Соотношение политики и военной стратегии. Высшая стратегия и военная стратегия (Клаузевиц, Мольтке-старший, Свечин, Тухачевский). Проблемы постановки политической цели в войне
Кузнецов П.
Наиболее значительным трудом, в котором анализируются проблемы соотношения политики и военной стратегии, является труд Клаузевица «О войне».
Наиболее известная формула Клаузевица о соотношении политики и войны, гласит: «Война есть не что иное, как продолжение государственной политики иными средствами». Это едва ли не центральная часть учения Клаузевица о войне. Оно является результатом многолетней как исследовательской работы Клаузевица, так и его богатого собственного опыта военной службы, в том числе в российской армии в период Отечественной войны 1812 года.
До Клаузевица в теоретических и прикладных трудах европейских авторов по вопросам войн и военного искусства господствовали совершенно иные взгляды на войну. При этом даже у таких канонических авторов, как Томас Гоббс и Шарль Монтескье размышления о войне (о войне и мире) лежат в иной плоскости, нежели это представлено у Клаузевица.
Примером этому может служить определение войны, которое дал в своих «Записках» генералиссимус Священной Римской империи граф Р. Монтекукколи. Этот весьма авторитетный в XVII и XVIII веках полководец (одержавший немало побед над турками) и военный теоретик (высоко чтимый, в частности, нашим военным гением Александром Васильевичем Суворовым) писал, что «война есть действо между собой различными способами воюющих армий; а обоих намерение к получению победы клонится».
Видный российский военный теоретик и историк, профессор Николаевской Академии Генерального штаба Г. А. Леер, творивший на несколько десятилетий позднее Клаузевица, в своем главном труде приводит аналогичную формулу, но с весьма существенным акцентом, говоря, что война есть «крайнее средство» политики: «Война является в виде одного из средств и притом крайнего средства в руках политики для достижения государственный целей». Тут же Леер добавляет, что война «есть спор о праве между государствами, рассматриваемыми как политические силы».
Леер, в отличие от Клаузевица, не углублялся далее в соотношения между политикой и войной, но пытался доказать, что в современных для него условиях «война есть явление весьма естественное в жизни народов»; она «хотя и имеет свою широкую злую сторону», но «в конце концов, при благоразумном орудовании этим средством является одним из самых быстрых и могущественных цивилизаторов человечества».
Такого рода взгляды на войну были весьма распространенными в Европе вплоть до Первой Мировой войны, которая масштабами насилия и разрушений превзошла все ожидания подавляющего большинства политиков и профессиональных военных и заставила международное сообщество по-новому взглянуть на роль войны в развитии мировой цивилизации (что не предотвратило Второй Мировой войны, еще более разрушительной и жестокой).
Взгляды Клаузевица и идеи его предшественников. Прямые и обратные связи между политикой и военной стратегией
Труда, подобного книге Клаузевица «О войне», мировая история не знала ни до него, ни после. Многие видные мыслители и политические и военные деятели рассматривали его не просто как специальный трактат на военную тему, а цельный философский труд. Таким его, в частности, видели Ф. Энгельс и В.И. Ленин. Последний самым тщательным образом в ходе Первой мировой войны проштудировал этот труд Клаузевица, оставив множество выписок из него и пометок.
Воспитанный на идеях и логике Макиавелли, Канта, Монтескье, Клаузевиц вместе с тем непосредственно опирался на диалектику Гегеля как на базовую методологию.
Одна из важнейших конкретно-исторических работ Клаузевица, предшествовавших труду «О войне», - книга «1812 год» (впервые увидела свет в нашей стране в 1937 г., прежде всего усилиями А. А. Свечина, и с тех пор не переиздавалась). Клаузевиц свои основные теоретические выводы основывает прежде всего на собственном опыте участия в войне 1812 г., в которой Россия нанесла тяжелейшее поражение наполеоновской Франции и возглавлявшейся ею коалиции. Между работами «1812 год» и «О войне» прослеживается определенная связь, прежде всего в таких вопросах, как соотношение политики и военной стратегии, наступления и обороны, в вопросах о форме и сущности оперативного маневрирования, сущности стратегического истощения и др. В труде «О войне» можно найти 37 ссылок на опыт войны 1812 года.
Еще в молодости Клаузевиц изучил историю походов шведского короля Густава Адольфа в Тридцатилетней войне 1618-1648 гг.; позднее он дал стратегическое освещение походам французского военачальника XVII в. Тюренна, французского маршала XVII в. герцога Люксембурга, польского короля, а с 1674 г. и полководца Яна Собесского, российского генерал-фельдмаршала (с 1732 г. Б.Миниха, Фридриха Великого, Фердинанда Брауншвейгского и подошел к изучению войн эпохи Наполеона, на которых он остановился значительно подробнее. Кампания Наполеона 1796 г. в Италии, походы Суворова 1799 г. в Италии и Швейцарии, кампания 1806 г. в Пруссии, поход Наполеона в Россию в 1812 г., война за освобождение Германии 1813 - 1815 гг. - вот предметы детального изучения этим выдающимся ученым. Проанализировав более чем 200-летний военный опыт, Клаузевиц дал едва ли не самый поучительный пример роли изучения военной истории для выработки военной теории, глубоких оценок современности и предвидений.
В своих конкретно-исторических трудах Клаузевиц тщательно отрабатывал многие детали, в том числе вопросы того, как работали механизмы принятия решений, какую роль и в каких сочетаниях играли в них конкретные люди.
Обстоятельные и весьма рельефные характеристики основных действующих лиц в системе стратегического управления - это практически непременный атрибут работ Клаузевица. Так, например, в исследовании, посвященном поражению Пруссии в войне с Францией в 1806 г., он дает подробный анализ личных качеств 16 лиц, имевших отношение к руководству войной в Пруссии в этот трагический для нее год. Среди них не только такие известные деятели, как герцог Карл Брауншвейгский, фельдмаршал Моллиндорф, генерал Рюхль, князь Гогенлоэ, полковник Шарнгорст, но и менее заметные фигуры - граф Гаугвиц, кабинетный советник Ломбард, тайный кабинетный советник Бейме и др .
Позднее в теоретическом труде «О войне» Клаузевиц напишет, что «искры личных отношений», которые пролетают «через любые материальные перегородки», имеют «исключительное значение на войне, где личность деятелей - в кабинете и в поле - играет такую крупную роль ».
С тех пор, как был опубликован ставший каноническим труд Клаузевица «О войне», практически никто не опровергал его в общих положениях, несмотря на то, что с того момента, как он увидел свет, прошло более 160 лет. Однако многие важные детали интерпретации формулы «война есть не что иное, как продолжение государственной политики иными средствами» имели и продолжают иметь место. И они, как правило, имеют значение, далеко выходящее за рамки интеллектуальных упражнений узкой группы посвященных. Те или иные нюансы этой формулы играют огромную роль в стратегическом управлении, в судьбе какой-либо военной кампании или войны. А если речь идет о войне с крупномасштабными политическими целями (и соотвествующим размахом боевых действий) - то и в судьбе страны. Строго выверенные теоретические положения помогают установить или не установить оптимальный характер взаимоотношений между высшим политическим руководством стран и военным командованием - как высшего стратегического звена управления, так и всеми последующими звеньями. Именно на основе этой формулы Клаузевица и ее детализации устанавливается сфера ответственности гражданских политических руководителей и военных профессионалов, призванных реализовывать политические установки в планах стратегических действий, в планах подготовки и проведения операции и даже в тактике, определять военные способы достижения определенных политических целей.
И Клаузевиц, и наиболее вдумчивые его последователи много внимания уделили вопросу об обратной связи военной стратегии, военных средств реализации политики с самой политикой, на что в отечественной литературе до сих пор обращалось явно недостаточное внимание.
Более того, политика, а конкретнее - внешняя политика, может оказаться в ряде своих сегментов средством обеспечения войны, обеспечения благоприятных условий для выполнения военно-стратегических задач - в рамках того, что можно именовать высшей стратегией.
Понятие высшей стратегии. Определение «война» с позиции Клаузевица
Высшая стратегия - это категория более высокого и многопланового уровня, нежели военная стратегия. Под высшей стратегией можно подразумевать целенаправленную деятельность государства во время войны по наиболее эффективному использованию всех компонентов его мощи для достижения победы. Высшая стратегия включает в себя не только собственное применение военной мощи, вооруженных сил ради победы, но и дипломатию, экономическое принуждение (включая разные формы экономической блокады), разведывательно-диверсионные операции, пропагандистско-психологическое воздействие (на противника, союзников и собственных народ и его вооруженные силы), мобилизацию в необходимых масштабах и формах национальной промышленности и трудовых ресурсов и т.п.
Определения Клаузевица собственно войны формулируются следующим образом: война «представляет собой своеобразную троицу», составленную из следующих элементов: (1) «из насилия как первоначального своего элемента, ненависти и вражды, которые следует рассматривать как слепой природный инстинкт»; (2) «из игры вероятностей и случайностей, что делает ее свободной душевной деятельностью»; (3) «из подчиненности ее в качестве орудия политики, благодаря чему она становится достоянием непосредственно рассудка».
Далее Клаузевиц пишет, что первая из этих трех сторон «обращена больше к народу, вторая - к полководцу и его войску, а третья - к правительству».
Реальная история войн учит, что «слепой природный инстинкт» действительно играет огромную роль в ходе реальных военных действий, вывода их нередко не только из-под контроля высшего государственного руководства, политики, но из-под контроля военного командования всех уровней. Это характерно и для внешних и для «внутренних» войн (что проявилось на наших глазах, например, и в первую и во вторую кампанию в Чечне, а до этого в ходе войны в Афганистане в 1980-е годы и еще раньше во Вьетнаме в 1960-е - первой половине 1970-х годов.
Взаимоотношения между политическим руководством и военным командованием и вооруженными силами в целом - это не просто «отношения между всадником и лошадью»; это набор взаимных встречных обязательств, взаимная ответственность друг перед другом.
Чтобы углубиться в понимание приведенной выше и ставшей хрестоматийной формулы, следует обратить внимание на следующее замечание Клаузевица: «…война есть не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими средствами ». Клаузевиц подводил к тому, что действие политических факторов не прекращается с началом боевых действий. Говоря об особенностях войны, он отмечал: «То, что еще остается в ней своеобразного, относится лишь к своеобразию ее средств». Продолжая эту мысль, Клаузевиц подчеркивает, что у военного командования есть свои особые права в отношении политиков и политики. «Военное искусство в целом и полководец в каждом отдельном случае, - пишет он, - вправе требовать, чтобы направление и намерение политики не вступали в противоречие с военными методами». Данное требование отнюдь не является незначительным. Однако и оно «не должно ни в коем случае отменять доминирование политики. Сколько бы сильно ни сказывалось влияние этого требования на намерения политики, все же это воздействие следует мыслить только как видоизменяющее их, ибо политическое намерение является целью, война же - только средство, а никогда нельзя мыслить средство без цели».
Клаузевиц прогнозирует, что стало бы с войной, если бы, «бросив политику и совершенно от нее освободившись, война устремилась бы своим независимым путем». В таком случае война стала бы «взорванной миной», она «распространила бы разрушение соответственно своему начальному устройству, не подчиняясь никаким последующим влияниям».
Словно опасаясь быть непонятым, немецкий теоретик раз за разом, вновь и вновь подчеркивал, что ни при каких условиях не должно мыслить «войну как нечто самостоятельное». Клаузевиц, возвращаясь снова и снова к вопросу о господстве политики над войной, словно предчувствовал, что у него найдутся «последователи», которые будут искажать это положение, выдвигать прямо противоположные идеи.
Клаузевиц настоятельно рекомендует также различать «войны по характеру своих мотивов и тех обстоятельств, при которых они зарождаются».
Это требование является одним из трудновыполнимых как в исследовательской, так и (в еще большей степени) в практической работе. Подавляющее большинство исследований по военной истории и в отечественной и в зарубежной практике страдают именно недостаточной проработкой такого рода вопросов. Выявление «мотивов» войны (часто весьма идеологизированных), поставленных политических целей является гораздо более трудной задачей, нежели анализ собственно хода военных действий, вовлеченных в них сил и средств и т.п.
Именно «мотивы» прежде всего определяют во все большей степени масштаб войны, характер используемых средств, оперативные формы применения вооруженных сил в современных условиях и тактику боевых действий. Связано это с тем, что в условиях «уплотнения» всей системы международных отношений, существования глобальных СМИ, освещающих войны и вооруженные конфликты почти что в реальном масштабе времени, то, что традиционно считалось действиями сугубо тактического масштаба, может моментально превратиться в событие высшего военного и политического уровня.
Попытки ревизии формулы Клаузевица в будущем и настоящем
В последующем формула Клаузевица о примате политики по отношению к военной стратегии неоднократно была предметом ревизии, в первую очередь со стороны видных военачальников. Это имело место и на родине Клаузевица, в Германии, и в других странах, в том числе в нашей стране.
Наиболее рельефно собственную интерпретацию формулы Клаузевица дал в своих работах знаменитый Хельмут Мольтке-старший - начальник с 1858 г. прусского, в 1871-1888 гг. Германского генштаба.
Признавая в общих чертах положение Клаузевица, Мольтке откровенно заявил, что для него это отнюдь не вдохновляющее положение: «Итак, политика, к сожалению, неотделима от стратегии». Однако сфера вмешательства политики в стратегию, по Мольтке, должна быть поставлена в определенные рамки: «…политика используется войною для достижения своих целей и имеет решающее влияние на ее начало и конец». При этом Мольтке признавал за политикой право во время войны «повысить свои требования или довольствоваться меньшим успехом».
По Мольтке, «политика не должна вмешиваться в операции». Как подчеркивал генерал-фельдмаршал, «для хода войны руководящими являются главным образом военные соображения, политические же - лишь поскольку они не требуют ничего с военной точки зрения недопустимого. Полководец же никогда не должен руководствоваться одними политическими побуждениями, а на первый план ставит успех в войне. Как политика воспользуется победами или поражениями, полководца это не касается - это исключительно ее дело».
Близких к Мольтке-старшему взглядов на соотношение политики и военной стратегии придерживались в период гражданской войны М.Н. Тухачевский и ряд группировавшихся вокруг него командиров Красной Армии.
Двадцатисемилетний Михаил Николаевич Тухачевский, только что отличившийся, командуя армиями на Восточном, а затем Южном фронтах, откровенно заявил в январе 1920 г. о своем неприятии вмешательства политики в военную стратегию: «Вмешательство политики в дела стратегии - чрезвычайно большое зло. Для успеха военных операций Главнокомандующему должна быть предоставлена полная мощь. Политика должна ему безусловно доверять». Весьма критически высказывался Тухачевский и в адрес инструментов прямого и повседневного политического контроля над командующими в виде реввоенсоветов: «Реввоенсоветы - это бельмо на глазу нашей стратегии, сами себя изживают в доказательство того, что существование их противоречит сути дела». (Позднее аналогичных взглядов на роль военных советов (точнее - политорганов, военных комиссаров) придерживался, судя по многим сведетельствам очевидцев, Г.К.Жуков.)
Публичное высказывание этих взглядов не помешало ему, как ни странно, получить в командование Западный фронт и возглавить поход против «панской Польши».
В последующем Тухачевский с подобными откровениями не выступал. Однако есть все основания считать, что они не были забыты и сыграли свою роль при фабрикации «дела Тухачевского», кончившегося физическим уничтожением большой группы высшего командного состава РККА во главе с ним в 1937 -1938 годах.
Среди советских авторов 1920-х - 1930-х гг. наиболее яркий след в рассмотрении вопросов соотношения между политикой и военной стратегией оставили А.А. Свечин и Б.М. Шапошников.
Б.М. Шапошников весьма критически отозвался о теориях Мольтке-старшего, тем самым разойдясь во взглядах и с «ранним Тухачевским». Шапошников однозначно заявил, что Мольтке-старший пошел «на искажение теории Клаузевица ». Для Мольтке-старшего, признававшего решающее значение политики на начало и конец войны, это было, по справедливой оценке Шапошникова, «лишь некой уступкой политике».
А.А. Свечин мысль о примате политики по отношению к стратегии развил и углубил в своем главном труде - «Стратегия», вышедшем двумя изданиями в 1926 и 1927 годах. Здесь он весьма категорично заявил о праве политики вмешиваться в стратегию, в операции, то есть по существу его позиция была противоположной позиции «раннего Тухачевского».
Однако прямым объектом своей критики Свечин избрал не самого Тухачевского, а французского теоретика начала ХХ века Ж. Леваля и немцев - Мольтке-старшего, Людендорфа и П. Фон Гинденбурга, придерживавшихся аналогичных взглядов.
По Левалю, писал А.А.Свечин, войну следует рассматривать изолированно, как гигантскую дуэль двух наций. Правители должны специализироваться в политике, генералы - в стратегии. Политика имеет отношение к войне лишь постольку, поскольку она определяет в мирное время размер жертв, приносимых народом для организации вооруженных сил. Во время войны политика продолжает свою работу, но не затрагивая военных замыслов. Обсуждение вопросов стратегии с политиками, по Левалю, ведет к анемии, утрате воли и энергии. Политика - это опиум для стратегии; она ведет к бессилию. Политика нанизывает заблуждения, ошибки, уклонения, подрывает решимость, сбивает с пути, заставляет нервничать. Нельзя отвлекать полководца вопросами политики от его прямых занятий. Политик, понимающий что-нибудь в военном деле, по Левалю, - это химера.
Взглядам этой группы военных теоретиков А.А. Свечин противопоставляет воззрения Бисмарка, отстаивавшего право политики на вмешательство в стратегию. «Утверждение о господстве политики над стратегией, по нашему мнению, имеет всемирно-исторический характер… Стратегия, естественно, стремится эмансипироваться от плохой политики; но без политики, в безвоздушном пространстве, стратегия существовать не может; она обречена расплачиваться за все грехи политики», - писал в 1927 г. А.А.Свечин. «Политическое безголовье» Германии в начале ХХ века, по небезосновательному мнению Свечина, отчасти характеризовалось «эмансипацией германской стратегии от политических директив ».
Подчеркивая примат политики над военной стратегией, право высшего государственного руководства вмешиваться в решение оперативно-стратегических вопросов, А.С. Свечин неоднократно повторял, что и политические решения должны сообразовываться со стратегией, с военными возможностями, что политик должен внимательнейшим образом прислушиваться к мнению военных профессионалов, знать, как работает военная машина, каков военно-мобилизационный механизм государства и пр.
«Ответственные политические деятели, - писал Свечин, -должны быть знакомы со стратегией… Политик, выдвигающий политическую цель для военных действий, должен отдавать себе отчет, что достижимо для стратегии при имеющихся у нее средствах и как политика может повлиять на изменение обстановки в лучшую или худшую сторону. Стратегия является одним из важнейших орудий политики; политика и в мирное время в значительной степени должна основывать свои расчеты на военных возможностях дружественных и враждебных государств ».
Свечин также настаивал на том, что изучение стратегии требуется не только для высшего командного состава армии. Стратег, дающий директивы инстанциям, непосредственно руководящим операцией, должен отдавать себе ясный отчет в основных пределах, которые являются достижимыми для оперативного искусства с наличными средствами, и обладать острым оперативным и тактическим глазомером, чтобы ставить действия своих войск в возможно выгодные условия. «Стратегия, -писал он, - это искусство всего высшего командного состава армии, так как не только командующий фронтом и командующий армией, но и командир корпуса не сумеет справиться со своими оперативными задачами, если у него не будет ясного стратегического мышления».
Свечин также отмечал: «Во всех случаях, когда оперативному искусству предстоит сделать выбор между двумя оперативными альтернативами, оператор не найдет оправдания того или иного опера-тивного метода, оставаясь в пределах оперативного искусства, а должен подняться в стратегический этаж мышления».
Развивая эту мысль Свечина, вполне можно говорить: военный стратег должен постоянно думать о том, что то или иное стратегическое действие может значить для политики.
Проблемы соотношения политики и военной стратегии
Размышления о соотношении политики и военной стратегии в условиях непрекращающегося процесса технологического развития средств вооруженной борьбы, усиления их воздействия на человека и окружающую среду, в условиях динамично изменяющейся системы международных отношений, в том числе под воздействием процесса глобализации, остаются важным инструментом познания и формулирования оптимальной системы стратегического управления. Дискуссии по этим жизненно важным для судьбы нашего общества и государства вопросам должны идти и сегодня в России. При этом необходимо исходить из наличия практически во всех государствах политических институтов, являющихся носителями идей и концепций силового разрешения международных проблем.
Для России вопрос об использовании военной силы как инструмента политики остается исключительно актуальным - причем речь идет об использовании военной силы, как прямом, так и косвенном, опосредованном, для предотвращения той или иной агрессии против нас или наших друзей и союзников. Для этого всегда необходимо самым тщательным образом, прежде всего, определять политические цели для применения военной силы, для военной стратегии.
Это относится и к вопросу о ядерном сдерживании как самой ощутимой форме небоевого применения военной силы. Тем более, что ядерное сдерживание в современных условиях для России играет особую роль, в том числе в силу слабости сил общего назначения, общей экономической слабости. Эта роль будет оставаться весьма высокой на протяжении многих десятилетий. Мир вряд ли станет более безопасным по сравнению с тем, каким он сложился в последнее время.
Аксиоматичная сегодня формула Клаузевица «война является лишь продолжением политики, по-другому, насильственными средствами» полностью применима и к таким крупнейшим проблемам международной безопасности и национальной безопасности отдельных стран, как терроризм и распространение ядерного оружия (и других видов оружия массового поражения).
Выступая в МГУ им. М.В.Ломоносова 8 декабря 2002 г., тогдашний Президент России В. В.Путин сказал: «Известно, что война - это «продолжение политики», только иными средствами. Международные террористы, чем бы они ни прикрывались, также ведут борьбу за политические и экономические рычаги влияния в мире. Именно это является их целью. Ими движут не эфемерные, а вполне конкретные цели. Сегодняшние террористы пристально высматривают для себя цели и прицельно бьют по ним. Бьют по объектам и моделям цивилизованного экономического и социального развития».
«Их задача - посеять страх и внести смуту не только в отдельных городах и странах, но и в отношения между государствами. В конечном итоге - в систему сложившихся международно-правовых отношений, в основе которых - общие демократические ценности государств и народов ».
Масштабы соответствующих угроз сегодня сопоставимы с теми, что имели место в период накануне Второй Мировой войны. «Синтетическая», относительно новая проблема международной безопасности и национальной безопасности - это проблема получения радикальными неправительственными организациями в свои руки оружия массового поражения.
Употребление терминов «война с терроризмом» (борьба с терроризмом), а также «борьба за нераспространение ядерного оружия» контрпродуктивно с точки зрения решения главных задач в такой борьбе. Эти термины - продукт публичной политики, они носят лозунговый характер. Но природа лозунговости такова, что она прямо воздействует и на механизмы и процессы стратегического управления - помимо воли тех, кто запустил в оборот эти лозунги.
Следуя формуле Клаузевица, следует определить, что главной проблемой является не сам по себе терроризм (хотя в ряде случаев и он как феномен современной цивилизации может жить сравнительно автономной жизнью, как не раз в истории война начинала при определенных условиях эмансипироваться от политики и жить относительно автономной жизнью от политики, породившей войну), а радикальные политические организации, использующие террористические методы.
Соответственно, если говорить о целях «войны с терроризмом, речь должна идти о политическом поражении радикальных организаций всеми средствами и методами высшей стратегии - спецоперациями, перекрытием финансирования, спецпропагандой и даже военными действиями. Огромную роль играет в этой борьбе дипломатическое обеспечение.
Аналогичную логику необходимо прилагать и применительно к проблеме распространения ядерного оружия.