Русские в СССР после распада
Юрий Арутюнян, Леокадия Дробижева
Статья из журнала «Отечественная история» № 3, 1992 г. Оригинальное название «Русские в распадающемся Союзе».
Авторы:
Арутюнян Юрий Вартанович, доктор исторических наук, профессор, заведующий отделом этносоциологии Института этиологии и антропологии РАИ.
Дробижева Леокадия Михайловна, доктор исторических наук, профессор, заведующая сектором социально-психологических проблем национальных отношений Института этиологии и антропологии РАН.
Судьба русских приобретает особый смысл теперь, на рубеже последнего десятилетия XX в., когда наши народы, недавно входившие в СССР, переживают великий исторический перелом в своих судьбах. На глазах у всего мира происходит сущностная социально-политическая трансформация общества, в процессе которой общесоюзные масштабы государственности в политическом самосознании русских сменились российскими со своим президентом и государственной символикой, флагом, гербом, гимном. Отвоеван шанс на создание свободного гражданского общества, и русским предстоит решать проблемы развития его в сообществе народов. Распад империи снял у русских прежнюю союзную самоидентификацию, сосредоточил их внимание на собственной судьбе, пробудил понимание собственных интересов и возможностей их реализации.
Демонстрация 7 ноября, в честь октябрьской революции. Фото: 1992 г.
С выбором своего социального пути русскими – самой многочисленной нацией Европы – органически связаны перспективы исторического развития не только народов, живущих в России, но и соседствующих с ними. Сейчас, когда и другие нации в своих республиках обретают реальную государственность, межэтнический мир здесь во многом зависит от позиции русского населения, от его готовности принять республиканское гражданство и в перспективе играть роль народа-партнера или этнического меньшинства за пределами России.
Двадцать лет назад, «закладывая» исследование о социальном развитии народов нашей страны и формулируя основные положения его программы, мы подчеркивали, что понятие «сближение наций» не однозначно и сходство народов «не всегда означает солидарность», оно может даже усиливать «соперничество, так как выравнивает возможности в состязании» (Арутюнян Ю. В. Социально-культурные аспекты развития и сближения наций в СССР (Программа, методика и перспективы исследования) // Советская этнография, 1972. № 3. С. 3-18). Время действительно обнаружило, что «новая историческая общность – советский народ» оказалась малоустойчивой.
Изменения в сознании и позиции русских в разных и по существу новых государственных образованиях содружества будут определяться, по крайней мере, двумя обстоятельствами – отношением республиканского этнического большинства к суверенной, будем надеяться, демократической России и социально-культурным обликом самого русского населения в каждой республике. Вот почему в статье мы постараемся в той мере, в какой нам позволяют сделать эти статистические источники и многолетние историко-сравнительные этносоциологические исследования, представить перемены в социальном положении русского населения в республиках, изменения в его ценностных ориентациях, в идеологии национального самосознания, связанные с процессом реальной суверенизации государств.
За пределами России, в республиках (включая Прибалтийские) проживало, по переписи 1989 г., свыше 25 млн. русских, что составило 17,4% всей их численности в стране. Наиболее крупные их массивы сосредоточены на Украине – 11,4 млн. человек (более 1/5 всего населения этой республики), в Казахстане – 6227 тыс. (примерно столько же здесь казахов – 6534 тыс.), в Узбекистане – 1653 тыс., в Белоруссии – 1342 тыс., в Киргизии – свыше 800 тыс., в Грузии, Азербайджане, Туркмении и Таджикистане – по 330 –390 тыс. Русские преимущественно компактно расселены в городах. В Казахстане, Киргизии они составляют практически половину городского населения, а в других среднеазиатских республиках, на Украине, в Белоруссии – от 1/4 до 1/3. В сельском населении русские, за исключением Украины, Казахстана и отчасти Белоруссии, представлены очень незначительными группами (По материалам Всесоюзной переписи населения 1989 г. // Союз. 1990. № 32).
Мусульмане и христиане в Назрани обсуждают спорные вопросы. Время чечено-ингушского конфликта. Фото: 1992 г.
По социальному положению это главным образом рабочие промышленности, специалисты и служащие. Причем в промышленности они заняты чаще всего на крупных предприятиях ведущих отраслей, составляя, например, на Украине около половины горняков, в Эстонии – значительную часть рабочих судостроительной промышленности, машиностроителей, в Грузии и Узбекистане – металлургов и машиностроителей (до 40%), работников химической промышленности. Наиболее значительную группу среди них составляют квалифицированные рабочие, выделяясь достаточно высоким уровнем жизни (Здесь и далее в основе анализа лежат статистики, наши наблюдения и результаты этносоциологических опросов, в ходе которых интервьюировались репрезентативные группы коренного населения и русских в таких республиках, как Эстония, Узбекистан, Грузия, Молдавия, РСФСР, представляющих различные по историческому и этнокультурному опыту регионы страны. Исследования проводились как историко-сравнительные, кросс-культурные раз в десять лет – в начале 70-х, в 80-е и в конце 80-х гг. Исследования были осуществлены отделом этносоциологии Института этнологии и антропологии АН СССР под руководством Ю. В. Арутюняна. Подробнее о системе выборки и методике исследования см.: Арутюнян Ю. В., Дробижева Л. М., Кондратьев В. С., Сусоколов С. С. Этносоциология: цели, методы исследования. М., 1984).
Другая большая социальная группа русских, живущих вне России, – интеллигенция. Состав ее существенно менялся за годы советской власти и заметно различается в разных регионах бывшей империи. На рубеже веков от 35 до 75% русского населения в национальных губерниях России составляли служащие административно-управленческого аппарата и военнослужащие.
Русские, прибывшие в республики Союза в 30 – 60-х гг. XX в., это в основной своей массе – работники промышленности. До 40 – 50% (по разным республикам) всех работников умственного труда русской национальности составляли специалисты и руководители, занятые в промышленном производстве. В Узбекистане, Таджикистане, Туркмении даже абсолютная численность русских в составе инженерно-технических кадров была выше, чем представителей коренных национальностей. Исключение составляли Литва, Грузия, Армения, где эта категория русских была сравнительно малочисленной. Среди работников просвещения, печати, культуры, науки, где чаще требовалось знание республиканских языков, русских было сравнительно мало. В этой сфере представительство их по республикам существенно различалось. В Грузии, Эстонии, Латвии, к примеру, на 10 тыс. занятого городского населения их было по расчетам Л. В. Остапенко в 5-9 раз меньше, чем грузин, эстонцев, латышей, а на Украине, в Белоруссии, и в Молдавии русские до недавнего времени были представлены в близких пропорциях с коренными народами.
Следует сказать, что и в самой России русская интеллигенция в сравнении с другими нациями союзных республик выделялась мощным слоем инженерии, в то время как в науке она была лишь на 5-м месте среди других союзнореспубликанских наций. Доля же русской художественно-творческой интеллигенции в РСФСР была ниже среднесоюзных показателей.
60 – 70-е годы были временем, когда на глазах живущего поколения менялся социальный статус русских в стране в целом в сравнении с союзнореспубликанскими нациями и особенно наглядно в республиках. У армян, грузин, эстонцев, латышей, литовцев среди занятого населения своих республик работники умственного труда составляли 30 – 36%, столько же, сколько у русских в России (Социально-культурный облик советских наций. М., 1986. С. 71).
Чеченские милиционеры в составе федеральных войск, присланных для урегулирования осетино-ингушского конфликта. Фото: 1992 г.
Четко обозначилась тенденция сокращения различий в социальной структуре русских и других народов. В связи с этим наглядно проявлялось понижение доли русских в составе работников умственного труда в республиках (см. табл. 1). Наиболее точно отражает это индекс участия русских в составе интеллигенции республик, равный частному от деления доли русских в составе интеллигенции и служащих на долю лиц этой национальности в занятом населении, умноженному на 100 (Индекс участия отражает соотношение доли работников данной этнической общности в той или другой группе занятых с пропорциями лиц этой общности в составе населения данной территории. Вычислен Л. В. Остапенко по формуле: доля среди данной группы работников / доля в занятом населении к 100. Чем выше индекс, тем больше представительство этноса в данной группе работников). Заметно понижался статус русских в Литве, Эстонии, Узбекистане и даже в Белоруссии и в Молдавии (см. табл. 2). Данные этносоциологического исследования, проведенного отделом этносоциологии Института этнологии АН СССР в 1971 – 1972, 1979 – 1980 гг. в Эстонии, Узбекистане, Молдавии, Грузии, в 1991 г. в Эстонии, Узбекистане показывали, что повышение социального статуса детей в сравнении с родителями у русских, как правило, ниже, чем у представителей наций, дающих название республикам (например, в Молдавии – в 1,5 раза). В результате с 1959-го по 1989 г. превышение доли работников умственного труда среди русских в сравнении с коренными нациями снизилось во всех союзных республиках более чем вдвое (Русские. Этносоциологическое исследование. М., 1992. С. 93-94). Выявляя эту тенденцию, этносоциологи прогнозировали растущую межэтническую напряженность в регионах (См.: Арутюнян Ю. В., Дробижева Л. М. Многообразие культурной жизни народов СССР. М., 1986. С. 232, 233).
Такая ситуация, когда меняются социально-статусные позиции контактирующих этнических общностей, во всем мире приводила к обострению межэтнических противоречий. Достаточно вспомнить конфликт англо- и франко-канадцев в Канаде, валлонов и фламандцев в Бельгии. Когда одна этническая общность догоняет по экономическому положению, социальному статусу, уровню культуры другую, в прошлом более развитую, у первой возникают новые потребности, у второй – опасение за прежний статус. Такова была социальная ситуация в Союзе к концу 70-х и в начале 80-х гг. с той лишь разницей, что в других развитых урбанизированных странах она отмечалась десятилетием раньше.
События, связанные с перестройкой, внесли два принципиально новых момента в самоощущение русских, в их национальное самосознание. Небывалое развитие национальных движений и межэтнические конфликты в республиках Прибалтики, Молдавии, Грузии, возложение вины на русских за нерешенность армяно-азербайджанского конфликта, движение за суверенитет на Украине, в Белоруссии, наконец, движение за расширение прав, затем и суверенитет народов в составе РСФСР, а в ряде случаев и за полную независимость в автономных республиках РСФСР – Татарии, Башкирии, Якутии, а с 1990 г. – Туве, Бурятии, Чечено-Ингушетии создали атмосферу появления у русских оборонительных, а затем, прежде всего в самой России, и наступательных настроений.
Кроме того, недовольство ухудшением экономического положения в республиках и общей политической и морально-нравственной обстановкой, что особенно проявилось уже в последние годы руководства страной Брежневым, проецировалось на центр, который ассоциировался с русскими. Поэтому естественной была реакция самих русских на эту ситуацию. Ведь сами они также страдали от командно-административной системы.
Таллиннка показывает новые эстонские кроны, которые ей выдали взамен советских рублей. Фото: 21 июня 1992 г.
В связи с этим можно рассматривать попытки русских консолидироваться и снять с себя обвинения, которые на самом деле должны быть адресованы центру и командно-административной системе. Одновременно национальные движения в республиках привели к возникновению таких же движений среди русских. Та часть из них, которая не хотела примириться с потерей статуса «старшего брата», стала применять тактику «зеркального отражения» – создавать, как в Прибалтике, Молдове – Интерфронты, Интерсоюзы, Советы трудовых коллективов. Все это происходило при поддержке или стимулировании со стороны центра, но и отражало интересы той части русского и русскоязычного населения, которая не хотела отказаться от прежних ролей.
Штамп «оккупантов», «мигрантов – перекати-поле», обсуждение в республиках законов о государственном языке, обязывающих знать его при занятии должностей, связанных с обязательным межэтническим общением, о гражданстве, которого часть русского населения могла не получить, вызвали тревогу русского населения республик и консолидацию русских в самой России.
На первых шагах перестройки, практически до 1989 г., идеология и политика как команды М. С. Горбачева, так и лево-демократического фланга общественных объединений (Московская трибуна, затем Межрегиональная депутатская группа и т. д.) не была ориентирована, за редким исключением, на использование национальных идей. Среди либерально настроенной интеллигенции поддерживались идеи демократизации общества. В массе своей русские жили ожиданием экономических и политических перемен и идеей нравственного очищения.
В этом была одна из особенностей России. Ведь у наций союзных и автономных республик программы практически всех общественных движений имели национальные цели, в той или иной форме поднимали вопрос национально-политические, проблемы суверенитета, экономической самостоятельности, приоритета национальной культуры, языка, пересмотра задевающих национальное достоинство оценок исторических событий.
Русское национально-патриотическое направление в идеологической сфере действовало формально, как бы параллельно демократическим общественным объединениям, видимо, не без надежды стать оплотом правительства и кумиром масс. Оно не было единым и отнюдь не сводилось к деятельности «Памяти», ставшей особенно известной с 1987 – 1988 гг. и из культурно-защитной превратившейся в националистическую организацию, прославившуюся поисками врагов в лице «жидо-масонов». Против «Памяти», как известно, выступили газеты «Комсомольская правда», «Московские новости», «Литературная газета», журнал «Огонек» и др. Надо отметить, что на всех крупных московских предвыборных митингах и демонстрациях весной 1990 г. группа «Памяти» не собирала и сотни человек и оставалась в изоляции (в колоннах, как правило, между ней и остальными демонстрантами образовывались пустоты). Это, конечно, не означало, что некоторые национально-патриотические идеи «Памяти» не разделяла определенная часть населения, о чем свидетельствуют события в Ленинграде, где собрания сторонников «Памяти» были многолюднее и агрессивнее, чем в Москве. Однако и здесь весной 1990 г. за кандидатов, защищающих идеи «Памяти», проголосовало не более 2% избирателей. В идеологическом отношении наиболее выраженно и последовательно принципиально положения национально-патриотического направления общественной мысли излагались в журнале «Наш современник» и газете «Литературная Россия». В них рассматривался ущерб, нанесенный природной среде, культуре и демографическому потенциалу русских. За время существования СССР впервые были подняты идеи своеобразия русского пути развития – невозможности перенесения на российскую почву западных образцов экономики, необходимость опоры на русский патриотизм как единственную стимулирующую силу поступательного развития России (Наш современник. 1988. № 1. С. 163, 164; № 3. С. 155, 156, 161, 164; Гулыга А. Русский вопрос // Там же. 1990. № 1. С. 168, 176).
В конце 1988 г. и в 1990 г. в русском национально-патриотическом движении добавились новые идеи – суверенитета, хозяйственной и культурной самостоятельности, восстановления наименования «великороссы» и даже сепаратизма. «Цель России – Россия! – Пора сбросить с себя кусающихся, неблагодарных соседей», писал А. Проханов (Проханов А. Заметки консерватора //Наш современник. 1990. № 5. С. 90). Активно развивалась тема защиты русских в других республиках: «Ни один волос с русской головы не должен упасть. Ни одна слеза пролиться. Русское население не будет использовано в качестве заложников в национальных и политических играх» (Там же. С. 91). И наконец – идея сохранения армии как защитницы государственности России (Там же. С. 98; Раш К. Армия и культура // Наш современник. 1990. № 5. С. 103).
Азербайджанская бронетехника во время Карабахского конфликта. Фото: июнь 1993 г.
Официальные издания русского патриотического направления выходили общим тиражом 1,5 млн. экз. (Литературная Россия. 1990. №) Вокруг журнала «Наш современник» образовывались клубы, кружки поддержки. Активную роль в национально-патриотическом движении играли объединения «Товарищество русских художников» (Москва), «Россы» (Ленинград), «Российское общество справедливости» (РОС), «Отечество».
В марте 1988 г. начала действовать национально-патриотическая федерация «Союз духовного возрождения Отечества», включающая в себя патриотические объединения Москвы, Ленинграда, Поволжья, Урала, Сибири, Белоруссии, Украины, Казахстана, представителей Русской православной церкви.
В республиках вне России общественная активность русских проявлялась в трех направлениях. Незначительная их часть, ориентированная на адаптацию в местах проживания и быстрые демократические перемены, поддерживала народные фронты, где доминировали представители национальностей, дающих название республикам. Другая, менее политизированная часть русских проявляла готовность к адаптации и объединялась в культурные ассоциации. Такие группы более активно действовали в Прибалтике. И, наконец, третья часть, активно противостоящая народным фронтам, объединилась в Интерфронты. Объединения последнего типа носили открыто политизированный характер, выступали за социалистическую ориентацию и против выхода республик из СССР. Примечательно стало то, что образовывались они в тех регионах, где национальные движения включали в свои программы изменения общественного строя. Там же, где руководство республик провозглашало независимость, не затрагивая позиции компартии, интерфронтов не появлялось.
В преддверии выборов народных депутатов РСФСР и местных Советов по инициативе «Товарищества русских художников» (Москва) был создан Объединенный Совет России (ОСР), в который вошли российские патриотические, культурно-просветительные организации, клубы, общества, фонды, фронты, в том числе интердвижения прибалтийских республик, Молдовы (Неформальная Россия. М., 1990. С. 307).
В 1990 г. было создана Республиканская народная партия России, ставившая целью борьбу с сепаратизмом в самой России (Литературная Россия. 1990. № 16. С. 6), а зимой 1991 г., накануне референдума о сохранении Союза, Российский патриотический блок и российские коммунисты объединились в Координационный Совет патриотических сил России.
Кроме политически и социально ориентированных объединений были и группы, главным образом культурно-защитного направления («Преображенцы», «Слобода», «Московитяне», «Памятники Отечества», «Невская битва» и др.) (См.: Снежкова И. А. Национальные требования в деятельности неформальных объединений. Духовная культура и этническое самосознание. М., 1990. С. 202, 203). Вообще, в связи с естественным в условиях революционных изменений и распада бывшего Союза ростом исторического и национального самосознания русских опасно и неправильно сводить его к политизированным национально-патриотическим объединениям или к депутатским объединениям типа «Россия» или «Союз». В массовом сознании русских проснулись и историческая память, и национальные чувства, и задетое достоинство. И с этим не могут не считаться политики, общественные деятели. Процесс суверенизации во всех республиках опирался на идеологемы государственности, защиты национальных интересов в экономической среде, культуре. Опыт показал, что и русские без использования национальной идеи преобразования в обществе реализовать не могли. Не только те, кто хотел сохранить в Союзе социалистическую ориентацию или усовершенствовать социализм, но и те, кто стремился к решительным переменам в экономике, социальной сфере и политической жизни, должны были всем ходом исторического развития обратиться к национальной идее, учитывать национальные чувства русских, в том числе и для привлечения на свою сторону большинства населения на выборах.
Симптомы использования русских патриотических настроений в политической жизни России появились во время выборов народных депутатов СССР в конце зимы – весной 1989 г. С середины 1989 г. и особенно в 1990 г. стало совершенно очевидным, что демократизация без использования национальных идей не реальна.
Фото: 3 сентября 1991 г.
Во время подготовки и проведения выборов народных депутатов РСФСР и на Съезде народных депутатов РСФСР в мае 1990 г. радикально-демократическое направление использовало наиболее популярные идеи национально-патриотического движения, исключая идеи поиска врага и особого пути развития. Впрочем, взятые на вооружение идеи, можно сказать, «стучались в дверь». Б. Н. Ельцин в предвыборной борьбе активно использовал идеи русского суверенитета. Идеи «ущербности» русских вследствие тоталитаризма, репрессий в отношении интеллигенции и крестьянства присутствовали в политических программах и других депутатов радикально-демократического направления.
Ни «Память», ни «Объединенный Совет России» (ОСР), ни «Координационный совет патриотических сил» большинства русского населения не объединили. Интерфронты в республиках тоже всех русских сплотить вокруг себя не смогли. Большинство в России пошло за Ельциным, и это подтвердили президентские выборы в РСФСР. В Прибалтике это усилило ориентации русских на адаптацию в республиках. Не случайно социологические опросы, в том числе осуществленные летом 1991 г. отделом этносоциологии Института этнологии и антропологии АН СССР вместе с эстонскими социологами, показали, что доля русских, намеренных выехать в Россию, не превышает четвертой части проживающих в республике. И это корреспондирует с результатами опросов ВЦИОМ в ноябре – декабре 1990 г. (Московские новости. 1991. 27 января. С. 12)
В Кыргызстане и Казахстане политика местного руководства сдерживает миграционные установки, хотя они имеют место у русских. Н. Назарбаев говорит о русских в республике как о народе-партнере. А. Акаев специальным указом о принадлежности земли Кыргызстана всем народам республики определил их равенство. Сложнее всего оказалось положение русских в Узбекистане, Таджикистане. Боязнь, остаться чужими на «своей» в их сознании земле (территории бывшего СССР), заставляет здешних русских с осторожностью, а иногда и страхом относиться к процессам суверенизации в республиках и демократизации в России.
В целом же в общественном сознании, в настроениях русских как в РСФСР, так и в республиках, произошли серьезные изменения по сути в кратчайшие исторические сроки. Этот факт подтверждают и материалы наших этносоциологических исследований массового сознания населения.
В 70-х – начале 80-х гг. еще четко выделялась абсолютно доминирующая роль в сознании русских таких общественных ценностей, как «укрепление обороны». Другие ценности (например, «хозяйственная инициатива», «вовлечение масс в управление», «экономическая реформа», «борьба с бюрократизмом») занимали тогда по сравнению с «укреплением обороны» сугубо подчиненное место. Причем выбор русских в РСФСР и вне РСФСР, в других республиках, жестко взаимно коррелировался, что говорило о безусловности в то время этих существенных признаков их политического сознания. Некоторые различия, детерминируемые возрастом, занятиями и образованием, в структуре политического сознания, дела не меняли, результаты каждый раз были весьма сходны. Выделялись в то время в политических ориентациях лишь отдельные очень небольшие группы активной интеллигенции – научно-гуманитарной и художественно-творческой, но они не превышают 1% в составе населения.
Панельные исследования, повторенные, в частности, в Молдавии с десятилетним интервалом (1971, 1981 гг.), подтверждали, что за довольно длительный период, прошедший между двумя исследованиями, оценка зафиксированных крупномасштабных социально-культурных проблем не изменилась: как и прежде, наиболее значимыми оставались в сознании людей проблемы укрепления оборонной и государственной мощи страны, государственной дисциплины и идейного воспитания молодежи. Они получили ив 1971 ив 1981 гг. среди русских-горожан более 2/3 выборов – несравненно больше, чем «демократия», «экономическая реформа», «хозяйственная инициатива», «вовлечение масс в управление». Их предпочли всего 1/6 – 1/7 (14 – 17%) респондентов. Исключение опять составили лишь некоторые группы научной и художественной интеллигенции, хотя даже и для них значимость «обороны» была несколько выше, чем «демократии», или в лучшем случае эти выборы более или менее уравновешивались (42%).
Боевые действия в Приднестровье. На фото промолдавские силы. 30 июня 1992 г.
В результате «перестроечной» практики, особенно самых последних лет, взаимодействия и взаимопонимания Востока и Запада под влиянием устойчивой и объективной информации, отражающей реальное миролюбие и взаимные компромиссы сторон, массовое сознание русских существенно трансформируется. Русские, причем чем дальше, тем активнее, осознают свои реальные социальные интересы. Наши повторные исследования говорят о заметном преодолении в сознании русских традиционного «культа обороны» и утверждения безусловного приоритета реальных гражданских ценностей. О качественном сдвиге в этом направлении в наше перестроечное время можно судить по данным, приведенным в таблице 3.
* Здесь и в таблице 4 набор «проблем первостепенной важности» включал: I – укрепление оборонной мощи страны, укрепление дисциплины, идейное воспитание молодежи; II – развитие национальной культуры, борьба с шовинизмом и национализмом, экономический прогресс всех наций и народностей страны; III – развитие демократии, экономическая реформа и хозяйственная инициатива, вовлечение масс в управление, борьба с бюрократизмом. Выборы всех этих ценностей не были альтернативными, т. е. выбор одного набора ценностей не исключал выбор других. Для наглядности в таблице все выборы сведены к 100%, что дает возможность четче судить об их пропорциях. В скобках указано реальное число выборов, естественно, в сумме превышающее 100%. Выборы интерпретировались как «преимущественные», если из трех признаков, группируемых здесь нами вместе (например, в наборе I – «оборона, идейное воспитание, укрепление дисциплины»), выбирались хотя бы два признака.
Если до перестройки в сознании «проблем первостепенной важности» у русских повсеместно, где проводилось исследование, доминировала «оборона» (свыше 75% выборов), то теперь «оборонный выбор» сбалансирован, а иногда вытеснен системой фиксированных гражданских интересов – демократии, экономической реформы, борьбы с бюрократией, в прошлом, в 70-е гг., получавших при опросах тех же групп безусловное меньшинство голосов. По существу современное понимание «проблем первостепенной важности», какое теперь стало довольно общим, в прошлом было характерным лишь для самой небольшой группы населения, гуманитарной и художественно-творческой интеллигенции. Прежде преимущественно интеллигентские выборы в 1987 – 1988 гг. становятся для русских действительно общенародными! Такая трансформация, весьма существенная для социально-политической сферы массового сознания, имеет, конечно, свои вариации по регионам и социальным группам.
Как видно из данных таблицы 4, характерные для прошлого консервативные выборы сохранялись только в малоквалифицированных группах физического труда. Это говорит о преодолении традиционного общественного сознания, что оставляет надежду на невозможность революционных стрессов. Малограмотные слои населения, которые преобладали в его составе до революции или во времена коллективизации, теперь в безусловном меньшинстве. Существенная трансформация социальной структуры и массового сознания русских обусловливает приоритет у них гражданских интересов и рациональных решений общественных противоречий.
Новые ориентации находят отражение в выборе приоритетных статей распределения государственных средств – важного симптома общественного сознания. В ходе опросов интервьюерами задавался вопрос: «как следует рационально распределять государственные средства?» Вопрос был открытым, т. е. интервьюируемые без всякой подсказки делали собственные заключения и выборы. Общая тенденция была та же, что обнаружилась и при анализе «проблем первостепенной важности» – «либерализация» и «демократизация взглядов», особенно четко выраженная на «западе». В Таллинне «оборонную» статью расходов русские почти не упоминали (3% выборов), в Москве и Ташкенте называли редко (19% выборов); эти интересы теперь безусловно у русских повсюду уступают место внутренним и преимущественно экономическим – первоочередной необходимости распределения средств в пользу народного хозяйства, роста заработной платы, благосостояния и социального обеспечения (33% выборов – в Таллинне, 41% – в Москве, 47% – в Ташкенте); здравоохранения, жилищного строительства (соответственно – 26, 38 и 45%). Ориентации русских органически связаны с фактическим осознанием «миротворческих», а не «военно-состязательных» принципов новой перестроечной внешней политики. И это вполне сочетается с внутриполитическими ориентациями. Теперь с такой же определенностью решающую роль в сознании людей играют такие ценности, как «демократия» и «гласность». Именно они, как показывают материалы нашего исследования (см. табл. 3 и 4), впервые за последние 15 – 20 лет стали в сознании решающими, первостепенными. Результаты эти трудно переоценить. Это подлинная революция в общественном сознании русских! Робкие симптомы многопартийности, гласности, демократии стали давать о себе знать в истории России лишь накануне революционных взрывов – в практике Государственной думы, где депутаты имели реальное право совещательного голоса. В последующем, на протяжении всего XX столетия, когда во многих странах мира безусловно утверждались принципы демократии, русские, как и подавляющее большинство других народов нашей страны, не знали ни гласности, ни действительно свободного избирательного права и свободных профсоюзов, ни многопартийности. На протяжении всего послеоктябрьского, особенно сталинского, периода все эти аксиоматичные институты и нормы демократии, если принимались, то только на словах, а реально жестоко карались как проявления преступного поведения и мышления. И теперь за несколько перестроечных лет в стране проявляются и постепенно реально утверждаются демократические принципы поведения не на словах, а на деле. Результаты опросов убедительно свидетельствуют о том, что именно эти итоги (достижения) замечены и выделены русским народом как самый существенный результат перестройки. В исследовании задавался вопрос: «Приводит ли перестройка к изменениям?» и «Если приводит, то к каким именно?». Всюду, где проводилось исследование – в Москве, Таллинне и Ташкенте, русскими выделялись как результаты перестройки «гласность», «демократизация» и «активизация духовной жизни», получившие абсолютное преобладание числа выборов «изменений». В Москве в 1989 г. «гласность» как результат перестройки (при закрытых вопросах) была выделена 62% ответивших русских, «демократизация» и «активизация духовной жизни» – 33 и 29% соответственно. Примерно такие же результаты были и в Таллинне, и в Ташкенте (соответственно «гласность» – 67 и 60%, «демократия» – 58 и 71%, «активизация духовной жизни» – 26 и 33%). По существу, другие теоретически ожидаемые перестроечные сдвиги респондентами не выделялись (в закрытых вопросах фиксировались «благосостояние», «производительность труда», «обслуживание населения» и т. п.) и практически выборов вообще не получали (в пределах 5-7% опрошенных).
Солдаты слушают лекцию о перестройке в ленинском уголке военной базы Киркинес под Мурманском. Фото: 17 декабря 1988 г.
Перестройка в международных отношениях и внешней политике означала не только изменения в ориентациях руководства и масс, но и дала реальные результаты. Во внутренней же политике при рекламируемых весьма существенных принципиальных изменениях в жизни они пока не ощущались. Это находит отражение в общественном мнении. В ходе интервьюирования задавался вопрос о самооценке населением влияния и участия в управлении «собственным коллективом, предприятием, учреждением, районом, городом, страной». Сравнение «перестроечных» результатов (опросы 1987 – 1988 гг.) с аналогичными данными примерно 15-летней давности показывают, что реальных изменений в самооценках участия в управлении у русских не наблюдалось (см. табл. 5, 6).
Причем судя по самооценкам, этот индикатор от «коллектива» к обществу у русских резко сокращается (см. табл. 6).
Гласность и демократия – как реальные результаты перестройки создают посылку для сущностного всестороннего совершенствования общества.
Особое место в перестройке образа жизни русских занимает сфера культуры. С демократизацией закончилось ее партийно-государственное регулирование, преодолевается идеология марксизма-ленинизма, ориентированная на однозначное формирование общественного сознания. В короткие сроки по существу происходила деидеологизация социальных нормативов русских, как, впрочем, и других народов Союза. Судя по данным нашего исследования (см. табл. 7) у русских существенно изменилась структура общественно-политических авторитетов. Если в начале 80-х гг. авторитет классиков марксизма-ленинизма был выше, чем всех исторических деятелей, людей науки, литературы и искусства вместе взятых (5,4; 5,2), то в конце 80-х гг. пропорции в этих выборах заметно изменились в пользу исторических деятелей и видных представителей науки и культуры (2,7; 5,0). Диапазон общих интересов соответственно заметно расширился. Косвенно эти данные свидетельствуют об известной переоценке ценностей в духовном сознании русских.
По материалам наших опросов можно судить и о других каналах обновления духовного сознания, что проявилось, в частности, и в известном пробуждении религиозности: пропорции верующих среди русских повсеместно выросли (см. табл. 8).
Переоценка культурных ценностей – явление, безусловно, прогрессивное, но в. то же время это неизбежно создает и не может не создавать свои сложности. Духовный вакуум современного человека не может быть заполнен лишь системой недавно отвергаемых ценностей традиционной культуры. Поэтому все время есть угроза заполнения этого вакуума лишь суррогатами культуры, что может отрицательно сказаться на общественном сознании.
Как показывают наблюдения и этносоциологические исследования, традиционная культура в современной жизни русских занимает незначительное место. Традиционные нормы отношений в семье, строгое почитание родительского авторитета, жесткое главенство мужа у русских теперь редко соблюдаются. Заповедником этих традиций остаются лишь сельские семьи и недавние мигранты из села. Чаще традиционные элементы культуры можно встретить в эмоциональной духовной жизни русских. Например, народной музыке отдают предпочтение, судя по нашим данным, половина населения в городе и свыше 70% на селе. Но опять же эта ориентация скорее говорит о национальных чувствах, нежели о реальном поведении. Симптоматично, что при выборе концерта, на который хотел бы пойти опрошенный, русские горожане в Москве или Ташкенте отдают предпочтение эстраде. В городах России среди русских на эстрадный концерт пошло бы в 2,5 раза, а в селе – в 3 раза большее число людей, чем на концерт народной музыки, хотя дома на вечеринках, праздниках почти в каждой семье поют народные песни.
Выступление Бригады С и Гарика Сукачева в Москве. Фото: 1992 г.
Что же касается национальных предпочтений в профессиональной культуре, то русские как в России, так и в республиках, ориентированы на собственный культурный фонд. Среди любимых и читаемых – прежде всего русские писатели и поэты и затем уже мастера слова других стран мира и наиболее популярные литераторы других народов страны – Ч. Айтматов, Ф. Искандер и др. То же самое и в сфере искусства.
Конечно, русские в республиках по нормам семейно-бытового поведения, культуре отличаются от русских, проживающих в России. Не случайно при опросах русских – мигрантов из Средней Азии и других республик интервьюеры часто слышали определение – это ташкентские русские или азербайджанские русские. То же можно услышать и в самой Средней Азии или в Грузии: это наши русские – так скажут о родившихся или долго живущих там русских местные жители, отличая их от русских России или недавних мигрантов. «Местные русские» принимают многие нормы семейной жизни той этнической среды, в которой они живут. Например, доля русских, считающих недопустимыми разводы, в Таллинне – 31%, а в Ташкенте – 57%, недопустимость внебрачных детей в Таллинне–14%, в Ташкенте – 26%. Перенимая какие-то нормы бытового поведения в целом к культуре народов, в среде которых они живут, русские в республиках были адаптированы плохо. На это, прежде всего, влияла сама этническая среда – не случайно больше всего русских, знающих местный язык было в Литве, ведь там нелитовское население составляет всего 20%. В Таллинне свободно владели эстонским языком 14% русских, а в Ташкенте узбекским – 5-6%. Совсем не знали языка коренной национальности в Таллинне – 38% русских, а в Ташкенте – 69%. Но зависело это и от престижа культуры местного населения в глазах русских. Не случайно, отвечая на вопрос о родине, не менее четверти таллиннских русских назвали Эстонию, в то время как в Грузии и Узбекистане доля русских с таким представлением не превышала 10%.
Живя в республиках, русские чувствовали себя частью державного этноса и 80% из них в Москве или Ташкенте отвечали, что их родина – Советский Союз. Это державное сознание было опорным в этнической идентификации русских. Отвечая на вопрос, что их роднит со своими народами, примерно четверть русских в Москве называли язык, примерно столько же – культуру, общность характера, исторической судьбы. В республиках идентификатор языка называли чаще, но все же заметно реже, так же как и культуру, чем, скажем, грузины, молдаване. И при всем этом национальная самоидентификация у русских устойчиво и сильно выражена. Естественно, сейчас этническое самосознание русских еще более обострено, совершенно очевидно, что в нем происходят существенные изменения в сторону этнической самоориентации. Об этом свидетельствует не только стремление познать свои корни, вернуть утерянную культуру прошлого и воссоединиться с культурой русского зарубежья, но и переориентация в державных представлениях. Телефонный опрос, проведенный сотрудниками отдела этносоциологии Института этнологии и антропологии в конце 1990-го – начале 1991 г. в Москве и охвативший тысячу москвичей, убедительно подтверждает это. Практически половина опрошенных считали возможным выход республик из Союза и лишь немногие (не более 15%) допускали применение экономических санкций к отделяющимся, а военных мер – и того меньше.
Августовские дни 1991 г. и последовавшие за ними события заметно повлияли на национальное самосознание русских. Защита «Белого дома», взвившийся над ним трехцветный российский флаг, утверждение нового герба, гимна и ордена Святого Георгия подняли гордость русского народа. И вместе с тем провозглашение независимости Украиной, Казахстаном, Узбекистаном усилили этноцентристские ориентации русских. Об этом свидетельствовали даже не только массовые настроения, но и заявления из команды Президента России о рассмотрении территориального вопроса в случае выхода республик из Союза, о наследовании Россией всего, что осталось на ее территории от Союза, а также отношение к национальному движению в Татарстане, в Чечено-Ингушетии, проект новой Конституции РСФСР, выравнивающий права республик и земель, деятельность Н. Травкина в защиту единого государства и русских в республиках. И все же куда пойдет Россия – зависит не только от деятельности политических лидеров, но и от самих россиян.
В республиках же – новых государствах – судьба русских зависит прежде всего от политического устройства и стабильности в них, но не в меньшей степени и от действий российского руководства, его такта в национальной политике по отношению к народам Прибалтики, украинцам, казахам, народам Средней Азии.
