Содружество без дружества

Трифонов Е.

О «содружестве социалистических стран», или, в просторечии, «союза братских народов» в сегодняшней России стараются не вспоминать. А ведь это общежитие, в европейской части которого проживали, помимо СССР, еще и Польша, Германская Демократическая Республика, Чехословакия, Венгрия, Румыния и Болгария, просуществовало примерно 45 лет – с 1945 по 1989 г. (особая история – у Югославии и Албании, где местные коммунисты захватили власть без помощи советских оккупационных войск). За это время выросли целые поколения, а на судьбы этих народов, на их экономику, социальную, национальную и демографическую структуру навсегда отложило отпечаток то, что все эти годы называли «социализмом» или почему-то «народной демократией».

«Тот, кто захватил территорию, устанавливает на ней свой общественный строй»

Страны Восточной Европы, оккупированные нацистской Германией либо ставшие ее союзниками в 1939-41 гг., были освобождены Красной армией в 1944-45 гг. Для советских людей сам факт избавления этих стран советскими войсками от немецкой оккупации считался достаточным основанием для последовавшей оккупации советской – по варварскому «праву победителя», как понимала его верхушка ВКП(б)-КПСС. «Советы освободили нас, и теперь обнимают так крепко, что мы не можем вырваться»,– горько шутили поляки, чехи и венгры. Почему-то в СССР не принималось в расчет то, что американцы и англичане, освободив от нацистов Францию, Италию, Бельгию и Нидерланды, не остались там в качестве оккупантов. Более того: США еще и помогли пострадавшим от оккупации и военных действий государствам, вложив в их восстановление колоссальные средства по «плану Маршалла».

Жители польского Кракова приветствуют бойцов и офицеров 1-го Украинского фронта Красной армии. Фото: 9 февраля 1945 г. Фотограф: М. Альперт

Советские войска и НКВД, оставшиеся в странах Восточной Европы на десятилетия, с самого начала вели себя как оккупанты. Они проводили репрессии против политических противников СССР, подавляли протесты местного населения и силой приводили к власти коммунистические партии, а точнее – те группировки коммунистов, которые были полностью лояльны Сталину. Проблема была в том, что компартии в странах Восточной Европы представляли собой крайне малочисленные группы, не имевшие никакого влияния среди населения. В 1920-е начале 1930-х гг. довольно влиятельной была компартия Германии, но при нацистской диктатуре она была практически уничтожена. Сектантская и догматическая линия Коминтерна, а также внутренние конфликты, сопровождавшиеся исключениями и выходами из компартий сторонников Троцкого и Бухарина в 1930-е гг., резко ослабили позиции компартий и уменьшили их влияние. В 1937-39 гг. большинство иностранных коммунистов, находившихся в СССР (а там действовали руководящие кадры практически всех компартий) подверглись истреблению, в результате чего работа большевистских подпольных структур за пределами СССР, в том числе в Восточной Европе, оказалась парализованной. 16 августа 1938 г. Исполком Коминтерна вообще объявил всю польскую компартию «вредительской» и официально ее ликвидировал.

Во время Второй Мировой войны коммунисты Югославии, Албании и Греции сумели организовать массовые партизанские движения и привлечь на свою сторону значительную часть населения. В результате югославские и албанские коммунисты в конце войны захватили власть и несколько десятилетий правили этими странами, в которых советские войска не были дислоцированы – Сталин считал, что сможет управлять местными коммунистами и без оккупационных войск. Однако он ошибся: сначала Югославия, а затем и Албания вышли из-под советского контроля. В Грецию же в конце войны вступили английские войска, разоружившие коммунистов, а в последовавшей гражданской войне 1946-49 гг. антикоммунистические войска подавили их сопротивление.

В других странах Восточной Европы коммунисты не играли решающей роли в Движении Сопротивления, да и сильным оно было только в Польше. Но там антинацистское подполье подчинялось в основном эмигрантскому правительству и было настроено против коммунистов и Советского Союза. В 1944 г. польское Сопротивление подняло антинемецкие восстания в Варшаве, Львове и Вильнюсе, участие коммунистов в которых было незначительно. Словацкое национальное восстание, поднятое против немцев в том же году, велось силами словацкой регулярной армии. Антинемецкие перевороты в Румынии (август 1944 г.) и Болгарии (сентябрь 1944 г.) также были осуществлены силами армий этих стран; коммунисты наряду с другими партиями участвовали в них, но тоже находились не на первых ролях. И в восстании в Праге (май 1945 г.) коммунисты не играли существенной роли. Таким образом, в судьбоносных для Восточной Европы антинемецких восстаниях, ставших национальными символами для ее народов, коммунисты играли далеко не ведущую роль, что и отпечаталось в национальном самосознании.

Особенно травматическим после войны было национальное самочувствие поляков. Память о том, что во время войны советские чекисты арестовывали (и часто уничтожали) польских офицеров, приглашавшихся на переговоры о совместной борьбе с немцами, наложилась на воспоминания о чудовищном преступлении ведомства Берии – Катынском расстреле. В «народной» Польше даже упоминание об этой трагедии, объявленной делом рук Гестапо, грозило арестом, причем все поляки до единого знали, что элита их армии была уничтожена именно чекистами, без суда и следствия. Национальным унижением было для поляков и назначение советского маршала Константина Рокоссовского министром обороны Польши.

Раскопанная могила жертв Катынского расстрела. Фото: 1943 г.

Отношение с Красной армии и СССР в 1944-45 гг. в странах Восточной Европы было двойственным. С одной стороны, поляки, чехи и словаки испытывали благодарность к «русским» за освобождение от нацистов, а болгары, румыны и югославы – за большую помощь в освобождении (исключением являлись венгры, которые в подавляющем большинстве до самого конца войны упорно сопротивлялись Красной армии вместе с вермахтом). Однако поведение советских войск – крайне недисциплинированных, склонных к грабежам и насилиям, и вообще отличавшихся грубостью и неуважением к населению, вызывало возмущение. Именно из-за безобразий, творимых красноармейцами в Югославии, и начался конфликт Сталина с Тито; именно проблемы массовых насилий и грабежей приводили к конфликтам советских представителей с немецкими коммунистами. «Красная армия действовала в Польше так же, как и в оккупированной Германии. Отсюда те массовые грабежи местного имущества, причиной которых, я думаю, послужило ослабление дисциплины. Солдаты грабили частные дома, забирая часы, велосипеды, одежду и деньги. Разбой имел место в поездах, на вокзалах и на дорогах. Популярным у нас стал такой стих о советских солдатах: "Велосипеды и часы возьмите и ко всем чертям идите"» (Историк: После войны СССР грабил Польшу как колонию, REGNUM, 21.06.2011). Безусловно, ухудшение отношения населения к Красной армии и вообще к советским людям подрывало и без того неприязненное отношение населения к местным коммунистам.

В 1945-48 гг. компартии при помощи советских войск установили однопартийные системы советского образца во всех восточноевропейских странах. Описывать перипетии этих событий не имеет смысла, потому что это были простые, грубые и прямолинейные силовые перевороты. Оппоненты компартий подверглись жестоким репрессиям. А в 1948-51 гг. террор развернулся внутри самих компартий: послушные Сталину группировки истребляли тех, кого подозревали в нелояльности. Причиной этому стал конфликт между Сталиным и югославским коммунистическим режимом Иосипа Броз Тито, выступившего против грубого вмешательства советского лидера в дела Югославии.

Проблема просоветских режимов Восточной Европы состояла в том, что у их истоков стояли крайне малочисленные и невлиятельные группы. К примеру, «социализм» в Восточной Германии начали строить 3 группы коммунистов, прибывших из СССР (группы Вальтера Ульбрихта, Антона Аккермана и Густава Соботки) – всего 30 человек. Весь аппарат создававшейся Германской Демократической Республики (ГДР) и Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) пришлось создавать из кого попало – от бывших нацистов до обычных карьеристов, готовых служить любой власти. В Румынии в 1944 г. коммунистов было несколько больше – около тысячи человек, но это, по сути, была тоже маленькая и невлиятельная группа.

Вальтер Ульбрихт. Фото: декабрь 1970 г.

Верховные руководители «социалистических стран» воспринимались населением в первую очередь как чужаки, не имеющие никаких заслуг, а члены компартий и чиновники просоветских режимов – как обычные коллаборационисты. Иная ситуация наблюдалась только в «отделившихся» от «социалистического содружества» Югославии и Албании, в которых коммунисты были героями Сопротивления. В остальных странах за 40 с лишним лет правления коммунисты так и не обрели ни опоры в массах, ни элементарного уважения в народе.

Поддержку населения восточноевропейские коммунисты пытались завоевать, разжигая национализм с самых грубых и жестоких формах. Установление просоветских режимов, вопреки коммунистической демагогии о «пролетарском интернационализме», началось с массового изгнания немецкого населения из Польши, Чехословакии, Восточной Пруссии, отошедшей СССР, Венгрии и Югославии. Безусловно, немецкое население этих стран в своей массе поддерживало Гитлера, и многие «фольксдойче» (местные немцы) были повинны в преступлениях нацизма. Однако репрессии и депортации обрушились на всех лиц немецкой национальности, в том числе женщин, детей и стариков, неповинных в преступлениях нацистов.

«Местное немецкое население, ожидая скорого прихода советских войск, двинулось на запад еще зимой 1945 г., а польское, тем временем, приступило к массовому насилию по отношению к беженцам. Уже к весне целые польские деревни специализировались на грабежах бегущих немцев – мужчин убивали, женщин насиловали (Сумленный С. Изгнаны и убиты // Эксперт, 2008, N N 30, спец. вып. – с. 52-55).

В условиях краха Германии немцы фактически превратились в лиц без гражданства, беззащитных перед произволом местных польских властей, напоминавшим тот, что имел место при нацистах в отношении евреев. Составленная руководством польского Министерства общественной администрации «Памятная записка о правовом положении немцев на территории Республики Польша» предусматривала введение для немцев специальных отличительных знаков (повязок), ограничение их свободы передвижения, запрет на самовольную перемену местожительства и работы, введение специальных удостоверений личности и трудовых книжек. Все эти требования, ограничения и запреты сопровождались жесткими санкциями, включая лишение свободы (Выселение немцев с территории Польши в документах Советской военной администрации в Германии // Вестник Российского государственного университета им. И.Канта. Вып.3, серия Гуманитарные науки. – Калининград, 2005. –c.63-70).

За короткое время в областях по ту сторону от Одера и Нейсе поляки поставили немцев в состояние полного бесправия: принудительные работы, голод, издевательства от которых те мерли тысячами. Зачастую появившиеся на этих землях поляки, не имели ничего, кроме бумаги от своих властей. Но с ее помощью они быстро присваивали себе все принадлежавшее немецкому населению. Очень быстро немцы оказались в роли «квартирантов-приживалок» в собственных хуторах, переместившись из своих домов в свинарники, конюшни либо, в лучшем случае, на сеновалы и чердаки. Обращались с ними соответственно. Невзирая ни на какие заслуги. Например, когда самому известному жителю Силезии – лауреату Нобелевской премии по литературе Герхарту Гауптману сообщили о выселении, для него это стало ударом, от которого он так и не оправился. Перед смертью Нобелевский лауреат только и смог, что спросить: «Я еще в своём доме?» Дом принадлежал ему, но стоял уже на польской земле (Буйда Ю. «Немцы отрицательно влияют на освоение советской области» // «Коммерсантъ», №31 (484), 13.08.2002).

Научная комиссия Федерального правительства по истории изгнания, занимавшаяся исследованием проблемы в 1950-е гг., писала: «Повсеместное отчуждение собственности у немцев и заселение поляков вскоре повлекло за собой полное обнищание и деградацию немецкого населения в областях восточнее линии Одер-Нейсе. Немецкие крестьяне стали сельхозрабочими при новых польских хозяевах, а мастера – подмастерьями при польских ремесленниках. Все вспомогательные службы и тяжелые работы в поле и в городе должны были выполнять немцы, в то время как не только право собственности, но и правовая защита обеспечивалась только переселившимся на эти территории полякам… По отношению к немцам поляки питали ярко выраженную ненависть и настоящий садизм, проявлявшийся в изобретении зверств и различных унижений». В сельской местности поляки заставляли немецких стариков и женщин выполнять тяжелую работу, которую в цивилизованном мире обычно делают животные, например, таскать плуги, бороны или телеги.

2 мая 1945 г. польский премьер Берут издал указ, согласно которому вся «брошенная» немцами собственность автоматически переходила в руки польского государства. Варшава тем временем готовила армию к гигантской операции против немецкого гражданского населения. Во второй половине июня части Войска Польского пришли в движение. Цель – населенные пункты территории, лежащей восточнее Одера и Нейсе на сотни километров от Балтийского моря на севере до Силезии на юге.

Командующий 2-й армии Войска Польского в своем приказе требовал от своих солдат, чтобы те «поступали с немцами так же, как они – с нами. Многие забыли, каково было их обращение с нашими детьми, женщинами и стариками. Чехи сумели сделать так, что немцы сами сбежали с их территории. Исполняйте свою задачу твердо и настолько твердо и решительно, чтобы германская нечисть не пряталась по домам, а бежала от нас сама, чтобы, оказавшись на своей земле, благодарила Бога за то, что унесла ноги. Помните: немцы – это всегда немцы. Выполняя задачу, приказывайте, а не просите». (Выселение немцев с территории Польши в документах Советской военной администрации в Германии // Вестник Российского государственного университета им. И.Канта. Вып.3, серия Гуманитарные науки. – Калининград, 2005. - c.63-70).

С конца июня 1945 г. из Бреслау, Глогау, Сорау и других городов ежедневно стали выдворять примерно по 20 тысяч немцев, отправлявшихся в Коттбус, Герлиц и другие пограничные города. Положение переселенцев было крайне тяжелым. В одночасье они лишились собственности и имущества, которое наживалось годами. К тому же польские солдаты, гнавшие колонны изгнанников, ничего им не давали. Люди питались, в лучшем случае найденным на полях или сорванным украдкой с деревьев, росших по обочинам. Среди изгоняемых начался голод, эпидемии тифа и дизентерии, уносившие, прежде всего детские жизни. Больные умирали прямо на обочинах дорог. (…)

Обоз немецких беженцев. Куршский залив, северо-восточная Пруссия. Фото: 1945 г.

Уже к лету 1945 г. польские власти начали сгонять оставшееся немецкое население в концентрационные лагеря, обычно рассчитанные на 3-5 тыс. человек (например, Сикава, Потулице – для польских «фольксдойче»). Считалось, что там лица, подлежащие выселению, подвергались проверке. В лагеря отправляли только взрослых, детей при этом отнимали у родителей и передавали либо в приюты, либо в польские семьи – в любом случае их дальнейшее воспитание проводилось в духе абсолютной полонизации. Взрослые же выплачивали «репарации трудом», то есть использовались на принудительных работах. (…)

Из рапорта во внешнеполитическое ведомство Великобритании (Raport R.W.F. Bashford do Brytyjskiego Foreign Office z 1945): «Концентрационные лагеря не были ликвидированы, а перешли под управление новых хозяев. Чаще всего руководство ими осуществляла польская милиция. В Swietochlowicach (Верхняя Силезия) те заключенные, которые еще не погибли от голода или не были забиты до смерти, вынуждены ночь за ночью стоять по шею в воде, пока не умрут. Из воспоминаний узника концлагеря Zgoda: «Не было совершенно никакой разницы между тем, что пережили узники, которым досталась неволя и пытки – под знаком «мертвой головы» СС или под знаком польского орла. Всем, кто выжил, врезались в память бессонные ночи с их не забывающимися ужасами…» (Gruschka Gerhard. Zgoda – miejsce grozy. Gliwice.1998, с.72,75). (…)

Концлагерь Zgodа в Swietochlowicach. Был одним из самых ужасных и смертоносных для немецких узников. Начал функционировать с февраля 1945 г. Комендант С. Морель. Вспоминает очевидец Eric von Calsteren: «Что ежедневно у нас были умершие было вещью совершенно обыденной… Умирали они везде, в умывальнике, в туалете, а также возле нар… а когда хотели пойти в туалет, то крались между трупами, так, как если бы это было самое естественное дело». Из воспоминаний Gerhard Gruschka, в то время 14-летнего подростка-заключенного: «…также часто Морель и его подсобные из милиции или Службы безопасности находили поводы «разнообразить» себе жизнь посредством узников блока № 7. Например, в день капитуляции Германии, ночью, группа милиционеров ударами палок и хлыстов погнала заключенных вдоль лагерной улицы к умывальне. Там нас окатили из брандспойтов, а затем мокрых и мерзнущих погнали на плац. Один из милиционеров рычал «Лежать!», а все остальные толпой пробегали по нашим телам. Тех из нас, кто не мог вжаться в землю, толкали сапогами по головам, шеям, спинам. Затем раздалось «Встать!», посыпались удары и нас опять погнали к бараку-умывальне… В теплые дни лета неописуемые муки причиняли яйца червей в открытых ранах узников, подвергавшихся истязаниям. Через какое-то время из них выклевывались маленькие белые червяки, которые вызывали у узников страшные мучения… Над лагерем расширялась тотальная, небывалая атмосфера безысходности и [y]грозы. Когда днем проходили через бараки, там не было ни одних свободных нар, на которых бы не лежали больные тифом. На полу также лежали истощенные узники. Их стенания и стоны были невыносимы, также как сильная вонь мочи и кала. Никто уже не мог спастись от полчищ вшей, которые стремительно множились…» (Gruschka Gerhard. Zgoda – miejsce grozy. Gliwice.1998, с.45, 50, 51, 73-74)» («Я ещё в своём доме?»: Как поляки депортировали немцев. newsbalt.ru).

Всего из стран Восточной Европы изгнали, по разным оценкам, от 12 до 14 миллионов немцев. Примерно 2,2 миллиона погибли или умерли от голода, холода, болезней, издевательств, непосильного труда и отсутствия медицинской помощи. «Пролетарский интернационализм» проявил себя во всей «красе»…

В «народной» Польше после войны при попустительстве властей происходили еврейские погромы и депортации украинского населения. «В послевоенной Польше антисемитские настроения питались распространенным мнением, что евреи являются сторонниками нового социалистического режима. (…) Среди представителей новой власти и Войска Польского было много евреев. Вторым обстоятельством было нежелание возвращать евреям имущество, разграбленное польским населением в течение войны.

В докладной записке польских властей начала 1946 г. говорилось, что с ноября 1944 г. по декабрь 1945 г. был убит, по доступным сведениям, 351 еврей. Большинство убийств произошли в Келецком и Люблинском воеводствах, жертвами были вернувшиеся из концлагерей или бывшие партизаны. В докладе упоминались четыре типа нападений:

1.Нападения вследствие распространения слухов об убийстве польского ребенка (Люблин, Жешув, Тарнов, Сосновичи).

2.Шантаж с целью выселения евреев или захвата их собственности.

3.Убийства с целью грабежа.

4.Убийства, не сопровождавшиеся грабежами, в большинстве случаев совершаемые путем бросания гранат в еврейские убежища.

Самым крупным было происшествие в Кракове. 11 августа 1945 г. здесь произошел погром. Начался он с метания камней в синагогу. Затем поляки стали нападать на дома евреев.

Части Войска Польского и Советской армии положили конец погрому. Среди евреев были убитые и раненые. Английский историк Исраэль Гутман в исследовании «Евреи в Польше после Второй мировой войны» пишет, что погромы не были делом рук отдельных бандитов. Они были тщательно подготовлены.

До начала Второй Мировой войны в Кельце проживало около 20 000 евреев. Это примерно треть населения города. После окончания войны в Кельце осталось около 200 выживших после Холокоста евреев. В большинстве бывшие узников нацистских концентрационных лагерей.

Поводом для начала погрома стало исчезновение восьмилетнего мальчика Генрика Блашчика. Он исчез 1 июля 1946 г. Через два дня мальчик появился. И вдруг заявил, что евреи спрятали его, намереваясь убить. Позже в ходе расследования выяснилось, что мальчик был отослан отцом в деревню, где его научили, что он должен рассказывать.

4 июля 1946 г. в 10 часов утра начался погром. В нем участвовало множество людей, в том числе в военной форме. К полудню возле здания еврейского комитета собралось около двух тысяч человек. Среди звучавших лозунгов были: «Смерть евреям!», «Смерть убийцам наших детей!», «Завершим работу Гитлера!».

В полдень в здание прибыла группа во главе с сержантом милиции Владиславом Блахутом. Они разоружили собравшихся сопротивляться евреев. Как выяснилось позже, Блахут был единственным представителем милиции среди вошедших.

Когда евреи отказались выйти на улицу, Блахут стал бить их рукояткой револьвера по головам, крича: «Немцы не успели уничтожить вас, но мы закончим их работу». Толпа взломала двери и ставни. Погромщики проникли в здание и начали убивать евреев поленьями, камнями и заготовленными железными прутьями.

В ходе погрома было убито 47 евреев. 50 человек ранено. В том числе детей и беременные женщины.

Погибло два поляка, пытавшихся противостоять погромщикам. Евреев избивали и убивали не только на ул. Планты, 7, но и в других местах города. (…)

Дом по улице Планты, 7 сегодня. Кельце, Польша

Погром в Кельце вызвал массовую эмиграцию евреев из Польши. Если в мае 1946 г. из Польши уехало 3500 евреев, в июне – 8000, то после погрома в течение июля – 19 000, в августе 35 000 человек» (Л. Израилевич Еврейские погромы в Польше после ВОВ, Проза.ру).

В 2007 г. бывший высокопоставленный офицер польской контрразведки и узник Освенцима Михал (Моше) Хенчинский опубликовал автобиографическую книгу «Одиннадцатая заповедь: не забывай» в которой приводит версию, что погром в Кельце был провокацией советской разведки. В подтверждение своей версии он пишет, что «за несколько дней до погрома в Кельце в качестве советника прибыл Михаил Александрович Демин, офицер советской разведки высокого ранга. Начальником польских органов безопасности города в дни погрома был майор Владислав Собчинский – польский коммунист, который до и во время войны был кадровым офицером советских спецслужб». По мнению Хенчинского, такая провокация могла послужить оправданием для усиления советского влияния в Польше (В. Снитковский Рокоссовский и евреи. Еврейский Мир. Газета русскоязычной Америки. 26.05.2009).

Позже, после политического кризиса 1968 г., развязанная польскими властями антиеврейская кампания вынудила почти всех польских евреев покинуть страну, где их предки жили в течении многих веков.

В 1945 г. в состав Румынии была возвращена Северная Трансильвания с многочисленным венгерским, немецким и украинским населением, переданная в 1940 г. Гитлером Венгрии. «Хлынувшие вслед за советскими и румынскими войсками, освобождавшими Трансильванию, полувоенные формирования румынских националистов, состоявших из возвращавшихся сюда беженцев, дезертиров из румынской армии, легионеров и деклассированных элементов, подвергали местное венгерское население бесчинствам и насилию. Особой жестокостью отличались отряды, носившие название «гвардии Маниу». Многие из гвардейцев являлись униатами. «А что делали с нами мадьяры в течение четырех лет, когда Трансильвания находилась под венгерским господством?» оправдывали свои действия бесчинствующие гвардейцы» (Т. Покивайлова Конфессиональная ситуация в Трансильвании и ликвидация униатской церкви в Румынии (40-е годы ХХ в.), Dacoromania).

В 1952 г. венгры Румынии получили автономию – Муреш-Венгерскую автономную область, но в 1968 г. Чаушеску ее упразднил. «Антивенгерский курс долгое время обеспечивал диктатору Чаушеску симпатии определенных слоев румынского населения», – писала в 1990 г. «Нойе Цюрхер Цайтунг». В течении всего правления коммунистов венгры в Румынии подвергались гонениям и преследованиям. Дискриминировались и другие национальные меньшинства – немцы, украинцы, русские, татары, евреи, армяне и греки.

Чаушеску (в центре) с делегацией Муреш-Венгерской АО. Фото: 1965 г.

В Болгарии дискриминации подвергалось многочисленное турецкое меньшинство, которое в 1980-е гг. власти попытались насильственно «болгаризировать», что привело к массовым беспорядкам, кровавым стычкам и бегству турок за границу.

«Социалистические» режимы в Восточной Европе укрепились только после многолетних гражданских войн. В Польше антикоммунистические силы («Свобода и независимость», Подпольная польская армия и несколько менее крупных) вели партизанскую деятельность до 1953 г., а последний польский партизан, Юзеф Франчак, погиб в бою только в 1963 г. В горах Словакии до конца 1940-х гг. сопротивлялись как бывшие бойцы коллаборационистской «глинковской гвардии», так и участники антинацистского Словацкого национального восстания. В Румынии антикоммунистическое партизанское движение носило особенно длительный и ожесточенный характер: бои в Карпатах не затихали до 1962 г. По данным румынской контрразведки «Секуритате», 10% партизан поддерживали Национал-цэрэнистскую партию, почти столько же левый Фронт земледельцев, около 9% фашистскую Железную гвардию («легионеры»), 5% были коммунистами, менее 2% ориентировались на Национал-либеральную партию, остальные отряды считали себя беспартийными антикоммунистами (Raport al Direcției Generale a Securității Poporului, din 1951: pe un eșantion de 804 persoane arestate ca membru sau susținător al unuia dintre cele 17 grupări de rezistenți din munți). Не менее масштабным было и партизанское движение в Болгарии, продолжавшееся до 1956 г.: против партизан властям приходилось задействовать крупные воинские группировки. В движении участвовали члены левого Болгарского национального земледельческого союза, социал-демократы, ультраправые, православные верующие, а также коммунисты и анархисты. Это показывает, что против просоветского режима объединились все политические течения страны.

В 1947 г. для упрощения руководства вассальными партиями Восточной Европы Сталин повелел учредить довольно жалкую копию Коминтерна – Информационное бюро коммунистических и рабочих партий (Коминформ), международную организацию, в состав которой вошли компартии СССР, Албании, Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, Чехословакии, Югославии, Франции и Италии. Почему-то ни компартии обеих Германий и прочие компартии Европы, Азии, Африки и Америки в состав «бюро» не вошли. Официальный печатный орган «бюро» имел бесцветное название «За прочный мир, за народную демократию!», выходивший на языках стран, представленных в Коминформе (по непонятной причине газета «бюро» выходила и на испанском языке, хотя Компартия Испании в него не входила). Тусклое и бюрократическое, но имеющее явное сходство с тостом название газеты позволяет предположить, что его автором был лично Сталин. Зачем ему понадобилось столь странное объединение, остается только гадать. Можно предположить, что для него предполагалась функция координации деятельности вассальных партий стран, стиснутых «железным занавесом», а также Франции и Италии, которые, по мнению «великого вождя», тоже вот-вот упадут в советские объятия. После разрыва Советского Союза с Югославией практически единственной функцией Коминформа сделалось обличение «шпионско-фашистской банды убийц» Тито. В 1956 г., в свете нормализации советско-югославских отношений Коминформ был тихо, без особой огласки распущен. Он был заменен нерегулярно собиравшимися Совещаниями коммунистических и рабочих партий, проходившими чаще всего в Москве, и не имевшими организационной формы. Координационные функции в «социалистическом содружестве» в Москве решили исполнять через политические органы военной структуры Организации Варшавского договора (ОВД), объединявшего армии СССР и стран Восточной Европы, а также Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), осуществлявшего экономические связи этих стран.

После Второй Мировой войны Сталину пришлось отказаться от идеи советизации всего мира. Было понятно, что восточноевропейские народы никогда не согласятся с ней, и всеобщее восстание в оккупированных странах станет неизбежным. Кроме того, США и Великобритания немедленно начали бы Третью Мировую войну, в которой разоренный и обезлюдевший Советский Союз был обречен на быстрый и неизбежный разгром.

Сталин в этой ситуации был вынужден выбрать другой путь: сформировать в занятых Советской армией странах марионеточные режимы, которыми можно будет управлять так же, как советскими республиками, но без всяких юридических процедур. «Беседуя в 1944 г. с югославским коммунистом М. Джиласом, Сталин заявил об этом более чем откровенно: «Эта война – не то что в прошлые времена. Тот, кто захватил территорию, устанавливает на ней свой общественный строй. Каждый устанавливает свою систему, если его армия достаточно сильна, чтобы сделать это. Иначе и быть не может» (С. Я. Лавренов, И. М. Попов Советский Союз в локальных войнах и конфликтах. Глава 1. «Особая» историческая миссия. - М.: ACT; Астрель, 2003).

Правда, Сталин все же намеревался переформатировать территориально-государственное устройство Восточной Европы по своему усмотрению. Его ключевым элементом должна была стать т.н. Балканская Федерация (БФ) – объединение Югославии и Болгарии в единое государство, в состав которого впоследствии должна была войти Албания, а после победы греческих коммунистов – и Греция. Идея БФ выдвигалась коммунистами балканских стран в 1920-30-е гг.: при помощи такого объединения (разумеется, «социалистического»), они намеревались сгладить весьма острые межнациональные противоречия в регионе. Соглашение об объединении Югославии и Болгарии было достигнуто компартиями этих стран еще в ноябре 1944 г., однако его пришлось отложить, поскольку Тито предполагал превращение Болгарии в еще одну, седьмую югославскую республику, а лидер болгарских коммунистов Георгий Димитриев настаивал на таком федеративном устройстве, в котором Болгария и Югославия составляли бы равноправные субъекты. Тито был горячим сторонником БФ, рассчитывая возглавить новую страну, поскольку Югославия гораздо больше Болгарии по численности населения, территории, масштабам экономики и военной мощи; понятно, что именно он мог возглавить новое государство. Однако Болгария, страна с давними традициями национальной государственности и исторической неприязнью к соседней Сербии – основе Югославии – превращаться в «союзную республику» в ее составе не собиралась. Кроме того, Болгария считала захваченную сербами еще в 1913 г. Македонию насильственно отторгнутой частью Болгарии, а самих македонцев – частью болгарского этноса, с чем решительно не соглашались югославы. «Македонский вопрос» ставил в трудное положение и греческих коммунистов, ведших в 1946-49 гг. войну с монархическим режимом, поскольку греческое национальное самосознание однозначно считало Македонию исторической территорией Греции, а македонских славян – пришлым элементом, не имеющим права ни на национальную государственность, ни на использование самих терминов «Македония» и «македонцы».

Броз Тито (слева) и Джимми Картер. Фото: 1978 г.

Таким образом, идея создания БФ была более чем сомнительна. Почему ее всеми силами поддерживал Тито – понятно, но отчего ее какое-то время активно «пробивал» Сталин – понять трудно. Но в первые послевоенные годы он вынашивал и другие похожие планы. В феврале 1948 г., когда конфликт между Сталиным и Тито уже вовсю развивался, но до полного разрыва дело еще не дошло, «…на советско-болгарско-югославской встрече в Кремле Сталин сказал: «Мы думаем, что нужно создать федерацию, объединяющую Румынию с Венгрией, а также Польшу с Чехословакией». Из всего этого Джилас заключил, что Сталин планировал объединить Советский Союз с «народными демократиями»: Украину с Венгрией, Белоруссию с Польшей и Чехословакией, а саму Россию – ни больше ни меньше с балканскими государствами» (С. Я. Лавренов, И. М. Попов Советский Союз в локальных войнах и конфликтах. Глава 5. Югославская «крамола». –М.: ACT; Астрель, 2003).

Броз Тито и Сталин. Фото: 1944 г.

По-видимому, Джилас, один из умнейших и образованнейших югославских лидеров, по роду своей работы многократно общавшийся со Сталиным, был прав, и Сталин действительно планировал в перспективе расширить СССР за счет включения в его состав «стран народной демократии». Однако он вынужден был затягивать этот процесс, понимая все его опасности, а после окончательно разрыва с Тито даже самые просоветские руководители «братских стран» стали вызывать у советских начальников подозрения. В конце концов об «укрупнении» СССР пришлось забыть, и до самого крушения «соцлагеря» в 1989 г. Кремль руководил «народными демократиями» неформально, силой вынуждая их лидеров быть послушными. Собственно, в «непослушании» группировки Тито-Джиласа-Карделя и заключалась причина советско-югославского конфликта 1948-53 г.

В 1949 г. СССР разорвал дипломатические отношения с Югославией, правительство которой было объявлено Кремлем «шпионско-фашистской бандой убийц». На границах Югославии сосредотачивались советские, болгарские, румынские, албанские и венгерские войска. В Кремле и в руководстве Коминформа обсуждались возможности развертывания партизанской войны против «банды Тито», а Генштаб Вооруженных Сил СССР совместно с «братскими странами» разрабатывал планы военного вторжения в Югославию. На границах Югославии с Албанией, Болгарией, Румынией и Венгрией не прекращались вооруженные столкновения. Согласно югославским данным, в 1949-1952 гг. произошло более 5 тысяч вооруженных конфликтов между югославскими пограничниками и военными этих стран.

Однако на агрессию против Югославии Сталин все же не решился. Это было связано с неблагоприятным развитием военных действий северокорейских и китайских войск против армий Южной Кореи и США в 1950-53 гг., в которых принимала участие и советская авиация: американская военная техника показала свое превосходство над советской, а моральный дух, подготовка и дисциплина американцев и их союзников были выше, чем аналогичные показатели советских и союзных им войск. А тем временем Вашингтон начал оказывать Югославии прямую военную помощь.

«В соответствии с соглашением между США и Югославией от 14 ноября 1951 г., американцы обязывались поставлять ФНРЮ военное снаряжение и материалы. Со своей стороны, югославы должны были использовать американскую военную помощь для увеличения своего военного потенциала, а также экспортировать в США на льготных условиях стратегическое сырье и полуфабрикаты. Цена за американскую помощь была очень высокой, так как фактически Югославия должна была выразить готовность выполнять оборонительные функции на Балканах в интересах Запада. Однако Югославия продолжала избегать прямого военно-политического сотрудничества с западными странами и включения в систему НАТО по политическим мотивам.

По сведениям, поступившим в ЦК ВКП(б), в 1951-1952 гг. с Югославией были заключены новые или возобновлены старые торговые договоры и финансовые соглашения США, Англией, Францией, Западной Германией, Италией, Австрией, Бельгией, Швецией, Грецией. До середины 1955 г. общая сумма экономической помощи этой стране по всем линиям составила $598,5 млн. Кроме того, за счет американской помощи было построено 37 новых военных заводов, также, по данным отечественных исследователей, всего Югославия к 1 января 1955 г. получила от США следующее количество вооружения:

Реактивных самолетов Ф-84 Тандерджет – 40 ед.; бомбардировщиков Москито МК-38 – 150 ед.; учебно-тренировочных самолетов Локхид Т-33 – 4 ед.; транспортных самолетов Конвер-340 – 3 ед.; вертолетов Сикорский С-51 – 10 ед.; средних танков Шерман М-4 – 500 ед.; средних танков Паттон М-47 – 100 ед.; легких танков Чаффи М-24 – 84 ед.; артиллерийских орудий калибра выше 75 мм – 600 ед. Основную часть артиллерии составляли зенитные пушки средних калибров, противотанковые ружья и незначительное количество 155-мм пушек и 203-мм гаубиц» (Советско-Югославский конфликт, http://www.coldwar.ru/conflicts/yugoslaviya/conflict-1948-1953.php).

Самолет F-84E-15 в Корее. Фото: 1952 г.

Учитывая большое количество вооружений, полученных Югославией на завершающем этапе Второй Мировой войны от СССР, США и Великобритании, а также немецкие и итальянские трофеи, Югославия в начале 1950-х гг. обладала одним из самых значительных запасов оружия в мире. Сталин также не мог не учитывать и высокие боевые качества югославской армии, и огромный опыт, накопленный югославами в ходе Второй Мировой войны, во время которой югославы, отрезанные от союзников и не имевшие никакой промышленной базы, сумели почти четыре года успешно сражаться с сильнейшим врагом. Югославия даже одна была опаснейшим противником для Советской армии, а с помощью США и Англии практически наверняка сумела бы нанести ей поражение. Этого всего Сталин не мог не понимать, и он так и не решился на нападение на Югославию.

После разрыва с Югославией взбешенный Сталин потребовал от своих восточноевропейских вассалов расправиться с теми коммунистическими лидерами, в чьей лояльности он сомневался. Внезапно умер Георгий Димитров – «болгарский Ленин», формальный глава Коминтерна, осмелившийся перечить Сталину по поводу Балканской Федерации; через много лет после его смерти в волосах его трупа обнаружили содержание огромного количества ртути. Менее известных коммунистов арестовывали и расстреливали: процессы, по степени лживости и цинизма сравнимые только с Московскими процессами 1936-38 гг., прокатились по всем странам-сателлитам СССР. Расправлялись со всеми, кто хоть в какой-то степени пытался защитить остатки независимости и просто интересы своих стран от советского диктата. В Венгрии казнили Ласло Райка – руководителя коммунистического подполья в годы хортистского режима, офицера Интернациональных бригад во время Гражданской войны в Испании 1936-39 гг., министра внутренних дел «народной» Венгрии. Вице-премьер болгарского правительства, бывший партизан Трайчо Костов не соглашался с условиями болгаро-советской торговли, навязанной Москвой: советские товары продавались Болгарии по крайне завышенным ценам, а болгарские закупались по чрезвычайно заниженным. Костов спорил с советскими «товарищами» и даже лично со Сталиным – и подвергся нечеловеческим пыткам, после чего был повешен. Повесили и Генерального секретаря Компартии Чехословакии Рудольфа Сланского: процесс над ним и его подельниками имел ярко выраженный антисемитский оттенок. Вице-премьер «народной» Польши Владислав Гомулка был ярым сталинистом, но настаивал на особом «польском пути к социализму» – и оказался в тюрьме (его не успели расстрелять до смерти Сталина, в результате он выжил и впоследствии даже возглавил Польшу). Министр иностранных дел Румынии Анна Паукер способствовала выезду румынских евреев в Израиль и противилась коллективизации румынского крестьянства по советскому образцу; более того – она осмелилась воспротивиться личному указанию Сталина прорыть в Румынии совершенно не нужный канал «Дунай – Черное море». Естественно, она оказалась в тюрьме. В Албании погиб фактический руководитель партизанского движения, министр внутренних дел Кочи Дзодзе – его повесили после зверских пыток. Репрессии против перечисленных коммунистических лидеров, согласно советской традиции, сопровождались арестами их родных и близких, друзей и соратников. В общей сложности, как и в эпоху Большого террора в СССР 1937-39 гг., репрессиям подверглись многие сотни тысяч людей (в Польше только погибло не менее 100 тысяч человек, в 9,5-миллионной Венгрии в тюрьмы было брошено 650 тысяч), подавляющее большинство из которых даже не знало, за что их арестовывают.

Анна Паукер и Георгиу Деж. Фото: 1950-е гг.

Одновременно, как и в СССР при Сталине, уничтожали некоммунистов, которые рассматривались в качестве угрозы сталинистскому строю. Так, в Албании в 1951 г., после устроенного антикоммунистическими повстанцами взрыва в советском посольстве, расстреляли без суда и следствия 22 представителей интеллигенции, не имевших никакого отношения к антикоммунистическому Сопротивлению. Среди убитых была Сабиха Касимати – первая в истории женщина-албанка, получившая высшее образование.

Сабиха Касимати

В Советском Союзе террор против коммунистов в странах «народной демократии» пресса описывала очень подробно, с истинно садистским упоением. По поводу процесса в Тиране советские граждане даже сочинили куплет:

«Жили-были два троцкиста –
Кочи Дзодзе, Панди Кристо
А теперь почили в бозе
Панди Кристо, Кочи Дзодзе».

(Ошибся «народный фольклор»: Панди Кристо, бывший партизанский лидер, отсидел 15 лет, но выжил).

Вассалитет «стран народной демократии» по отношению к СССР во время террора против коммунистов 1948-53 гг. проявился во всей полноте: значительное число арестованных болгар, венгров, румын, чехов, словаков и поляков были казнены в советских тюрьмах; тысячи приговоренных отбывали заключение в советских лагерях.

Политическая история остальных «братских стран» развивалась по сходным между собой сценариям. Коммунистическая номенклатура жила совершенно отдельной от народа жизнью: в отличие от СССР, КНР, Югославии и Албании поляки, восточные немцы, чехи и словаки, румыны и болгары не считали начальство этих стран «своими» – они так и остались чужаками, советскими марионетками, и те, кто делал карьеру при «народной демократии», заранее обрекал себя на всеобщее презрение. А большинство граждан «братских стран» просто выживали, резонно полагая, что «социалистические» режимы с течением времени сами развалятся – под тяжестью собственной некомпетентности и просто ненужности населению.

Антикоммунистические повстанческие движения в Восточной Европе в 1950-х начале 1960-х гг. были подавлены, и «братские страны» обрели кладбищенский покой в железных тисках спецслужб, однако недовольство народов все равно то и дело прорывалось наружу. Смерть Сталина вызвала к жизни надежды народов Восточной Европы на избавление от советской оккупации и ликвидацию коллаборационистских режимов. После того, как эти надежды рассеялись, по «братским странам» прокатилась волна массовых антиправительственных выступлений.

В мае 1953 г. забастовки и беспорядки произошли в болгарских городах Пловдив и Хасково.

В конце мая – июне того же года массовые выступления, сопровождавшиеся насилием и погромами партийных учреждений, охватили чехословацкие Пльзень и Моравску-Остраву.

15-18 июня 1953 г. Германскую Демократическую Республику охватило настоящее восстание, в ходе которого безоружные рабочие противостояли полиции и советским войскам. 28-29 июня 1956 г. восстание под лозунгами «Хлеба!», «Бога!» и «Долой коммунизм» произошло в польском городе Познань, поддержанное также жителями Лодзи и городов Нижней Силезии: против восставших использовали пулеметы и танки.

23 октября – 10 ноября 1956 г. произошла «Венгерская революция» – самое массовое вооруженное восстание против просоветского режима. После мощных манифестаций 23 октября в Будапеште начались вооруженные столкновения, в ходе которых выдвигались требования свободных выборов, отказа от коммунистической символики и идеологии, вывода советских войск из страны. В столицу Венгрии были введены советские войска, 24-28 октября бои на улицах города, с обеих сторон погибло около 100 и ранено около 300 человек. После шаткого перемирия, вывода советских войск и бесплодных переговоров советское руководство 4 ноября повторно ввело войска в венгерские города. Ожесточенные бои продолжались до 10 ноября. Потери сторон составили 2300 убитых и свыше 19 000 раненых со стороны венгров, советские войска потеряли свыше 700 человек убитыми и пропавшими без вести и более 1500 ранеными. После подавления восстания власти арестовали около 26 000 человек; 350 были расстреляны. Почти 200 000 человек бежало из страны.

Советские танки покидают Будапешт. Фото: 29 октября 1956 г.

27 октября 1956 г. под влиянием событий в Венгрии начались волнения в Румынии, охватившие Бухарест, Яссы, Тимишоару и Клуж. Власти ввели в крупных городах военное положение, спецслужбы арестовали 2500 человек, несколько сотен получили различные срока тюремного заключения, четверо приговорены к расстрелу.

30-31 октября 1967 г. произошли студенческие выступления в Праге (Чехословакия).

30 января 1968 г. польские студенты в Варшаве организуют демонстрацию протеста против политической цензуры; волнения были объявлены «провокацией сионистов», в стране разворачиваются «антисионистская» и «антиревизионистская» кампании, в результате которых в течение 1968-69 гг. из страны эмигрируют большинство польских евреев и многие представителей интеллигенции.

21 августа 1968 г. произошло вторжение войск стран Организации Варшавского договора (СССР, Польша, Венгрия и Болгария) на территорию Чехословакии: это был конец т. н. «Пражской весны» – периода политической и культурной либерализации, начавшегося в январе того года сменой руководства местной компартии. Союзные войска заняли ключевые пункты, не встретив сопротивления: чехословацкая армия объявила нейтралитет. Однако гражданские лица кое-где пытались сопротивляться: результат – 96 убитых (11 в результате «враждебных действий отдельных граждан ЧССР») и 87 раненых со стороны СССР, в результате аварий потеряны 4 самолета и 1 вертолет. Среди местного населения – 70 убитых, в течение следующих месяцев около 70 000 человек бежали за границу. Еще в течение года происходили массовые акции гражданского неповиновения, в конце концов подавленные спецслужбами.

12 декабря 1970 г. в Польше – в Гданьске, Эльблонге, Слупске, Щецине, Гдыне и Сопоте начинается забастовка рабочих судоверфей, к которым присоединились и коллективы других предприятий. В столкновениях 17 декабря в Гданьске погибли 41 рабочий, 2 сотрудника милиции и 1 солдат; 1164 человека, в том числе около 600 военных и сотрудников милиции, получили ранения различной степени тяжести. В январе 1971 г. в Щецине и Лодзи вновь вспыхивают волнения.

15 и 21 марта 1972 г. в городах Венгрии прошли студенческие демонстрации «с националистическими и антисоветскими лозунгами», переросшие в столкновения с полицией.

24-30 июня 1976 г. начинаются забастовки и беспорядки в польских городах Радом, Урсус, Плоцк. Протесты подавляются вооруженными отрядами милиции. Всего на территории 12 воеводств страны бастовало 112 предприятий – более 80 000 человек.

30 июля 1977 г. вспыхнули волнения в румынском шахтерском регионе Валя Жиулуй. Забастовщики подверглись репрессиям. Летом 1980 г. в регионе вновь произошли демонстрации и забастовки, перекинувшиеся также на Бухарест, Галац и Тырговиште, а осенью 1981 г. беспорядки имели место в Трансильвании и Марамуреше.

В июле 1980 г. небывалое по массовости стачечное движение охватило Польшу. Начавшись на тракторном заводе «Урсус», оно перекинулось на железные дороги, а затем на судостроительные предприятия Гданьска, Гдыни и Щецина; в августе протестное движение охватило всю страну, и власти впервые в послевоенной истории Восточной Европы были вынуждены пойти на уступки (повышение зарплаты и снижение цен на продовольствие, право создавать независимые профсоюзы, право на забастовку, ослабление цензуры и т.д.). Возникшее на волне забастовок профсоюзно-политическое движение «Солидарность» объединило более 10 миллионов человек (все население страны - 35,5 миллионов). 12 декабря в Польше было объявлено военное положение: введен комендантский час, политическая деятельность запрещена, цензура усилена, университеты закрыты, лидеры и активисты «Солидарности» и другие недовольные (около 5000 человек) арестованы. Попытки сопротивления были подавлены силой. После событий 1980-81 гг. народ Польши и «народная» власть оказались окончательно разделенными пропастью, исчезнувшей только в 1989 г. – после ликвидации «социализма» в этой стране.

В декабре 1984 – январе 1985 г. в Болгарии происходили волнения турецкого населения, вызванные усилением кампании «болгаризации» (турок заставляли принимать славянско-болгарские имена и фамилии, запретили использование турецкого языка в общественных и образовательных учреждениях, закрывали мечети, принуждали к эмиграции). Акции протеста турок вылились в кровавые столкновения с многочисленными жертвами и бегством сотен тысяч человек в Турцию.

В ноябре 1986 г. забастовки вновь охватили Румынию: бастовали и бунтовали рабочие в Клуж-Напоке и Турде. 16-17 февраля 1987 произошли волнения в Яссах – втором по величине городе Румынии.

28 сентября 1987 г. болгарский город Русе охватили массовые протесты против неблагоприятной экологической обстановки.

14-16 ноября 1987 г. произошли волнения в румынском промышленном центре Брашов, переросшие в восстание. Погибли 7 человек, арестовано около 300.

В 1988 г. волнения и беспорядки охватили уже все «социалистические страны», и уже не прекращались вплоть до падения режимов «народной демократии» осенью-зимой 1989 г.

Следует учитывать, что антиправительственные выступления в виде забастовок, демонстраций, партизанских и террористических акций происходили также и в Югославии, однако, поскольку эта страна не была сателлитом СССР, ее политическая история выходит за рамки данной работы. В Албании же открытые проявления недовольства были невозможны в силу крайней жестокости режима Энвера Ходжи (любое инакомыслие, пусть самое мирное, немедленно каралось смертью или длительным тюремным заключением), однако и в этой стране происходили антиправительственные выступления, в силу албанской специфики – в виде вооруженных действий (последний вооруженный рейд албанских антикоммунистов под руководством Шевдета Мустафы состоялся в сентябре 1982 г.).

Иосиф Сталин и Энвер Ходжа на Центральном стадионе Москвы. Фото: июль 1947 г.

В «странах капитала» забастовки и демонстрации – обычное явление, но они, даже если проходят под антисистемными (например, коммунистическими) лозунгами, являются частью легитимной политики. В странах «социалистического лагеря» все обстояло наоборот: любые протесты под любыми лозунгами (а они почти всегда начинались с экономических требований) немедленно приобретали антиправительственную и антисистемную окраску. Кроме того, во всех «соцстранах» выступления такого рода всегда сопровождались антисоветскими требованиями; «братские народы» изначально воспринимали СССР как страну-угнетателя, а советских граждан – как оккупантов. (Исключением с середины 1960-х гг. была Румыния, с территории которой советские войска были выведены по решению Хрущева в 1958 г., после чего румынское руководство начало проводить довольно самостоятельную политику. В результате многочисленные антиправительственные выступления румынских трудящихся были направлены не против СССР, а против собственных властей. При этом в Болгарии, из которой советские воска тоже были выведены, антисоветизм оставался лозунгом антиправительственного движения из-за демонстративно подчиненной по отношению к Советскому Союзу политики болгарских коммунистов).

Справедливости ради следует отметить, что не оккупированные Советским Союзом Югославия и Албания, а также добившаяся вывода советских войск Румыния тоже отнюдь не были образцами демократии, гуманизма и экономических достижений. В плане экономики определенных успехов добилась только Югославия, где осуществлялась особая экономическая модель – «самоуправляющийся социализм». В результате качество югославской продукции было в целом выше, чем в других «соцстранах», однако эта страна страдала от высокой безработицы и сильно зависела от западных кредитов. Во всех трех перечисленных странах существовала жестокая диктатура коммунистов, принявшая в Албании особенно жестокий, средневековый и абсолютно нелепый со всех точек зрения характер (чего стоит одно только строительство 700 тысяч бетонных бункеров с 3-миллионной стране!). В Румынии либерализация начала 1960-х гг., затронувшая экономику и культуру, в 1970-х сменилась установлением семейной тирании Чаушеску, сходной с диктатурой династии Кимов в Северной Корее. В этой стране существовал откровенно националистический, предельно коррумпированный, экономически неэффективный режим, возглавлявшийся психически больным преступником, приказавшим именовать себя «Гением Карпат», «Полноводным Дунаем разума», «Творцом эпохи невиданного обновления», «Источником нашего света», «Героем из Героев», «Работником из Работников» и даже «Первым персонажем в Мире». Так что диктатура марксистских группировок даже без прямого диктата Москвы была бесперспективной в политическом, социальном и экономическом планах, и держалась только на насилии и страхе.

Бетонные бункеры в Албании

Коммунистам и особенно работникам спецслужб «братских стран» приходилось работать в окружении всеобщей ненависти, страха и презрения. Это вызывало их ответную реакцию – в первую очередь необоснованную жестокость по отношению к гражданам. Однако многие высокопоставленные сотрудники «органов» со временем раскаивались в содеянном. Так, известная Юлия Бристигер («Кровавая Луна») – польская коммунистка, полковник госбезопасности и начальник V Департамента МОБ, специализировавшегося на подавлении политической оппозиции, отличалась невероятной жестокостью по отношению к «врагам социализма». После увольнения из МОБ она раскаялась в своих преступлениях перед Польшей, приняла католичество и сблизилась с оппозицией. Первый секретарь Варшавского горкома ПОРП Стефан Сташевский после исключения из партии в 1968 г. также принял католичество и стал участником оппозиционного движения. Уже в 1980-х гг. бывший коммунистический вельможа активно поддерживал «Солидарность». Андраш Хедегюш, премьер-министр Венгрии в сталинистском правительстве 1955-56 гг., после восстания 1956 г. работал социологом; в 1968 г. резко осудил подавление Пражской весны, был снят с работы, но продолжал выступать против политики коммунистов, за что был исключен из партии. Первый Генпрокурор «красной» Албании, Бедри Спахиу, на совести которого множество загубленных жизней, в 1955 г. внезапно потребовал прекращения террора, был арестован, осужден и почти 30 лет провел в заключении. После освобождения раскаялся в преступлениях против сограждан, и в 1991 г. стал первым высокопоставленным коммунистическим функционером во всех бывших «соцстранах», публично принесшим извинения за преступления коммунистического режима.

Юлия Бристигер. Фото: 1947 г.

Отдельно следует упомянуть о Милане Джиласе – герое Второй Мировой войны, втором после Тито человеке в Югославии. В 1954 г. он публично осудил коммунизм, причем как в советском, так и югославском вариантах. Лишенный всех постов и наград, Джилас несколько раз оказывался в тюрьме, но от своих взглядов не отказался. Опубликовал (разумеется, на Западе) несколько книг политического содержания, в том числе фундаментальное исследование коммунистических диктатур под названием «Новый класс». Завещал похоронить себя по православному обычаю (Джилас был черногорцем из православной семьи).

Милан Джилас. Фото: 1942 г.

В 1951 г. Эдвард Коцбек, один из руководителей Сопротивления в Югославии, заместитель председателя Народного собрания Республики Словения, издал сборник автобиографических новелл «Страх и мужество», в котором поднял вопрос о моральном выборе и человеческой цене действий антифашистского подполья и партизанского Сопротивления, был снят со всех постов, вытеснен из политической и общественной жизни, оказался в полной изоляции и попал под домашний арест. От расправы его спасло только заступничество известных западных деятелей культуры. Под домашним арестом он оставался до конца жизни.

Эдвард Коцбек. Фото: 1965 г.

Высокопоставленных функционеров коммунистических режимов и высших офицеров спецслужб, перешедших на Запад, можно перечислять долго – их было множество. Достаточно упомянуть самого высокопоставленного работника спецслужб, ушедшего за кордон – заместителя главы внешней разведки Румынии, генерал-лейтенанта Иона Пачепу, бежавшего из страны в 1978 г. Албанский генерал Панайот Плаку после провала попытки переворота против Энвера Ходжи в 1957 г. сумел бежать в Югославию, однако через какое-то время бесследно исчез – югославские власти так никогда и не раскрыли тайну его исчезновения.

Ион Пачепа. Фото: 1975 г.

Нередкими были самоубийства коммунистических функционеров и сотрудников спецслужб. «При таких условиях работы ничуть не удивляют примеры неустойчивости психики руководителей служб госбезопасности; начальник чехословацкого следственного отдела записал слова одного из советников: «Выйти из службы безопасности раньше срока можно только вперед ногами». Индржих Веселы, руководитель госбезопасности, совершил попытку самоубийства (самосожжения) в 1950 г., но безуспешно. В 1964 г. он все-таки покончил с собой. Перед этим он составил длинное и откровенное объяснение причин своего самоубийства, сохранившееся в архивах Центрального комитета КПЧ» («Черная книга коммунизма». Восточная Европа — жертва коммунизма, с. 408).

В условиях тоталитарного режима, при полной невозможности открытых дискуссий и демократических процедур смены руководителей партий и государств Восточной Европы, конфликты решались путем переворотов. Их в истории «братских стран» произошло множество. После смерти Сталина и начала «оттепели» череда переворотов в «соцстранах» отстранила от власти «сталинистов» и заменила их «хрущевцами». Разрыв СССР с Китаем в начале 1960-х также привел к «чистке» в рядах восточноевропейских коммунистов (исключение составила Румыния, сохранившая нормальные отношения с Пекином, несмотря на яростную реакцию Москвы). Весной 1965 г. болгарский генерал Цвятко Анев, командующий гарнизоном Софии, при поддержке других военных и еще двух членов ЦК БКП, попытался свергнуть режим Живкова, который он считал «либеральным, капиталистическим и масонским» (!), и создать жесткое сталинистское правительство с опорой на Пекин. При этом стержневой идеей заговорщиков (только в армии в заговор было вовлечено более 200 офицеров) было достижение истинной независимости от СССР. Попытка переворота была подавлена силами госбезопасности.

Путч в Болгарии был связан с планом Живкова включить Болгарию в состав Советского Союза на правах союзной республики (сам он рассчитывал занять должность Председателя Совета Министров СССР, а по некоторым сведениям – всего лишь председателя Госплана). Эта идея свидетельствует о том, насколько непрочными были позиции коммунистов в этой стране: ради сохранения власти они были готовы поступиться независимостью своей страны (то есть поступить так же, как руководство Тувинской Народной Республики в 1944-м, которое в условиях всеобщего недовольства населения добилось превращения своей страны в автономную область в составе СССР, но само сохранило руководящие посты).

«БКП дважды, тайно, за спиной народа, обсуждала вопрос о превращении Болгарии в 16-ю республику Советского Союза: впервые во времена Хрущева, в 1963 г., во второй раз - при Брежневе, в 1973-м. Лишь отказ Хрущева, продиктованный его природной интеллигентностью , подсказавшей, что подобное событие принесло бы в международном плане больше негатива, чем плюсов Советскому Союзу, остановил болгарскую державу от национальной катастрофы... Я приведу отрывки высказываний с пленума ЦК БКП от 4 ноября 1963 г., где и обсуждалось присоединение Болгарии к Советскому Союзу:

Тодор Павлов (академик, в 1963 г. – член ЦК БКП, почетный председатель БАН, СБЖ и СБП. С 1966 г. по 1976 г. – член Политбюро ЦК БКП): «Нет смысла проводить референдум по этому вопросу, но надо провести такую кампанию, так разъяснить вопрос, чтобы среди народных масс не было никакого колебания, и решение было бы принято единодушно».

Димо Дичев (в 1963 г. – завотделом внешней политики и международных связей ЦК БКП): «Никогда наши коммунисты не были воспитаны иначе, кроме как считать Советский Союз нашим отечеством, нашим завоеванием».

Раденко Видинский (в 1963 г. – член ЦК БКП, завотделом строительства): «Вряд ли есть большая радость, чем видеть свой народ в великой семье советских народов. Поэтому не одной, не двумя, а пятью руками, если бы мог, я поддержал бы предложение как можно быстрее влиться в великую семью советских народов».

Лучезар Аврамов (в 1963 г. – кандидат в члены ЦК БКП): «Все поколения болгарских коммунистов, как наши деды отцы, так и мы сами, всегда лелеяли в своей груди мечту превратить нашу страну в частицу великого Советского Союза».

Димитр Димов (в 1963 г. – кандидат в члены Политбюро и председатель контрольной комиссии ЦК БКП): «При одном разговоре в Варне Георгий Димитров признался, что его идеал - чтобы Болгария стала членом семьи великого Советского Союза. Предложением Политбюро, произнесенным товарищем Тодором Живковым, мы фактически начинаем осуществлять эту его мечту».

Тодор Живков (первый секретарь ЦК БКП и председатель Совета министров): «Политбюро считает, что об этом пленуме не следует говорить ни в какой форме кому бы то ни было и где бы то ни было. Не забывайте, что великоболгарский шовинизм глубоко укоренился в отдельной среде и в людях нашей страны. Я не говорю о бывших, а имею в виду членов партии, особенно среди интеллигентов и некоторой части молодежи. Это нужно иметь в виду. Мы сольемся не до поры, до времени, а навеки, и это станет примером для всех стран. Вот почему нужно подготовиться». («1963 – отречение от Болгарии», София, изд. «Зеркало», 1994 г.).

Тодор Живков. Фото: 1963 г.

Из 168 членов и кандидатов ЦК БКП не нашелся ни один человек, который встал бы и сказал: «Я не согласен». С лакейскими усердием и единодушием в конце пленума было проголосовано за письмо в адрес ЦК КПСС, в котором – просьба принять Болгарию 16-й республикой в Советский Союз. И все это – в глубочайшей тайне, за спиной болгарского народа... Десять лет спустя, уже в эпоху Брежнева (июль 1973 г.), оферта была обновлена теми же самыми национальными предателями и изменниками родины. На этот раз все приобретает более сатанинские очертания, потому что происходит на основе развернутого плана о поэтапной ликвидации болгарской державы. Документ, розданный предварительно членам Пленума июля 1973 г., называется «Основные направления развития всестороннего сотрудничества с СССР на этапе построения развитого социалистического общества в НРБ»...

Тодор Живков (первый секретарь ЦК БКП и председатель Госсовета НРБ) не преминул сказать в заключительном слове: «Очевидно, что нецелесообразно публиковать документ, который мы обсуждали на настоящем пленуме. Также нецелесообразно представлять его в существующем виде перед целой партией. Он не должен попасть и в западные вражеские управления, а то они станут мотать его два года»... Когда через два месяца на посещение в Болгарию (18-21 сентября 1973 г.) прибыл Брежнев, Живков договаривается, чтобы конспирация сохранялась в глубокой тайне: «Мы договорились с советскими товарищами не предавать широкому разглашению ни документ, принятый июньским пленумом, ни наши совместные решения в этом направлении» (Диакон А. Кураев Шестнадцатая республика. Как Болгария хотела войти в СССР, http://www.livejournal.com/media/711794.html).

Брежнев и Живков. Фото: сентябрь 1973 г.

«Социализм» в своем восточноевропейском воплощении был копией советского: он представлял собой единую систему, опирающуюся на коррупцию и разворовывание государственных ресурсов. Коммунисты Румынии так расшифровывали аббревиатуру названия своей партии: Pile, Cunostinte, Relatii – «блат, знакомства, связи». Непотизм принимает огромные размеры: изолированные от населения, коммунистические верхи пытаются сформировать «новую аристократию» из самих себя, своих родных и близких, причем эти процессы в Восточной Европе в сравнении с СССР приняли еще более яркий характер. Дочь Живкова становится самым молодым (и практически всесильным) министром Болгарии. В 1972 г. Чаушеску ввел свою жену Елену в ЦК РКП, а в 1980 г. она стала первым заместителем премьер-министра. Сын Чаушеску Нику был назначен главой жудеца Сибиу и кандидатом в члены Политисполкома ЦК РКП. Он также занимал должности главы Союза ассоциаций студентов-коммунистов Румынии и первого секретаря ЦК Союза коммунистической молодежи Румынии. Брат жены диктатора, Николае Барбу, был первым секретарем Бухарестского комитета РКП, муж сестры Чаушеску – секретарем ЦК РКП. Другие родственники румынского лидера (всего около 40 человек) также получили значимые государственные и партийные посты. А в 1989 г. в полковники вооруженных сил Румынии был произведен… лабрадор Чаушеску по кличке Корбу!

Елена Чаушеску и Ион Илиеску. Фото: 1976 г.

Руководители госструктур и спецслужбы «соцстран», как и их «старшие товарищи» из СССР, активно занимались стяжательством, расхищением государственных средств и присвоением личной собственности граждан. Например, в Польше в окружении главы МВД Мечислава Мочара – убежденного сталиниста, зоологического антисемита и автора антисемитской кампании 1968 г., действовала организованная преступная группировка во главе с директором Службы безопасности Рышардом Матеевским. Она занималась контрабандой золота и валюты, которые формально должны были идти на финансирование спецопераций. На деле же они банально расхищались руководящими работниками госбезопасности. Всего было присвоено более 80 килограммов золота, около 150 тысяч долларов и 5 миллионов злотых. Матеевский и его сообщники были осуждены на длительные сроки заключения, однако вор-сталинист был, по-видимому, незаменим для руководства «народной» Польши: после недолгой опалы он вернулся в состав Политюбро и занимал пост куратора госбезопасности до 1981 г.

Мечислав Мочар. Фото: 1980 г.

Румынская верхушка обогащалась «продажей» собственных граждан еврейской и немецкой национальностей в Израиль и ФРГ (за разрешение на выезд из Румынии ее власти брали от правительств этих стран $5 тысяч до $10 тысяч за человека). «Западная Германия платила исправно, так что саксонские города и села Трансильвании начали пустеть. С 1967 по 1989 г. уехали 200 тыс. немцев. К моменту свержения коммунистов в Трансильвании оставалось от 200 до 300 тыс. немцев из 750 тыс., проживавших там в 1930-е гг.» (Румыния при Чаушеску, www.world-history.ru).

«Социалистическая» Румыния еще и продавала за рубеж советскую военную технику, получаемую из СССР по льготным ценам – разумеется, втайне от Москвы. Большая часть вырученных средств шла на личные счета высокопоставленных функционеров режима. «Самой авантюрной операцией можно считать попытки [США – прим. авт.] приобрести Т-72. Первоначально в операцию был вовлечен старший брат президента Марин Чаушеску, возглавлявший румынскую торговую миссию в Австрии и поднаторевший уже на сделках с оружием. Он и вступил в предварительные переговоры по продаже танка. Действовать решили по проверенному сценарию. Американцы понимали, что провал с Т-72 грозит мировым скандалом, и попытались, как говорится, обставить операцию со всех сторон. Чувствовал, чем может обернуться авантюра, и Марин Чаушеску – вряд ли пожалел бы его брат-президент, стремясь удержаться у власти, а Москва требовала строгой отчетности за каждую новую машину. Что было предпринято? Во-первых, американские спецслужбы дальше действовали через посредников. Во-вторых, они решили пойти на расходы и купить опять-таки партию устаревшего оружия, в том числе и танков. С ней-то и должен был уйти Т-72. Создавалась видимость, что речь идет об утиле.

Только после тщательной проработки сценария операции Марин вышел на другого своего брата Илие – в то время генерала, первого заместителя министра обороны и руководителя политуправления румынской армии. Если верить расследованию, проведенному Уайзером, прилетев весной 1981 г. в Вашингтон, Илие Чаушеску обсудил финансовую сторону сделки. Кстати, он предпринял ряд защитных превентивных шагов. Каких? Стороны договорились, что 80 процентов денег американская сторона переведет государственному объединению "Ромтехника", которое торговало вооружениями. И только остальные 20 процентов – на него и Марина – в швейцарский банк. Тогда же американцы согласились в случае провала предоставить братьям Чаушеску политическое убежище.

Операция началась весной 1981 г., когда все необходимые вооружения подготовили для отправки в США. В порт Констанца вошел корабль под греческим флагом (в экипаже только один американец – дублер капитана). Бронетранспортеры, артиллерия, другое снаряжение советского производства закреплялись для перехода через океан на его борту. Среди всего этого и должен был затеряться новенький Т-72, но... Он так и не был погружен на судно.

По военным каналам пришло сообщение – к порту Констанца приближается группа советских подводных лодок, принимавших участие в учениях в акватории Черного моря. Нервы у торговцев оружием дрогнули, братья протрубили отбой в последнюю минуту.

Правомерен вопрос: знал ли о продаже советского оружия сам Николае Чаушеску? Таких доказательств пока никем не приводилось. После шума, поднятого "Вашингтон пост", в печати проскальзывала мысль: дескать, сделка с оружием невозможна без одобрения руководителя Румынии» (А. Докучаев Диктатор, "Моссад" и танки. Независимое военное обозрение, 20.07.2001).

Политические системы «соцстран» были скопированы с советской, имея лишь незначительные отличия. Например, в ряде «соцстран» существовали некоммунистические партии: в ГДР – Демократическая крестьянская, Либерально-демократическая и Национально-демократическая партии, а также Христианско-демократический союз; в Польше – Объединенная крестьянская и Демократическая партии; В ЧССР – Социалистическая и народная партии; в Болгарии – Болгарский земледельческий народный союз. Все эти партии официально признавали «руководящую и направляющую» роль Компартий и носили чисто декоративный характер. Их существование было призвано убедить жителей Западной Европы в наличии демократии в просоветских государствах. Разумеется, в существовании демократии в странах – вассалах СССР не верил никто, но эта глупая показуха продолжалась до самого крушения социализма.

При этом в подполье во всех странах «народной демократии» постоянно действовали нелегальные оппозиционные группы. Будучи ликвидированными спецслужбами, они постоянно возникали вновь, поскольку неприятие «социализма» подавляющим большинством населения этих стран не уменьшалось.

Военные структуры СССР и стран-сателлитов были объединены в 14 мая 1955 г. в Организацию Варшавского договора (ОВД), в состав которого вошли армии СССР, Албании, Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии и Чехословакии. Государства – участники Варшавского договора «обязывались воздерживаться в своих международных отношениях от угрозы силой или её применения, а в случае вооруженного нападения на кого-либо из них оказать подвергшимся нападению государствам немедленную помощь всеми средствами, какие представятся им необходимыми, включая применение вооруженных сил». За этими формулировками стояло полное подчинение армий «братских» стран советскому военному руководству.

Показательно, что ОВД всегда возглавляли только советские военачальники (маршалы И. С. Конев, А. А. Гречко, И. И. Якубовский и В. Г. Куликов, генерал армии П. Г. Лушев), в то время как пост Генерального секретаря НАТО, противостоявшей ОВД, в разное время занимали итальянцы, немцы, англичане, бельгийцы, голландцы, датчане и испанцы.

Маршал Конев в Праге. Фото: 1940-е гг.

Попытки выхода из состава ОВД, предпринимавшиеся Венгрией в 1956 г. и Чехословакией в 1968 г. (неофициально), были пресечены военным путем; точно так же руководству Польши во время политических кризисов 1956 г., 1970 г. и 1981 г. советские руководители в жесткой форме указывали, что попытка выхода страны из ОВД будет пресечена военной силой.

Только Албания в 1962 г. сумела изгнать советские войска со своей территории, захватив их имущество (в албанском порту Влера находилась крупная база советского военно-морского флота).

«В середине 1960 г. отношение в Албании к Советскому Союзу начало ощутимо меняться. Начался этот процесс с конфликта между партиями и правительствами на переговорах по оказанию Албании помощи в выполнении ее третьего пятилетнего плана. Албанцы заложили в проект этого плана внушительную помощь от Советского Союза. Предложение больше опираться на собственные силы, развивать промышленность, конечно, при нашей помощи, албанцами было встречено с обидой. Говорят, кто-то сказал, что Советский Союз вполне может прокормить албанский народ, ибо "русские могут один раз не позавтракать, и албанцы будут сыты целый год".

Итак, советское правительство предложило албанцам откорректировать план их пятилетки. Албанцы уехали из Москвы очень недовольные. Перед отъездом албанской делегации в их честь дал обед министр обороны маршал Р. Я. Малиновский. Маршал провозгласил тост "за дружбу между нашими странами", но в ответ начальник албанского генштаба в своем выступлении обвинил СССР в нежелании помогать албанскому народу. Ситуация становилась все острее. Албанцы на бухарестском Совещании представителей коммунистических и рабочих партий социалистических стран в июне 1960 г. выступили в поддержку китайских коммунистов, также они осудили примирительную политику СССР в отношении Запада.

После этого они начали свою кампанию по дискредитации советских специалистов, обвиняя их в прекращении снабжения базы, согласно советско-албанскому соглашению. Албанцы обвиняли СССР в приостановке в одностороннем порядке всех начатых работ, а также усилении провокаций и шантажа со стороны советов.

Как заявил в своих мемуарах Энвер Ходжа:

«Этой яростной антиалбанской и антисоциалистической деятельностью руководили работники советского посольства в Тиране, как и главный представитель главного командования вооруженных сил Варшавского Договора, генерал Андреев. Советские люди на базе, по приказу сверху, совершали бесчисленные скверные хулиганские поступки, и все же, "страховки ради", пытались обвинить наших людей в хулиганских поступках, которые они сами совершали. Бесстыдство и цинизм дошли до того, что "главный представитель" Андреев направил Председателю Совета Министров Народной Республики Албании ноту, в которой он жаловался, что албанцы "совершают непристойные поступки на базе". Но что это за "поступки"? "Такой-то албанский матрос бросил на борт советского корабля окурок", "мальчишки Дуката говорят советским детям: "убирайтесь домой", "албанский официант одного клуба сказал нашему офицеру: "хозяин здесь я, а не ты" и т.д. Генерал Андреев жаловался Председателю Совета Министров албанского государства даже на то, что какой-то неизвестный мальчишка тайком нагадил у здания советских военных!». (…)

С 13 по 20 февраля 1961 г. в Тиране прошел пленум ЦК правящей Албанской партии труда. Решения его тогда оставались для советских моряков неизвестными, но суть их стала ощущаться весьма скоро.

Во Влеру прибыл министр обороны Бекир Балуку и провел закрытое собрание партийного актива албанского флота. У наших моряков было много настоящих друзей среди офицеров-албанцев, потому скоро стало известно, что Балуку выступил на собрании с клеветой на Н. С. Хрущева и советское руководство. Балуку обвинил их в "ревизионизме" и нежелании помогать Албании, а также в других "грехах". Он дал указание прервать всякие отношения с советскими инструкторами, убрать их с переданных албанцам подводных лодок, прекратить всякие контакты с экипажами советских кораблей. Более того, Балуку потребовал не выпускать наши корабли из бухты Паша-Лиман и даже дал разрешение использовать для этого батареи орудий ПВО.

Ситуация развивалась катастрофически стремительно. Попытка действовать через Варшавский Договор привела к ускорению разрыва, так как албанцы стали опасаться прямого военного вмешательства со стороны СССР и стран ОВД. На совещании стран Варшавского Договора, прошедшем в марте 1961 г., Гречко настоятельно потребовал, чтобы Влерская база полностью перешла под "непосредственное командование" главнокомандующего вооруженными силами Варшавского договора. Албанцы с возмущением отклонили это предложение, несмотря на то, что другими членами ОВД решение уже было принято. Тем не менее, в Тирану прибыли заместитель советского министра иностранных дел Н. П. Фирюбин и два других "зама": первый заместитель начальника генерального штаба Советской армии генерал армии А. И. Антонов и заместитель начальника Главного штаба ВМФ адмирал Н. Д. Сергеев. Они приехали для того, чтобы договориться о том, чтобы Влерская база подчинялась главнокомандующему вооруженными силами Варшавского Договора. Но албанцы стояли на своем, и заявили, что не подчинятся решению командования Варшавского Договора. Ничего не добившись, советская делегация уехала.

Обстановка ухудшалась. По решению генерал-полковника А. М. Андреева, возглавлявшего группу наших военных советников в Албании, началась эвакуация в СССР семей офицеров. Необходимо было оперативно решать вопрос о пребывании 40-й бригады лодок в Албании, ведь албанские представители стали заявлять свои права и на остальные восемь подводных лодок и на всю структуру базирования, включая и вспомогательные суда.

Для решения возникающих вопросов с Черноморского флота прислали бывшего командующего 40-й ОБПЛ контр-адмирала С. Г. Егорова, его появление албанцы восприняли в штыки. Энвер Ходжа в своих воспоминаниях представил его как исчадие ада:

«…Советские ревизионисты направили в Тирану еще некоего контр-адмирала. Вся эта группа состояла из офицеров советской госбезопасности, посланных к нам для организации беспорядков, саботажнической и диверсионной деятельности на Влерской базе».

Влерская база сегодня

Отметим, что вся «подрывная» деятельность С. Г. Егорова состояла в том, что ему было поручено возглавить возвращение наших 8 субмарин и плавбазы на Балтику.

Албанцы все чаще прибегали к угрозам применения силы, в первой половине мая 1961 г. при входе во Влеру на прибывший советский транспорт «Чиатури» были наведены орудия, после чего он был досмотрен албанской стороной. Так как инциденты продолжали множиться, в конце мая 1961 г. командующий ЧФ адмирал В. А. Касатонов получил приказание С. Г. Горшкова направиться во Влеру и организовать вывод из Албании наших подводных лодок и плавбазы.

Он вышел из Севастополя на крейсере "Михаил Кутузов" в сопровождении двух эсминцев и танкера "Золотой Рог". На подходе к Босфору Касатонову доложили телеграмму с новыми указаниями Главнокомандующего. Кораблям, кроме танкера, приказывалось вернуться в базу. Албания запретила вход нашим кораблям в свои воды...

Крейсер «Михаил Кутузов» в порту Новороссийска

Касатонов вылетел в Албанию через Москву, а группа офицеров штаба флота перешла на "Золотой Рог". К моменту прихода танкера во Влеру Касатонов был уже там. Прибыв во Влеру, Касатонов поднял свой флаг на плавбазе "Виктор Котельников". И сразу же пригласил к себе на совещание контр-адмиралов А. В. Загребина, С. Г. Егорова и капитана 1 ранга П. П. Кулика – советника начальника штаба албанского флота (в должности с 1960 г.), командиров плавбазы и подводных лодок, советников и старших групп инструкторов на кораблях и катерах албанского ОВР.

Командующий приказал немедленно начать подготовку к уходу в Севастополь и на Балтику, всем советникам и инструкторам перейти на "Котельников". Особое внимание он уделил подготовке к переходу и предотвращению захвата албанцами наших судов вспомогательного флота. Плавбаза "Котельников" получила приказ встать на якорь в заливе, восемь уходящих подводных лодок ошвартовались лагом по ее бортам. Загребина Касатонов направил с утвержденным им планом перебазирования в Тирану – к советскому послу И. В. Шикину и генералу А. М. Андрееву. План получил полное их одобрение.

А. М. Андреев и А. В. Загребин посетили и министра обороны Албании генерала Балуку и сообщили ему о решении Советского правительства вывести наши корабли в СССР. Информировать командующего албанским флотом не удалось, а это хотел сделать лично В. А. Касатонов. На просьбу встретиться с командующим контр-адмиралом Теми Сейко албанцы отвечали, что это невозможно, адмирал занят. Но вскоре выяснилось, что Сейко арестован вместе с группой морских офицеров. Его обвинили в заговоре с целью свержения политического руководства Албании, Сейко был приговорен к расстрелу.

Под дулами советских же пушек и угрозой минной постановки на фарватере уходили 8 ПЛ и плавбаза «Виктор Котельников» из Влерского залива на Балтику» (Советская база ВМФ в Албании: от сотрудничества до эвакуации (1958 - 1961 гг.), http://dm-tolstyh.livejournal.com).

В 1968 г. Албания окончательно вышла из ОВД и СЭВ, и, поскольку она не граничит ни с одной страной-членом «социалистического содружества», «наказать» ее вводом войск по венгерскому образцу Москва не смогла. Тем не менее Москва попыталась восстановить контроль над этой маленькой балканской страной.

«В Кремле опасались, что после «естественного» ухода Ходжи Влерская база, уже выведенная из сферы ВД, перейдет под контроль НАТО. (…) Ставку в Москве сделали на нескольких ключевых министров, в прошлом выдвиженцев Ходжи, но уже подозреваемых им в просоветских и проюгославских настроениях. Похоже, информацию о зреющем в Тиране «антисталинском» заговоре Ходжа получил не только от «Сигурими» (Директорат государственной безопасности), поскольку и его, и разведки превентивные действия оказались своевременными и результативными.

Ходжу, по имеющимся данным, планировалось «отставить» по состоянию здоровья на пленуме ЦК под давлением министров обороны, промышленности и торговли, руководства Генштаба, главы Госплана. Или устранить в результате «несчастного случая». Тогда упомянутые деятели обратятся к Варшавскому договору за «помощью для защиты социализма и стабилизации положения в стране».

Этот план упредили, а его участников загодя обезвредили. Первым под раздачу попал министр обороны Бекир Балуку, глава заговорщиков. Его еще в 1975-м сделали и. о. министра и вскоре взяли под стражу. Затем были арестованы глава Генштаба Петрит Думе и начальник политуправления армии Хито Чако. Им предъявили обвинение «во вредительстве в армии и агентурной работе в пользу империализма, гегемонизма (то есть КНР. – А. Б.) и социал-империализма» (последним термином именовался послесталинский СССР). В 1976-м их расстреляли. А в 1975-1977 гг. были сняты со своих постов, затем арестованы и расстреляны глава Госплана А. Келлези, министры промышленности и торговли К. Теодоси, К. Нгьели.

План Б («несчастный случай») предполагалось осуществить во время намеченной на февраль-март 1977-го инспекционной поездки Ходжи в северный и восточный регионы. Но ее внезапно перенесли «на неопределенный срок». А спецгруппу из 20 человек (из местных албанцев и эмигрантов), готовившую Ходже автокатастрофу, арестовали в начале марта 1977-го и тут же расстреляли.

Ходжа не стал разглашать детали заговора. Он не мог не помнить ввода войск ВД в Венгрию и Чехословакию, отравления лидеров Чехословакии и Польши – К. Готвальда в 1953-м и Б. Берута в 1956-м. Знал Ходжа о ссылке и кончине в СССР М. Ракоши («Первый заложник «обновления»), венгерского оппонента хрущевской политики. Как и о самоубийстве в Сургуте в 1973-м героя греческого сопротивления фашизму Н. Захариадиса, резко осуждавшего политику послесталинского СССР. Помнил и о провале андроповского «плана 571» (http://vpk-news.ru/articles/34243) по устранению Мао Цзэдуна. Но даже Китай, куда более защищенный, чем Албания, не предал огласке все, что ему известно» (А. Балиев База – ягодка опять. Пытаясь вернуть Влеру, Андропов недооценил «албанского Сталина», Военно-промышленный курьер, № 8 (672), 01.03.2017).

Т.н. «доктрина Брежнева», заключавшаяся в том, что СССР мог вмешиваться во внутренние дела стран Центрально-Восточной Европы, которые входили в «социалистический» блок, на самом деле была и «доктриной Сталина», и «доктриной Хрущева». Все советские лидеры были готовы использовать силу, чтобы сохранить власть над оккупированными странами. Удержать их от военного вторжения в страны-сателлиты мог только страх или техническая невозможность сделать это. Страх удержал Сталина от вторжения в Югославию, он же позволил в 1968 г. Румынии избежать новой советской оккупации. Тогда, во время «Пражской весны», румынский лидер Чаушеску резко выступил против ввода войск ОВД в Чехословакию. Он привел в состояние боевой готовности армию и создал «патриотическую гвардию», в состав которой было включено все взрослое население страны. Неприязнь, если не сказать – ненависть румын к СССР спровоцировали мощнейший патриотический подъем в стране, который неизбежно сделал бы румынское сопротивление советскому вторжению кровавым и ожесточенным. Учитывая крайне напряженную ситуацию в Чехословакии и наличие договора о взаимной помощи между Румынией и Югославией (которая, в свою очередь, имела соглашения о взаимопомощи с США и НАТО) Москва просто испугалась вводить войска в Румынию.

Во время политического кризиса в Польше (1980-81 гг.) над крупнейшей восточноевропейской страной тоже нависла угроза советской интервенции (вторжением его назвать было бы нельзя, поскольку в этой стране постоянно дислоцировалась крупная группировка Советской армии – «Северная группа войск», в составе которой находились десятки тысяч военнослужащих, сотни танков, бронемашин и артиллерии, а также сильная группировка ВВС). Вероятность выхода Польши из ОВД и СЭВ означала распад просоветского блока, а «Солидарность», что значит, и все польское общество, требовала именно этого. СССР просчитывал возможности повторения в Польше венгерского (1956 г.) и чехословацкого (1968 г.) сценариев, однако в условиях 1980-х гг. это было крайне опасно для самого Советского Союза.

Советская армия готовилась к вторжению в Польшу – это не может вызывать сомнений. «Собеседник» нашел свидетеля тех событий и выяснил, что советское вторжение в Польшу действительно могло стать реальностью.

– Этот вопрос надо снимать, – рассказал «Собеседнику» военный пенсионер Владимир Дудник. – Вторжение готовилось. Я сам участвовал в его подготовке.

В начале 80-х Владимир Михайлович служил в командовании Прикарпатского военного округа и имел непосредственное отношение к вероятным событиям:

– Войска нашего округа были войсками постоянной боевой готовности. По понятным причинам: еще были свежи в памяти события в Германии в 53-м, в Венгрии в 56-м, в Чехословакии в 68-м. Именно поэтому один из основных упоров в случае вторжения был бы сделан на наш округ. Главной ударной силой должна была стать 24-я Железная дивизия, дислоцированная в Яворове под Львовом. Это была образцовая часть, подготовке которой уделялось основное внимание. Она даже укомплектована была по штату военного времени.

Про планы других военных округов сказать ничего не могу. Знаю только, что участвовать в операции должны были также Белорусский и Прибалтийский округа. Это однозначно. А вот присоединение войск стран – союзниц по Варшавскому договору было под вопросом. И точно не предполагалось участие в операции армии ГДР, поскольку это напоминало бы 39-й год и очередной раздел Польши. Это бы вызвало национальное восстание поляков.

В любом случае, по словам Дудника, легкого похода и блицкрига не ожидалось:

– Лех Валенса к тому времени активизировал профсоюз, народ бурлил. Поэтому войска должны были войти в Польшу под видом учений, но по сути – для подкрепления польской армии. Предполагалось войти на польские полигоны и занять их военные базы. Лично я относился к этим планам отрицательно, а я ведь был замполитом целой группировки. И в частных разговорах с друзьями все этого тоже не одобряли. И руководство делало все, чтобы воздержаться от подобного шага. Но приказ мы бы все равно выполнили. У нас были планы на бумаге, карты с маршрутами ввода войск, с отмеченными районами сосредоточений, с разделением на сектора влияния – все, как полагается.

Владимир Михайлович поздней осенью 81-го дважды выезжал на рекогносцировку местности в те районы, которые предполагалось занять, встречался с польскими военными командирами:

– Особенно запомнился мне командир польской танковой дивизии. После разговора в штабе он вышел провожать нас на улицу и со слезами на глазах сказал: «Пожалуйста, не повторяйте Прагу! Мы справимся сами!» Думаю, Ярузельский был прав, когда вводил военное положение в Польше, потому что это отодвигало возможность вторжения наших войск. Конечно, эта мера все равно не изменила направления социального движения в стране. Зато Ярузельский помог избежать если не смены вектора развития Польши, то вероятности новой войны. Из-за ввода войск могла ведь и Третья мировая начаться…» (В 1981 году СССР готовил вторжение в Польшу, Собеседник.ру, 22.01.2012).

«Обостряющийся в Польше с каждым днем кризис, а также свежая память о советских военных акциях при аналогичных обстоятельствах в ГДР, Венгрии и Чехословакии оставляли для польских властей ограниченный выбор: пустить ситуацию на самотек и дожидаться войск Варшавского Договора или попытаться ввести военное положение. Выбор был мучительный.

В. Ярузельский и его предшественник на посту Первого секретаря Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) С. Каня, оба утверждали в своих мемуарах, что Л. Брежнев, другие представители кремлевского нобилитета, на протяжении 1980-1981 гг. открыто предупреждали: если в Польше не будет быстро найдено «внутреннее» решение, применение силы по «чехословацкому» сценарию неизбежно.

Л. Брежнев и В. Ярузельский в Крыму. Фото: 1982 г.

В конце 1990 г., после того как Ярузельский покинул свой высокий пост, в своих выступлениях и интервью он открыто стал отстаивать следующую версию. Введение военного положения было «трагической, но необходимостью, так как в декабре 1981 г. оно оставалось единственным способом предупредить советское военное вмешательство».

Многочисленные противники Ярузельского утверждали обратное: бывший президент пытается переложить ответственность на политический «труп» (уже не существующий Советский Союз). Истина в этом вопросе по сей день остается не проясненной. (…)

Чешский генерал Станислав Прохазка, командовавший в тот период бронетанковой дивизией, сообщил в середине 1990 г. о том, что его части десять лет назад (в декабре 1980 г.) находились в полной боевой готовности к вооруженному вмешательству «по приказу из Москвы».

Однако согласно сделанным оценкам (и эти оценки стали известны ЦРУ), предполагаемая численность сил вторжения, в случае отказа Варшавы от сотрудничества или какого-либо организованного сопротивления со стороны польской армии или населения, была явно недостаточной. В первом случае требовалось не меньше 30 дивизий, в последнем – дивизий должно было быть по меньшей мере 45. Такие силы Советский Союз, увязнувший в афганском конфликте, выделить не мог. Ситуация приобрела форму хронического кризиса» (Лавренов С. Я, Попов И. М. Советский Союз в локальных войнах и конфликтах. — М.: ACT; Астрель, 2003).

Таким образом, советского вторжения в Польшу в 1980-81 гг. не произошло из-за общего ослабления советского строя, экономика которого была подорвана нарастающим кризисом, западными санкциями и расходами на войну в Афганистане. Кроме того, советское руководство понимало, что польская армия, по крайней мере значительная ее часть, оказала бы вооруженное сопротивление, опираясь на почти 100-процентную поддержку населения.

В советском руководстве еще помнили осень 1956 г., когда советские войска уже начали марш на Варшаву, охваченную антисоветскими и антикоммунистическими настроениями, но «второй Будапешт» в Польше устроить не удалось из-за готовности поляков сражаться. «…Слухи, появившиеся 18 октября, – о движении советских воинских частей в направлении Варшавы. На следующий день они подтвердились. Появились также сведения о том, что у входа в Гданьский залив встал на рейде советский крейсер «Жданов». По утверждению С. Сташевского, в силу своего достаточно высокого положения в партии, быть может, располагавшего какой-то закрытой информацией, политическое руководство страны считалось с возможностью военного вмешательства СССР в польские дела. Он сообщил также (в опубликованном в 1982 г. интервью), что за день-два до приезда Н. С. Хрущева командующий Варшавским военным округом бригадный генерал Ф. Андриевский (офицер Советской Армии, откомандированный в Войско Польское) собрал совещание командиров частей гарнизона и округа, чтобы обсудить план... нейтрализации польского партийного руководства (!). (…)

Когда 18 октября стало известно о марше советских танков в направлении Варшавы, группа высших польских офицеров приняла меры противодействия (сведений о том, кто их на это уполномочил, не имеется): созданы два центра оперативного управления – военный и гражданский штабы, координировавшие свою работу. В военный штаб вошли заместитель министра внутренних дел Ю. Хибнер, командующий внутренними войсками генерал В. Комар, командир корпуса общественной безопасности генерал В. Мусь, командующий военно-воздушными силами генерал Я. Фрей-Белецкий, командующий флотом адмирал Я. Висьневский и некоторые другие военные достаточно высокого ранга. «На штаб возлагалась задача следить за передвижением советских войск и информировать политбюро», – сказано в документе, подготовленном советским посольством в Польше для ознакомления высших советских руководителей. (…)

Ю. Хибнер приказал привести внутренние и пограничные войска в боевую готовность, а командирам соединений дал понять, что не исключена возможность столкновения с советскими войсками. В случае необходимости предусматривался арест делегации КПСС. Были разработаны планы по приведению в боевую готовность авиации и флота. В том же источнике утверждается, будто В. Комар и В. Мусь «заявляли, что они не допустят, "чтобы Советы задушили революцию в Польше"». Согласно тем же данным, гражданский штаб возглавил С. Сташевский. В задачу штаба входило обеспечение необходимой помощи военным, опираясь при этом на варшавскую студенческую молодежь, преимущественно из университета и политехнического института, а также на организацию ПОРП автомобильного завода в Жерани» (А. Орехов. «Советский Союз и Польша в годы "оттепели": из истории советско-польских отношений».). Ситуация накалилась настолько, что гражданский штаб раздал большое количество оружия варшавским рабочим на случай ведения боев с советскими войсками в польской столице. «Далеко не безразличным было также известие о получении от Рокоссовского [министра обороны Польши – прим. авт.] телеграммы, что он не владеет подчиненным ему Войском Польским» (П. Лоссовский Конфронтация Гомулка-Хрущев, Октябрь 1956, сайт «Новая Польша» (http://novpol.org/ru).

Если уж в 1956 г. советское руководство, будучи на вершине самоуверенности (об этом свидетельствуют происходившие в то время подавление Венгерского восстания и грубое вмешательство Хрущева в Суэцкий кризис) убоялись сопротивления поляков, то что уж говорить о времени полного разложения, морального краха и идейного упадка – 1980-м…

«С Восточной Европой обращались как с частями советской экономики»

После возникновения «социалистического содружества» государств перед ними встал вопрос об организации торгово-экономических связей на новой, социалистической основе. Для решения этих задач в 1949 г. по решению экономического совещания представителей Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, СССР и Чехословакии был создан Совет экономической взаимопомощи (СЭВ) - межправительственная экономическая организация, действовавшая до крушения мировой системы социализма в конце 1980-х годов.

Заседание Исполнительного комитета СЭВ. Фото: 1964 г.

Большая Советская энциклопедия так рассказывала о СЭВ: «Цель СЭВ – содействовать путем объединения и координации усилий стран-членов Совета дальнейшему углублению и совершенствованию сотрудничества и развитию интеграции социалистической экономической, планомерному развитию народного хозяйства, ускорению экономического и технического прогресса, повышению уровня индустриализации стран с менее развитой промышленностью, непрерывному росту производительности труда, постепенному сближению и выравниванию уровней экономического развития и неуклонному подъему благосостояния народов стран-членов СЭВ.

Экономическое и научно-техническое сотрудничество осуществляется на основе принципов социалистического интернационализма, добровольности, уважения государственного суверенитета, независимости и национальных интересов, невмешательства во внутренние дела друг друга, полного равноправия, взаимной выгоды и товарищеской взаимопомощи».

Формально СЭВ выглядел как социалистическая альтернатива международному капиталистическому разделению труда, а впоследствии – формировавшемуся Европейскому экономическому сообществу (ЕЭС). На деле же вместо эффективной организации СЭВ стал неким органом, координирующим непонятно что и неизвестно с какой целью. Он пытался наладить двух- и многосторонние торгово-экономические связи между странами социалистического лагеря, но во всех случаях все договаривающиеся стороны оставались, во-первых, недовольны, а во-вторых – несли реальные финансовые и экономические потери.

Здание СЭВ в Москве

«"СССР трактовал Польшу как свою колонию, а народное достояние – как военный трофей. Об этом открыто заявил Николай Булганин, уполномоченный советского правительства в Польше и министр обороны СССР, в разговоре с премьер-министром Осубка-Моравским, сравнивая военные трофеи в Румынии и Болгарии (союзников Гитлера) с трофеями в Польше", – говорится в докладе Рогута.

"Одним из самых опасных для поляков договоров оказалось соглашение от 24 марта 1945 г. Согласно этому договору, Советы получали право вывозить в СССР с территории Польши оборудование немецких предприятий. Но поскольку в годы войны в Польше не было практически ни одного предприятия, к развитию которого немцы не приложили бы руку, то вывозу подлежало все, что Советам было угодно. Речь идет только о собственно польских территориях. На германских землях, которые отошли к Польше после войны, Советы вообще делали все, что им заблагорассудится, хотя Сталин знал, кому отойдут эти земли. Потери такого рода вообще едва ли когда-нибудь будут подсчитаны. Так, например, с 20 апреля по 20 мая 1945 г. Советы вывезли с юга Польши почти 6 тыс. вагонов с различным промышленным оборудованием, хотя мы и не знаем, что там было внутри, считали только вагоны. Договор от 16 августа 1945 г. предусматривал передачу Польше 15% (1,5 млрд долларов) причитающихся Советскому Союзу репараций (впоследствии их объем был уменьшен вполовину). В итоге из фонда репараций мы получили от Советского Союза оборудование и товары на сумму 228,3 млн долларов вместо 750 млн долларов. В то же время так называемый угольный договор определял цену польского угля: 1 тонна оценивалась в 1,22 доллара, а 1 тонна кокса – в 1,44 доллара при рыночной стоимости в 10 раз выше. По нашим подсчетам, за время действия этого договора (1946 - 1953 годы) Польша потеряла 836 млн долларов", – рассказал Рогут.

Коснувшись сельскохозяйственных потерь, Рогут привел в качестве примера таковых угон скота. Только из западных районов Польши на восток было угнано не менее 487 тыс. голов крупного рогатого скота, 44 тысяч лошадей и 100 тысяч овец, сказал он. По его словам, комиссия, определявшая ущерб, нанесенный Красной армией крестьянам Белостокского воеводства в 1944/1945 гг., насчитала потерь на 188 млн 219 тыс. 599 злотых и почти столько же (немного меньше) в 1945/1946 гг. Советы демонтировали и вывозили на восток молочные, винокуренные, кирпичные, бетонные и пивоваренные заводы и электростанции. (…)

По его словам, большие потери Польше причинило нахождение в стане Северной группы войск под командованием Рокоссовского. Точных данных исследователь не нашел, но привел в качестве примера железнодорожный договор от 11 июля 1945 г. С 1 августа 1945 г. правительство Польши должно было перенять все железнодорожные линии на территории страны (до этого момента они имели военный характер и находились под управлением советских военных). "Польские железные дороги обязались бесплатно снабжать военные перевозки Красной армии электричеством, водой, топливом, гарантировали медицинский уход и т.д. Оплата за перевозки военных составляла 2,34 злотых за 100 км ж/д пути, в то время как обычный тариф для польских граждан составлял 32,4 злотых, т.е. в 11 раз больше, чем для советских военных и членов их семей. Только за два года (1947-1948) польские железнодорожники потеряли на перевозке багажа и товаров 1 млрд 962 млн 658 тыс. 867 злотых", – поделился Рогут. Кроме того, доставка товаров из ГДР в СССР по территории Польши причинил стране убыток в размере 466 млн рублей, которых польские товарищи, по словам Рогута, так никогда и не получили. Не рассчитывалась Северная группа войск и за электричество, воду, газ, вырубку леса. "До 1956 г. они действовали на всей территории Польши как хозяева. Не поддаются подсчету потери Польского государства по линии таможенно-транспортных пошлин, – указал Рогут. – Соответствующий договор существовал, но польские таможенники не имели права досматривать транспорты. Только в августе 1946 г. только через Щецин в СССР было вывезено почти 9 тыс. тонн товаров, каких - неизвестно"» (Историк: После войны СССР грабил Польшу как колонию, REGNUM, 21.06.2011).

«Как и в Советском Союзе, торговля между странами СЭВ велась на основе взаимосогласованного централизованного планирования. В ранние годы советского господства со странами Восточной Европы фактически обращались в значительной степени как с частями советской экономики, их производство находилось под диктатом планирующих органов в Москве. Эти планы часто предполагали эксплуатацию новых коммунистических стран, поставок от них большого количества товаров при небольших встречных поставках. В 1950-е гг. в Восточной Европе прошла серия протестов, отчасти вызванных недовольством нищенским уровнем жизни. Хотя рабочие бунты 1953 г. в Восточной Германии и Польше и революция в Венгрии 1956 г. были подавлены, они способствовали изменению советской политики. Национальным коммунистическим лидерам была предоставлена большая автономия, а торговля между странами была поставлена на более равноправную основу.

Поскольку советский контроль был ослаблен, все попытки планировать экономику стран СЭВ как единую превращались в чистую формальность. Торговля в рамках СЭВ стала определяться в основном прямыми переговорами между странами. Такие переговоры становились все более сложными из-за отсутствия принятого в международном масштабе средства платежа между странами. Если Польша, скажем, должна была поставить тракторы Венгрии, они должны были быть оплачены в рублях. Но поскольку на рубли мало что можно, если вообще можно, было купить, то польская сторона настаивала на получении взамен реальных товаров, таких, как автобусы. В результате торговля между странами СЭВ постепенно возвратилась к форме бартера: страна – стране.

Что определяло условия этого бартера? Как Польша и Венгрия решали, сколько автобусов эквивалентно стоимости трактора? Определенного ответа на этот вопрос не было. Иногда цены базировались на ценах, по которым аналогичные товары продавались на мировых, скажем, западных рынках. Однако во многих случаях аналогов не было. Например, восточногерманский крошечный двухцилиндровый автомобиль "Трабант" определенно не может сравниваться с намного более комфортабельными автомобилями, производимыми даже на периферии капиталистического мирового рынка, поэтому неясно, какая должна была быть скидка при сравнении, скажем, с "Форд Эскорт". (После воссоединения Германии не предпринимались попытки продолжить производство "Трабанта").

Трабант. Модель 1983 г.

Условия торговли были также высоко политизированными. Показательно, что после того как в 1970-х гг. мировые цены на нефть подскочили, можно было предполагать, что Советский Союз, основной поставщик нефти в Восточную Европу, в обмен потребует больше промышленных товаров. Однако он этого не сделал по двум причинам.

1) Влияние на условия торговли между «братскими социалистическими странами» роста цен, установленных Саудовской Аравией Соединенным Штатам за нефть, противоречило общей идеологии коммунизма, обвинявшей свободный рынок в произвольном и неравном распределении созданного дохода.

2) Советский Союз не желал обременять новыми экономическими тяготами своих восточноевропейских союзников в то время, когда народы этих стран стали все больше выражать недовольство коммунистическим правлением. Предпосылки краха 1989 г. проявились еще в 1981 г., когда польская суровая программа вызвала волну забастовок, которые почти заставили власти обратиться за советской помощью. Движение трудящихся, возникшее в 1981 г., - «Солидарность» пережило подполье и в 1989 г. пришло к власти, приведя в движение весь процесс краха коммунизма.

Отсутствие ясных стандартов в торговле и ее политизация привели к тому, что торговля между странами СЭВ велась на основе цен, сильно отличавшихся от цен мирового рынка. Особенно переоценивались при низком качестве промышленные товары, в то время как сырье (особенно нефть) оценивалось много ниже мирового уровня.

Практически экспортеры сырья, к которым относился, помимо других, и сам Советский Союз, субсидировали экспортеров промышленных товаров. Подобные же, но возможно большие, отклонения цен от мирового уровня характеризовали внутреннюю торговлю Советского Союза. Регионы с относительно передовым производством, такие, как прибалтийские республики Литва, Латвия и Эстония, захватили рынки для своей в значительной мере некачественной продукции при доступе к сырью по очень низким ценам.

Торговая система в СЭВ отличалась от системы торговли при свободном рынке:

1) было искажено направление торговли, поскольку страны СЭВ значительно больше торговали друг с другом и меньше с Западом, который имел свободную рыночную систему;

2) цены, по которым велась торговля, были очень далеки от мировых цен» (EcoUniver – Экономический портал, http://ecouniver.com/1597-organizaciya-torgovli-mezhdu-stranami-syev.html).

Торговля и вообще экономические связи между «соцстранами» были крайне запутанными. «Из воспоминаний Хрущева: Мы наметили делегацию для поездки в Польшу, а перед отъездом позвонили полякам. Обстановка там продолжала накаляться. В польской печати широко критиковался СССР, который якобы обирает Польшу, покупая у нее уголь по заниженным ценам и продавая ей железную руду по завышенным. Такие факты действительно имели место при Сталине, когда со странами народной демократии мы торговали не по мировым ценам, а по произвольно установленным. Польские руководители не рекомендовали нам приезжать сейчас [имеется в виду острый политический кризис в Польше 1956 г. – прим. авт.]. (…)

Польша имеет коксующиеся угли. Однажды чехи обратились к полякам с просьбой поставить им такой уголь. Поляки отказали, а сами продавали коксующийся уголь Франции. Мы вынуждены были отдать Чехословакии такой уголь из своих запасов, иначе там встанет металлургия. Поляки же у нас попросили поставить им дополнительно нефть, и мы очертили условие: дадим вам нефть по эквиваленту, если вы дадите Чехословакии коксующийся уголь. Если же не дадите, то мы отдадим нашу нефть Чехословакии, чтобы она продала ее на международном рынке и купила себе коксующийся уголь. Поляки тогда буквально за горло взяли чехов. Если мы присоединимся к такого рода действиям, то задушим поляков, у них сядет промышленность, они не смогут выйти на мировой рынок и конкурировать с капиталистами, у них сразу понизится жизненный уровень, а это приведет к взрыву народного недовольства.

(…) Впоследствии Микоян объяснил Хрущеву, что уголь у поляков покупали при Сталине по колониальной цене потому, что поляки его добывали в Силезии т. е. на той территории которую Сталин передал Польше после победы над Германией, соответственно, дешевый уголь был компенсаций за подаренные территории. Но нас интересует не история территорий, а вопрос ценообразования. Очевидно, что сталинские экономисты струмилинской школы считали, что уголь сам по себе ничего не стоит и оценили его по трудозатратам, т. е. так же как оценивают гравий и песок при аналогичных методах добычи. Очевидно, что западные экономисты сразу заметили, что СССР покупает уголь по тем же ценам, по которым англичане покупают сырье в колониях, и начали на этой теме накручивать поляков. Хрущев разрулил ситуацию, повысив цену закупки угля, наверно взяв за основу рыночные цены на западе и нафиг отказался от трудовой теории стоимости.

…Струмилинская «трудовая» система оценки угля взорвет систему при начале экспорта энергоресурсов, но оказалось, что проблемы возникли еще раньше – еще в те времена, когда СССР импортировал ресурсы, но возникли они, соответственно, в той стране, откуда импортировались энергоресурсы – в Польше. Стоит ли удивляться, что партийные руководители недолюбливали «марксистов-теоретиков» которые только в теплых кабинетах могли обосновывать трудовые цены, а как потом подавлять восстания недовольных поляков они, разумеется, не знали» (Что бывает, когда уголь оценивают как гравий, http://gptu-navsegda.livejournal.com/943928.html).

«Масштабы и формы производственной кооперации внутри СЭВ существенно отставали от западных стандартов. Этот разрыв увеличивался вследствие невосприимчивости нерыночного хозяйства к НТР… Крушению СЭВ в определенной мере способствовало и выдача желаемого за действительное и продуцирование неработающих интеграционных программ.

Безденежная торговля, которую на протяжении десятилетий вели страны соцлагеря, привела к тому, что практически все члены СЭВ пребывали в уверенности, что их обманывают, что их страна дает больше, чем получает» (Википедия, ст. «Совет экономической взаимопомощи»).

В СЭВ все пытались выиграть, и все оставались в проигрыше; вопрос только в том, кто больше терял. Так, СССР навязывал партнерам покупку своих некачественных товаров (таких, например, как автомобили и вооружения), устанавливая для их промышленности строгие квоты на их производство. Польше, ГДР и Чехословакии было разрешено производить собственные легковушки, но в ограниченных количествах – с тем, чтобы жители «братских» стран ездили на «жигулях» и «москвичах»: очереди на автомобили местного производства в ГДР, в частности, составляли от 10 лет и больше. В то же время польские «полонезы», «малюхи» и фиаты-125П», восточногерманские «трабанты» и «вартбурги», чешские «шкоды» и «татры», румынские «дачии» продавать в СССР было запрещено (Частные лица, купившие восточноевропейские машины в этих странах, могли ввести их в СССР, но полностью отсутствовала база для их ремонта и обслуживания). Исключение было сделано для восточногерманских легких грузовиков и польских автофургонов – судя по всему, из-за того, что машины такого класса в СССР почти не производились. В Венгрии для «содружества» производился знаменитый автобус «Икарус» (очень низкого качества), а легковые автомобили делать этой стране, как и Болгарии, было «не положено». Правда, и в Венгрии, и в Болгарии создавались местные автомобильные производства, однако, не вписываясь в концепцию развития СЭВ, они не могли получить кредиты. Поэтому венгерские и болгарские автомобили выпускались малыми сериями, изготавливались полукустарным способом и служили в основном для удовлетворения чувства национальной гордости.

Икарусы в Берлине, ГДР. Фото: 1979 г.

Печальная история восточноевропейского автопрома, как и другие отрасли экономики, демонстрировала прямую зависимость экономики стран СЭВ от капризов советских руководителей. Например, Сталину был очень симпатичен албанский тиран Ходжа – и в крохотной, крайне отсталой Албании советские специалисты построили аж два автозавода – уменьшенные копии ЗИСа (ныне АМО ЗИЛ) и ГАЗа. Они кое-как выпускали клоны советских машин, правда, еще более ужасающего качества даже по сравнению с прототипами, пока после выхода «Страны орлов» из СЭВ не остановились навсегда.

Самые слабые страны – Куба и Монголия – никакой промышленности вообще не получили. С Монголией СССР вообще обращался как с бесправной колонией – мол, куда они от нас денутся! Москва в конце 1960-х добилась закрытия монгольского нефтеперерабатывающего завода и прекращения нефтедобычи – извольте покупать нефть и бензин у СССР. При этом право Улан-Батора экспортировать кашемир в капиталистические страны искусственно ограничивалось, а Англия за него давала твердую валюту, причем по цене в 10 раз выше, чем соцстраны. В 1974 г. советские организации начали строительство в Монголии гигантского медно-молибденового комбината «Эрдэнэт», что, разумеется, преподносилось как чуть ли не «братская помощь» СССР Монголии. Никак не связанный с экономикой аграрной Монголии горнодобывающий монстр добывал медь и молибден в интересах советской промышленности, загрязняя природную среду Монголии, при этом руководили им советские граждане, а Монголия получала в качестве налогов мизерные суммы: «Медь отправлялась в СССР по ценам ниже рыночных, питая монгольское разочарование в связи с полуколониальными экономическими отношениями» (Таинственная продажа России своей доли ГОК «Эрдэнэт» Монголии. http://www.infpol.ru).

Постоянные конфликты интересов и порождаемый ими экономический, финансовый и управленческий хаос приводили к тому, что губились перспективные проекты, оказывались в тяжелом положении неплохие производства, несла потери наука, хирели НИИ и КБ. Например, в 1968 г. производство уникального по своим пилотажным качествам и простоте самолета Ан-14 «Пчелка» перенесли в Польшу – надо было срочно помочь правительству бунтующей страны. Но том же году кризис охватил Чехословакию, и поэтому именно ее L-410 Turbolet был избран в качестве главного ближнемагистрального транспортника для всех стран СЭВ. А польский Ан-28 (модернизированная «Пчелка»), гораздо более перспективная машина, была выпущена всего лишь малой серией.

Первый Ан-14 «Пчелка». Фото: 1970-е гг.

Военные заводы восточноевропейских стран клонировали советские танки и самолеты, теряя возможности самостоятельного конструирования. В частности, болгарский завод ДАР во время войны производил удачный штурмовик «Бекас», а уже после 1945 г. – целую серию весьма интересных учебно-тренировочных самолетов ЛАЗ. Но в 1954 г. болгарское авиастроение было ликвидировано решением Москвы.

Чехословакия до 1938 г. располагала мощнейшим машиностроением, в частности, развитой военной промышленностью. После ее превращения в «братскую страну» она была вынуждена ограничиваться копированием советских моделей, да еще выпуском грузовиков «Татра»; при этом, чтобы уж совсем не унижать «братьев», Москва великодушно разрешила чехословакам экспортировать копии советской бронетехники за границу. Единственным образцом чехословацкой военной техники, изготавливавшемся в больших количествах, стал самолет L-29 «Дельфин» (впоследствии развитый в L-39 «Альбатрос»), бывший основной учебно-тренировочной машиной для ВВС стран Варшавского договора и экспортировавшегося Прагой в десятки стран. При этом он «угробил» гораздо лучшую машину такого же класса, спроектированную в СССР – Як-30.

ЯК-30. Фото: 1948 г.

«Сегодня мало кто знает, что, открыв дорогу Чехословакии на мировой авиационный рынок, в жертву «социалистической интеграции» принесли отечественный УТС Як-30, наиболее полно отвечавший требованиям советских ВВС. <…>

Пытаясь как-то упредить события, Яковлев и Туманский в письме от 3 января 1961-го сообщали заместителю председателя Совмина Д. Ф. Устинову:

«Учебный реактивный самолет Як-30 успешно прошел заводские испытания, в процессе которых на нем выполнено около 100 полетов, и в настоящее время передан на государственные испытания.

Заключение ЛИИ и летчиков-испытателей свидетельствует о высоких качествах самолета и о соответствии этой машины заданию правительства по всем характеристикам.

Самолет легок в управлении и устойчив в полете.

Як-30 чрезвычайно прост технологически и экономичен в эксплуатации. Сравнительно с чешским учебным самолетом Л-29, Як-30 имеет большие преимущества как по своим данным, так и по экономике. (…) Основное требование для учебной машины – продолжительность полетов – на чешском самолете не выполнено. (…) Имея отличные летные данные, самолет Як-30 чрезвычайно прост технологически и более экономичен в эксплуатации, чем Л-29». <…>

Несмотря на рекомендации специалистов принять на снабжение авиационных училищ ВВС СССР УТС Як-30, предпочтение было отдано Л-29. (…) Высшее руководство СССР решило сосредоточить весь объем работ по созданию и производству УТС в Чехословакии, соответственно «перекрыв дорогу» собственным разработчикам. Возможно, сыграла роль и определенная личная неприязнь между Н. С. Хрущевым и А. С. Яковлевым. Как известно, когда в разговор вступает большая политика и «скрытые пружины» власти, все остальное уходит на второй план» (Авиация и политика, или как «Дельфин» «утопил» Як-30, интернет-сайт «Альтернативная история»).

Время от времени происходили просто нелепые вещи. Так, в 1958 г. советское ОКБ-1 начало разработку для производства на восточногерманском авиазаводе VVB весьма перспективного реактивного пассажирского самолета VEB 152. Оригинальная силовая установка, стреловидное крыло и оперение, как и общая схема самолета, опередили свое время – спустя 10-15 лет она получила широкое распространение в гражданской авиации. В 1960 г. взлетел первый предсерийный самолет, но… 13 августа 1961 г. ГДР в одночасье отгородилась от Запада Берлинской стеной. После того, как восточные немцы потеряли возможность бежать в ФРГ, помощь восточногерманской промышленности стала для других членов СЭВ, в первую очередь Советского Союза, неактуальной. Проект, а вместе с ним и завод VVB, и вообще авиапром этой страны, были закрыты. Но ведь не только ГДР, а сам СССР лишился машины, далеко опередившей свое время! Вместо него странам Восточной Европы для пассажирских перевозок был навязан Ту-104, так и не получивший международного сертификата годности (как по уровню шума, так и по количеству двигателей). Старшее поколение еще помнит песенку, распевавшуюся на мотив «Реквиема» Моцарта: «Ту-104 – самый быстрый самолет, тот, кто на нем летает, тот костей не соберет…».

Экономика ГДР в последние годы вообще стала предметом безудержной демагогии коммунистов. Один за другим публикуются материалы, в которых авторы утверждают, что восточногерманская экономика якобы развивалась чуть ли не быстрее, чем западногерманская, и вообще «ГДР по уровню развития занимала шестое место в Европе» (конечно, если считать с конца – с абсолютно нищей и дикой «социалистической» Албании – похоже на правду). Но кто поверит, что «трабанты» лучше «фольксвагенов», «вартбурги» – «мерседесов», а грузовики IFA лучше MAN, особенно если учесть, что машин ГДР производила примерно в 20 раз меньше, чем ФРГ? И как это соотносится с данными советских экономистов, подсчитавших, что уровень потребления в «первой стране социализма на немецкой земле» даже в конце 1960-х гг. был ниже, чем в гитлеровской Германии в 1938 г., а производительность труда в 1979 г. составляла всего 46% западногерманского уровня, и к 1989 г. вообще упала до 30-40%? (История экономического развития ГДР, http://www.geodesire.ru/dgirs-116-1.html).

В целом нужно констатировать, что итоги 40-летнего социально-экономического развития «социалистических» стран Восточной Европы продемонстрировали неэффективность копирования (при всех местных особенностях) советской модели этими государствами. Страны – члены СЭВ все больше отставали от стран Западной Европы по всем показателям – уровню доходов населения, качеству жизни, обеспечению граждан всем необходимым. Если до начала Второй Мировой войны Восточная Германия, Чехословакия и Венгрия были самыми индустриально и социально развитыми регионами планеты, то к моменту крушения «социализма» (1989 г.) они превратились в отсталые «задворки Европы», отягощенные грузом запущенных социально-экономических проблем. Польша, Румыния и Болгария, бывшие недостаточно развитыми и до 1939 г. (Польшу и Румынию того времени с определенной долей условности можно поставить в один ряд с Испанией, Болгарию – с Грецией и Португалией) к 1990 г. отстали еще сильнее.

После того, как в начале 1980 г. страны Запада ввели санкции против СССР, советская экономика стала медленно разваливаться, потянув за собой и экономики «братских стран». Но там процессы экономической деградации пошли еще быстрее: они к тому времени привыкли жить за счет западных кредитов, а их давать перестали. В то же время не платить Западу долги «соцстраны» не решались, надеясь на то, что все как-нибудь рассосется. А на что они еще могли рассчитывать?

Но ничего не «рассасывалось». В 1980-е гг. в зимние месяцы в Польше и ГДР перестали подавать горячую воду, в многих городах отключали отопление, и люди перешли на печное отопление, как в годы послевоенной разрухи. И до того крайне непопулярные просоветские власти «соцстран» окончательно повисли в воздухе, не имея никакой опоры в населении. Все ждали конца и не брались за оружие только потому, что понимали: Москва долго не выдержит. И, когда в 1989 г. Горбачев, договорившись с Западом, предупредил «братьев», что поддержки больше не будет, «социалистические» режимы в течение нескольких недель рухнули, рассеялись, как дым. И только в Румынии коммунисты несколько дней сопротивлялись, заливая улицы Бухареста кровью мирных граждан и восставших против режима солдат. Впрочем, всего несколько дней сопротивления доказывает, что и в этой стране власть коммунистов не имела никакой поддержки.

* * *

В общем и целом, смысл существования СЭВ раскрывается в старом советском анекдоте: «На политинформации задают вопрос: что такое СЭВ?

- Ну, это когда, например, румыны добывают для нас глину, а мы из нее делаем свистки для братской Монголии. Монгольские пастухи свистят в них и сгоняют овец...
- И поставляют нам мясо и шкуры?
- Нет, мясо едят сами, шкуры идут в Болгарию. Там из них делают дубленки.
- И мы получаем от болгар дубленки?
- Нет, дубленки идут в Румынию.
- Ну, а что же мы получаем от Румынии?
- Да я же сказал: глину!..»

Спрашивается, зачем советская номенклатура, а именно она была инициатором создания СЭВ, придумала и десятилетиями лелеяла эту не просто бессмысленную, а со всех сторон вредоносную игрушку? Да за тем же, зачем делалось все в СССР: для показухи, за которую она (номенклатура) платила сама себе деньги и осыпала себя всяческими благами. Для организации дополнительных и весьма доходных синекур. Для благостных отчетов в партийные, советские и хозяйственные органы. Для премий и загранпоездок. И, конечно, для организации взяткоемких проектов. Лелеяла до самого своего конца – потому, что «кремлевские старцы», в том числе и горбачевцы, не старые по возрасту, но геронтократы по умственным способностям, настолько изолгались, что сами верили в свою ложь, как в таблицу умножения. Верили в свое «право» управлять «освобожденной» Восточной Европой, не спрашивая мнения живущих там людей. Надеясь только на силу танков, как в 1956-м и 1968-м. Не понимая, что все это «социалистическое содружество» – просто оккупированная, покоренная силой оружия территория, население которой не желает и никогда не согласится жить под властью коллаборационистских режимов.

Автор: Трифонов Е. trifonov2005@mail.ru

Обсудить статью на форуме