Начало Руси. Средневековая история и историографические мифы
Владимир Петрухин
Включение славян и древнейшей Руси во всемирную историю происходило на глазах сложившихся цивилизаций — Византии, империи Каролингов и Халифата. При этом происходило не только «политическое» столкновение народов, но и столкновение мировоззрений, что, естественно, нашло отражение в исторических памятниках.
На взгляд цивилизации, пришельцы-варвары, которым место на периферии — за границами культурного мира, «за Дунаем»: в границах цивилизации они могут оказаться лишь будучи на службе у средневековых государей. На этих условиях Византия допускала на свои земли варваров: так, византийский император Ираклий разрешил поселиться на своих землях хорватам и сербам, чтобы те сражались с аварами (Константин Багрянородный. Глава 31). Но и служба империи или западноевропейским государям не уравнивала славян — «варваров» — с наследниками Рима, Во франкской «Хронике Фредегара» рассказывается о посольстве короля франков Дагоберта к правителю первого славянского государства Само, который сам был франком по происхождению и в первой половине VII в. возглавил сопротивление славян натиску аваров. Франкский посол потребовал, чтобы Само и его народ служили Дагоберту. Само обязался стать со своим народом «людьми» Дагоберта, если тот «решит сохранять с нами дружбу». Посол заносчиво ответил: «Невозможно, чтобы христиане и рабы Божьи могли установить дружбу с псами» (Свод Т. 2. С. 369).
Сами же «варвары» стремились внедриться по возможности глубже сначала в государственное пространство, затем — в культурную модель цивилизации или, по крайней мере, воспроизвести у себя ее культурные стереотипы. Так, в Повести временных лет о легендарном родоначальнике полян Кие говорится, что он «велику честь принял от царя», то есть был принят с почестями императором в Царьграде, как были приняты другие правители (см. ниже о приеме, которого удостоилась княгиня Ольга при Константине Багрянородном), а Киев, согласно русским книжникам (НПЛ. С. 103), назван в честь Кия, как Рим в честь «кесаря Рима» (Ромула), Александрия — в честь Александра и т.п. Со времен А. А. Шахматова было очевидно, что Кий — личность легендарная; может быть, это имя и восходит к имени славянского культурного героя, носителя жезла или палицы (таково значение имени Кий — вспомним процветший «жезл» пахаря Пршемысла), но скорее летописец «вывел» это имя из названия города Киева, как он вывел имена братьев Кия из названий киевских горок Хоревица и Щекавица, а имя сестры — из гидронима Лыбедь (Нефольклорную искусственность этого построения отмечают и современные фольклористы: многочисленные фольклорные параллели непременно включают трех братьев в некий общий сюжет — так, имеют общеславянское (и, видимо, общеевропейское) распространение сюжеты о трех братьях — первопоселенцах, которые перебрасывают друг другу с горы на гору (через море, залив) топор и т. п. (Смирнов 1999). Топор в данном случае может подчеркивать «строительные» функции первопоселенцев, хотя для сюжетов о великанах — первобытных обитателях земли — характерны мотивы разбрасывания скал, огромных камней и т. п. (ср. эстонских ванапаганов и т. п.). Характерно, что с первопоселенцами, перебрасывающимися топором и занимающимися разбоем, расправляется некий странник — старец, оказывающийся Миколаем Святителем (Смирнов 1999. С. 352-353): так и былинный Микула сильнее Святогора). И далее в своем рассказе о Кие летописец следует топонимической традиции: Кий пытался обосноваться на Дунае, потому что «доныне» дунайцы знают там городище Киевец. Как уже говорилось, это построение ведет летописца и к тому заключению, что Кий должен был отправиться на прием к кесарю, ибо Дунай — это граница Византии, и чтобы утвердиться там, необходимо было получить разрешение кесаря.
Нестору были известны и сходные предания о Кие как перевозчике через Днепр. Но летописцу нужна была фигура культурного героя, основателя города, и он отверг легенду о перевозчике. Культурный герой — характерная фигура, воплощающая переход от доистории (мифоэпического периода) к истории, в этом отношении Кий действительно сродни Ромулу — мифическому близнецу (брату Рема), вскормленному волчицей, и основателю исторического Рима. Исторический Киев в дни летописца был связан с Царьградом (и Римом) путем из варяг в греки и — в исторической ретроспективе — всем ходом славяно-русской истории. Доисторический период давно завершился — на месте «дунайской прародины» славян, где пытался обосноваться легендарный Кий, возникли Угорская и Болгарская земли — но само имя Киева (как и имя новгородских словен, напоминающее о дунайской прародине) служило в летописи залогом непрерывности истории. Да и название самой летописи — «Повесть временных лет» — указывало на эту историческую непрерывность (ср. ПВЛ. С. 272 и сл.; Данилевский 1995 и ниже, в Заключении).
