерой — не остается места для культа, для требовательного и хрупкого Эроса. ...Наше время отличается отсутствием «искусства любви»; люди абсолютно не умеют поддерживать светлые, ясные, окрыленные отношения, не знают всей цены «эротической дружбы». Любовь — либо трагедия, раздирающая душу, либо пошлый водевиль. Надо вывести человечество из этого тупика, надо научить людей красивым, ясным и не обременяющим переживаниям. Только пройдя школу эротической дружбы, сделается психика человека способной воспринять «великую любовь», очищенную от ее темных сторон. Всякое любовное переживание (разумеется, не грубо-плоский физиологический акт) не беднит, а обогащает человеческую душу. <...> Только «большая любовь» даст полное удовлетворение. Любовный кризис тем острее, чем меньше запас любовной потенции, заложенной в человеческих душах, чем ограниченнее социальные скрепы, чем беднее психика человека переживаниями солидарного свойства.
Поднять эту «любовную потенцию», воспитать, подготовить психику человека для восприятия «большой любви» — таковая задача «эротической дружбы».
...Наконец, рамки «эротической дружбы» весьма растяжимы: вполне возможно, что люди, сошедшиеся на почве легкой влюбленности, свободной симпатии, найдут друг друга, что из «игры» вырастет великая чаровница — большая любовь.
...Общество должно научиться признавать все формы брачного общения, какие бы непривычные контуры они ни имели, при двух условиях: чтобы они не наносили ущерба расе и не определялись гнетом экономического фактора. Как идеал, остается моногамным союз, основанный на «большой любви». Но «не бессменный» и застывший. Чем сложнее психика человека, тем неизбежнее «смены». «Конкубинат» или «последовательная моногамия» — такова основная форма брака. Но рядом — целая гамма различных видов любовного общения полов в пределах «эротической дружбы».
Второе требование — признание не на словах только, но и на деле «святости материнства». Общество обязано во всех формах и видах расставить на пути женщины «спасательные станции», чтобы поддержать ее морально и материально в наиболее ответственный период ее жизни.
...Все современное воспитание женщины направлено на то, чтобы замкнуть ее жизнь в любовных эмоциях. Отсюда эти «разбитые сердца», эти поникшие от первого бурного ветра женские образы. Надо распахнуть перед женщиной широкие врата всесторонней жизни, надо закалить ее сердце, надо бронировать ее волю. Пора научить женщину брать любовь не как основу жизни, а лишь как ступень, как способ выявить свое истинное «я».
Отношение между полами и классовая борьба
(Из книги А. Коллонтай «Новая мораль и рабочий класс». М., 1919)
Современное человечество переживает не только острый по форме, но — что гораздо неблагоприятнее и болезненнее — затяжной сексуальный кризис.
...Чем дольше длится кризис, тем безвыходнее представляется положение современников и с тем большим ожесточением набрасывается человечество на всевозможные способы разрешения «проклятого вопроса». <...> «Сексуальный кризис» на этот раз не щадит даже и крестьянство.
Трагизм современного человечества заключается не только в том, что на наших глазах совершается ломка привычных форм общения между полами и принципов, их регулирующих, но еще и в том, что из глубоких социальных низин подымаются непривычные, свежие ароматы новых жизненных устремлений, отравляющих душу современного человека тоскою по идеалам еще сейчас не осуществимого будущего. Мы, люди капиталистически-собственнического века, века резких классовых противоречий и индивидуалистической морали, все еще живем и мыслим под тяжелым знаком неизбывного душевного одиночества. Это «одиночество» среди громад людных, зазьшающе-разгульных, крикливо-шумных городов, это одиночество в толпе даже близких «друзей и соратников» заставляет современного человека с болезненной жадностью хвататься за иллюзию «близкой души» — души, принадлежащей, конечно, существу другого пола, так как один только «лукавый Эрос» умеет своими чарами, хотя бы на время, разогнать этот мрак неизбывного одиночества...
Если «сексуальный кризис» обусловливается на три четверти внешними социально-экономическими отношениями, то одна четверть его остроты покоится, несомненно, на нашей «утонченно-индивидуалистической психике», взлелеянной господством буржуазной идеологии. Представители двух полов ищут друг друга в стремлении получить через другого, посредством другого возможно большую долю наслаждений духовных и физических для самого себя. О переживаниях другого лица, о той психологической работе, какая творится в душе другого, любовный или брачный партнер всего меньше помышляет.
Мы претендуем всегда на своего любовного «контрагента» целиком и «без раздела», а сами не умеем соблюсти простейшей формулы любви: отнестись с величайшей бережливостью к душе другого. К этой формуле постепенно приучат нас новые, намечающиеся уже между полами отношения, основанные на двух непривычных для нас началах: полной свободе, равенстве и истинной товарищеской солидарности. <...> Сексуальный кризис неразрешим без коренной реформы в области человеческой психики, без увеличения в человечестве «любовной потенции». Но эта психическая реформа всецело зависит от коренного переустройства наших социально-экономических отношений на началах коммунизма.
...Такой пестроты брачных отношений еще не знавала история: неразрывный брак с «устойчивой семьей» и рядом преходящая свободная связь, тайный адюльтер в браке и открытое сожительство девушки с ее возлюбленным — «дикий брак», брак парный и брак «втроем», и даже сложная форма брака «вчетвером», не говоря уже о разновидностях продажной проституции. И тут же, бок о бок с примесью разлагающих начал буржуазно-индивидуалистической семьи, позор прелюбодеяния и снохачество, свобода в девичестве и все та же «двойная мораль»...
Помимо указанного основного недостатка нашей современной психологии — крайнего индивидуализма, эгоцентричности, доведенной до культа, «сексуальный кризис» обостряется еще и другими двумя типичными моментами, характеризующими психику современника: 1) въевшимся в нас представлением о собственности друг над другом брачащихся сторон, 2) воспитанном веками предположении о неравенстве и неравноценности полов во всех областях и сферах жизни до половой включительно... Представление о «собственности» заходит далеко за пределы «законных супружеств», оно является неизбежным моментом, вкрапливающимся в самую «свободную» любовную связь. Современный любовник и любовница, при всем «теоретическом» уважении к свободе, абсолютно не удовлетворились бы сознанием физиологической верности своего любовного партнера. Чтобы отгонять от себя вечно сторожащий нас признак одиночества, мы с непонятной для будущего человечества жестокостью и неделикатностью вламываемся в душу «любимого» нами существа и предъявляем свои права на все тайники его духовного «я».
...Привитое человечеству веками представление «неравноценности» полов органически вошло в нашу психику. Мы привыкли расценивать женщину не как личность, с индивидуальными качествами и недостатками, безотносительно к ее психо-физиологическим переживаниям, а лишь как придаток мужчины. Личность мужчины, при произнесении над ним общественного приговора, заранее абстрагируется от поступков, связанных с половой сферой. Личность женщины расценивается в тесной связи с ее половой жизнью. Такая оценка вытекает из той роли, которую женщина играла в течение веков, и лишь медленно, лишь постепенно совершается или, вернее, намечается переоценка ценностей и в этой существенной сфере. Только изменение экономической роли женщины и вступление ее на самостоятельный трудовой путь может и будет способствовать ослаблению этих ошибочных и лицемерных представлений.
...Для рабочего класса большая «текучесть», меньшая закрепленность общения полов вполне совпадают и даже непосредственно вытекают из основных задач данного класса. Отрицание момента «подчинения» одного члена в супружестве также нарушает последние искусственные скрепы буржуазной семьи. <...> Частые конфликты между интересами семьи и
класса, хотя бы при стачках, при участии в борьбе, и та моральнал мерка, которую в таких случаях применяет пролетариат, с достаточной степенью ясности характеризуют основу новой пролетарской идеологии.
Сексуальный кодекс морали составляет неотъемлемую часть новой идеологии. Однако стоит заговорить о «пролетарской этике» и «пролетарской сексуальной морали», чтобы натолкнуться на шаблонное возражение: пролетарская половая мораль есть не более, как «надстройка»; раньше, чем не изменится вся экономическая база, ей не может быть места... Как будто идеология какого-либо класса складывается тогда, когда уже совершился перелом в социально-экономических отношениях, обеспечивающий господство данного класса! Весь опыт истории учит нас, что выработка идеологии социальной группы, а следовательно и сексуальной морали, совершается в самом процессе многотрудной борьбы данной группы с враждебными социальными силами.