История и современность Памяти ираниста С. Н. Соколова

Мальцев С.

     В этом году исполнилось 35 лет со времени кончины Сергея Николаевича Соколова, (08.06.1923-14.06.1985), доцента кафедры иранской филологии ЛГУ имени А.А. Жданова.
     Один из пользователей Интернета выразил свое впечатление от знакомства с Соколовым весьма своеобразным образом. Некий Дмитрий Сергеев пишет в ЖЖ:
     «Сергей Николаевич Соколов – филолог-иранист, специалист по языку Авесты. Мы были знакомы всего месяц, в экспедиции в Туве, но на всю жизнь осталось ощущение поразительно симпатичного человека. Парадоксальное сочетание внешности питерского алкоголика и исключительного интеллекта».

Фотография С. Н. Соколова, на которой он похож на алкоголика

     Мое знакомство с Сергеем Николаевичем началось летом 1960 года, когда я, сдав на «четверки» экзамены для поступления на факультет африканистики ЛГУ имени А.А. Жданова, предстал перед приемной комиссией. Ее вердикт был неутешителен: я не выдержал конкурса с пятеркой абитуриентов, сдавших все экзамены на «отлично».
     Однако оказалось, это не было катастрофой. При всех своих «четверках» я показал далеко не худшие результаты по сравнению с другими абитуриентами, и мне было предложено выбрать учебу на другие отделения Восточного факультета, конкурс поступления на которые был менее напряженным. Я выбрал иранистику, которую представлял в комиссии С.Н. Соколов.
     Здесь надо пояснить мотивацию моего выбора. Она была продиктована наивной революционной романтикой и была чисто книжной или киношной. Прочитав роман Питера Абрахамса «Тропою грома» и посмотрев одноименный фильм киностудии Арменфильм, где пару влюбленных разного цвета кожи играли замечательные актеры Вадим Медведев и Галина Супрунова, я воспылал стремлением пробраться в расистскую Южную Африку. Страстно хотелось помочь коренным африканцам в их борьбе за освобождение и заодно разрушить преграды для любви белокожих африканерок и цветных или чернокожих жителей этой страны.
     Как мне казалось, я отнесся к своей революционной мечте основательно. Стал изучать предполагаемый маршрут в страну расовой дискриминации и… застрял на первой же стране, через которую надо было пробираться. Это был Иран. Я изучал его по справочнику, к тому же еще подоспела книга Хаджи-Мурата Мигуева под названием «Кукла госпожи Барк». Она произвела на меня столь сильное впечатление, что я забыл на время о Южной Африке и воображал себя в роли отважного разведчика и одновременно женского искусителя. Я даже запомнил несколько слов персидского языка, которые встречались в книге.
     Позднее, уже принятый на кафедру иранской филологии Восточного факультета ЛГУ, я поинтересовался значением этих слов у Сергея Николаевича. В передаче русскими буквами слова звучали коряво и непривычно для слуха ираниста. Сергей Николаевич не читал книги Мигуева, но предположил, что она написана беллетристом, не специалистом по Ирану.
     На приемной же комиссии он спросил, почему, собственно, я выбрал изучение иранистики. Не зная, что ответить, я сообщил о своем знакомстве со справочником по Ирану и почему – то смущенно добавил, что у меня нет никаких родственников и друзей в Иране. – Значит, – подытожил Сергей Николаевич, – если бы вам на глаза не попался справочник, то вы бы не знали о существовании Ирана. – Нет, почему – же, – пролепетал я.
     Выйдя после собеседования из комнаты, я подумал, что своим глупым поведением поставил крест на шансе учиться на кафедре иранской филологии, но, к счастью, ошибся. Меня зачислили в группу студентов 1-го курса обучения на кафедре, где орфографию, морфологию и синтаксис персидского языка поначалу преподавал Соколов, а разговорный язык коренной иранец Чингиз Алиевич Байбурды. Говорили, что он состоял в разгромленной шахской охранкой САВАК партии Тудэ, и эмигрировал в СССР.
     Это был доброжелательный, душевный и открытый человек. Не могу забыть, как мы, студенты, впервые выехавшие в ознакомительную поездку по Средней Азии, играли вместе с Чингизом Алиевичем в футбол среди величественных развали ансамбля Биби-Ханым в Самарканде. Не знаю, в такой ли поездке в Туву участвовал в 1982 году Сергей Николаевич, которую пользователь Интернета называет экспедицией.
     Но вот вопрос об алкоголичной внешности Сергея Николаевича. Имел ли в виду пользователь Интернета схожесть его лица с лицом алкоголика или подразумевал склонность Соколова к беспробудному пьянству? Неясно. Лица алкоголиков, действительно, бывают добродушными и симпатичными, но это не означает, что всякий человек, взбадривающий себя по ряду причин небольшой дозой спиртного, – алкоголик.
     Со своей стороны, должен отметить, что во время первой беседы с Соколовым я отметил исходящий от него едва уловимый запах алкоголя. А ведь чуть раньше он заинтриговал меня и других студентов увлекательным разбором правил письма арабской графикой и особенностей персидского языка, который ее использует.
     Пользователь Интернета называет Сергея Николаевича «специалистом по языку Авесты». Я во время первого знакомства с Соколовым этого еще не знал. Он был для меня просто преподавателем классического новоперсидского языка. Несколько чудаковатым. В его походке было нечто похожее на передвижение героя из немого кино Чарли Чаплина. В общении и поведении тоже. И этот едва уловимый запах алкоголя…
     Между тем в это время он работал, наверное, над учебником Авестийский язык, изданным в 1961 году Издательством восточной литературы в серии "Языки зарубежного Востока и Африки". Этот язык Авесты, священной книги зороастризма, принадлежит к индоиранской ветви индоевропейских языков (иранской подгруппе). Он является одним из древнейших языков индоевропейской семьи.
     Позднее в 1982 году С.Н. опубликовал статью «СЛАВЯНСКОЕ MESTO – АВЕСТИЙСКОЕ MAE0ANA». Она хранится в Институте восточных рукописей РАН. В статье он высказывает предположение, что связь упомянутых слов не является показателем единовременного общеславянско-иранского контакта, но свидетельствует о целом ряде контактов в разные времена и на разных территориях. Установление датировки и локализации таких контактов требует большого материала, как иранского, так и славянского, с привлечением экстралингвистических данных.
     Но назвать С.Н. специалистом по языку Авесты недостаточно. Он ведь преподавал современный персидский язык. Кроме того годом раньше была издана его работа «Глагольные имена и возникновение среднеперсидского каузатива». (Исследования по истории культуры народов Востока. М.-Л., I960, стр. 441-444).
     Следовательно, он был также специалистом по среднеперсидскому языку (пехлеви), который являлся литературным и официальным языком всей Персии во времена Сасанидов (III—VII века). С VII века, после завоевания Ирана арабами, этот язык сохранялся в зороастрийских общинах в Иране и Индии. Он является продолжением (отличия носят диалектный характер) древнеперсидского языка и предшественником новоперсидского.
     Не был чужд С.Н. и литературе Ближнего и Среднего Востока. Об этом свидетельствует его вклад в учебник «Краткая история литератур Ирана, Афганистана и Турции», изданный Ленинградским университетом в 1971 году в качестве курса лекций под редакцией зав. кафедры иранской филологии профессора А. Н. Болдырева. Учебник был написан в сотрудничестве профессора с С. Н. Соколовым, а также с А. З. Розенфельд, профессором-таджиковедом и иранистом.
     Однако это не все. Из очерка недавно усопшего Стеблина-Каменского И.М. об А.Л. Грюнберге-Цветиновиче, опубликованного в 1998 году в журнале «Петербургское востоковедение», я узнал о курьезном случае, происшедшем с частью работы Соколова, посвященной белуджскому языку. Перед тем, как рассказать об этом случае, замечу, что Стеблин-Каменский И.М. являлся советским и российским лингвистом, академиком РАН, специалистом в области иранистики, истории иранских языков, этимологии, фольклора и этнографии иранских народов, переводчиком «Авесты».
     Свой очерк он написал в память об А.Л. Грюнберге-Цветиновиче, советском и российском лингвисте, докторе филологических наук, исследователе индоиранских языков. с которым сотрудничал и участвовал в совместных экспедициях. С 1973 года Грюнберг преподавая на Восточном факультете ЛГУ. По оценке Стеблина-Каменского, он не только поставил на должный уровень изучение всех афгановедческих дисциплин и вообще, по сути дела, возродил петербургскую афганистику, но также внес совершенно особый стиль в отношения между учителем и учениками.
     Так вот, автор очерка пишет: «После сталинского разоблачения «нового учения» (Марра) и восстановления в правах сравнительно-исторического метода, И. И. Зарубин, по-видимому, просто демонстративно отвергал любой историзм в подходе к языку. Всех своих учениц он наставлял заниматься исключительно современностью, а этимологию всячески высмеивал.
     Достоверно известно, что Сергей Николаевич Соколов, еще будучи студентом, написал в качестве дипломной работы очерк белуджского языка, основанный на зарубинских текстах и включавший и историческую грамматику. Иван Иванович, руководитель дипломанта, одобрил первую, синхронную часть, а вторую, историческую, со словами: «А эту белиберду можно выбросить» – на глазах у изумленного пятикурсника бросил в печь (в те далекие времена в питерских квартирах еще топились печи)».


С. Н. Соколов в молодости

     Язык белуджей распространен в Пакистане, Иране, Афганистане, Туркмении, Омане и ОАЭ. Общая численность говорящих – свыше 7,5 миллиона человек (оценка, конец 1990-х), в том числе в Пакистане – около 6, в Иране – 1-1,2 миллиона человек, в Афганистане – 200 тысяч, в Омане – 130 тысяч, в ОАЭ – около 100 тысяч, в Туркмении – 38 тысяч человек. Белуджский язык принадлежит к иранским языкам (северо-западная группа).
     Естественно, этот язык оказался в поле зрения Сергея Николаевича. С присущей ему любознательностью и обстоятельностью он освоил его и отдал на суд своему строгому и своенравному учителю профессору Зарубину И.И., российскому и советскому учёному-востоковеду, иранисту, основоположнику научного памироведения в СССР.
     Зарубин счел часть этой работы всего лишь «билибердой». Между тем Стеблин-Каменский отмечает в примечании, что студенческая работа Соколова С.Н. во всей полноте поражает своей строгостью, лаконичностью и совершенством. По его мнению, она «остается непревзойденной».
     Поскольку я стал, может быть, первым и единственным биографом С.Н. Соколова, надо пояснить причину его скромного места в науке. При всей интеллектуальной мощи и работоспособности его вклад в иранистику несопоставим с такими зубрами, как И.П. Петрушевский, М.Н. Боголюбов, А.З. Розенфельд, А.Т. Тагирджанов, в кругу которых он работал. Да и немудрено. Он пришел в иранистику после войны, когда те уже имели ученые степени и довольно высокий т.н. индекс цитируемости научных статей. Кроме того, жизнь этих выдающихся ученых-иранистов складывалась не столь драматично, как у фронтовика С.Н.
     Он родился в провинциальной глубинке – деревне Озёрево Тихвинского уезда Череповецкой губернии. Сейчас она входит в число населенных пунктов Ленинградской области. Деревня расположена близ автодороги 41К-030 (Красная Речка – Турандино). Расстояние до ближайшей железнодорожной станции Ефимовская – 40 километров. Деревня находится на левом берегу реки Чагода.
     О семье ничего сказать не могу. В клубе выпускников СПбГУ/ЛГУ Соколов С.Н. значится как выпускник 1953 года. Не женат. Детей нет. Тема диссертации или область научных исследований: "История иранских языков, авестийский язык, среднеперсидский язык". По окончании университета учился в аспирантуре ЛГУ, с 1956 года – преподаватель Восточного факультета, в период 1964 – 1985 – доцент. Работал переводчиком в Сирии (1956) и ОАР (1958), видимо, с английским языком. В это время началось активное военно-техническое сотрудничество СССР с Сирией и Египтом.
     В архиве Музея истории СПбГУ обнаруживаются дополнительные и вовсе не заурядные факты биографии С.Н.. Однако в стремлении слепить для него сверх героическую биографию участника ВОВ сотрудники музея изложили эти факты сумбурно и неправдоподобно. Мне пришлось поискать достоверные сведения в Интернете на сайте Память народа, где содержатся документы на участников ВОВ в электронной версии из Центрального архива Министерства обороны РФ.
     Выясняется, что С.Н. был призван в армию РВК Октябрьского района города Свердловска. Дата поступления на службу: 11.07.1941. Служил в 187 отдельном батальоне связи 126 легкого стрелкового корпуса 14 армии Карельского фронта. Дата окончания службы __.02.1948.
     14-я армия сформирована в октябре 1939 года в Ленинградском военном округе (ЛВО) и прикрывала границу с Финляндией, находясь на самом северном участке сухопутной государственной границы СССР. На 22 июня года армия занимала полосу обороны от побережья Баренцева моря до Ухты. Однако 187-й отдельный батальон связи (187обс) был сформирован лишь 27.02.1944 года. Он являлся корпусным батальоном связи 126-го лёгкого горнострелкового корпуса и повторил его боевой путь в составе 14-ой армии во время существования Карельского фронта, а после в составе других армий.
     О чем свидетельствуют эти факты применительно к биографии С.Н.? До начала войны он достиг призывного возраста в 18 лет. Ко времени призыва проживал не в деревне Озёрово нынешнего Бокситогорского района Ленинградской области, а в Свердловской области. Как он мог там оказаться?
     Вряд ли по эвакуации, ибо слишком короток период от начала войны 22 июня до его призыва 11.07.1941 года. Значит, переезд на Урал мог состояться задолго до войны и вне всякой связи с обстоятельствами ею вызванными. Остается в тумане и период от призыва на военную службу до зачисления в состав 187обс. Скорее всего, после призыва С.Н., получивший на то время значимое среднее образование, был направлен в военное училище, а в феврале 1944 года в батальон связи.
     Возможно, при отправке на Карельский фронт учитывалось место рождения и проживания С.Н. до переезда в Свердловскую область. В 1940 году население деревни Озёрово составляло 111 человек. (В 2017 году там проживало 19 человек). Бокситогорский район – древний вепсский край, который до сих пор хранит в своей культуре отголоски языческих обрядов, традиций и верований.
     Здесь проживали не только вепсы, но также финны, эстонцы и прочие представители народов финно-угорской группы языков. В крае можно было встретить и латышей, литовцев, поляков, немцев, даже итальянцев и французов и других индоевропейцев. Возможно, языковое многообразие и пробудило в С.Н. интерес к языкознанию. Но основательно удовлетворить свой интерес, воплотить юношеское увлечение в профессию он смог только после войны.
     Участие в войне не могло не наложить отпечаток на его характер и поведение. Оно приучило С.Н. к самодисциплине, осмотрительности и сдержанности. Вместе с тем война не превратила его в черствого пунктуалиста. Он не отстранился от доброжелательного общения, бытовых и культурных радостей жизни.
Упомянутый мною пользователь Интернета сообщает, что запомнил старую блатную песню в исполнении С.Н.:

"..я у ее спрашиваю шо ты будешь пить
а она отвечает голова болить
я ж у тя не спрашиваю шо у тя болить
я у тя спрашиваю шо ты будешь пить
пилзенское пиво самогон-вино
душистую фиалку или все одно..."

     Текст этой «блатной» песенки принадлежит Константину Беляеву (23.11.1934) – исполнителю, поэту и композитору со скандальной биографией. Кстати, он является составителем цикла куплетов "Кругом одни евреи». Видимо, С.Н. счел песенку Беляева подходящим средством для оживления неформального общения, которое сопровождает походные возлияния.
     Я же, интересуясь биографией С.Н. Соколова, лишний раз убеждаюсь в справедливости лермонтовских слов о том, что «история души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа»…