"В крымском подполье" и вокруг него
Мальцев С.
Любимая книга необязательно роман о Дон-Кихоте, «Война и мир» или «Гамлет», хотя интерес к мировым шедеврам свидетельствует о высоком коэффициенте интеллектуальности и художественном вкусе книголюба. В любимой книге всегда есть что-то личное, интимное, заветное. Потому ее читают и перечитывают. Для меня такой книгой является «В крымском подполье» Козлова И. А.
Во-первых, я бывший крымчанин. Правда, в паспорте местом рождения записан Краснодар, а датой рождения – февраль 1942 года, но всему виной превратности войны. Отец, работавший в ее начале в редакции газеты «Красный Крым», был вынужден оставаться в Симферополе в силу своей профессиональной деятельности. Свою же семью (жену, беременную мною, двух дочерей – 7-ми и 4-х лет, а также свекровь) он отправил в эвакуацию. Семья застряла в Краснодаре, где я и родился. Здесь нас настигли наступающие немецкие части… Потом пришлось возвращаться по оккупированной территории обратно в Крым, в Симферополь. Поездка зимой проходила в ужасных условиях, но не об этом здесь речь.
Во-вторых, один из моих ближайших родственников, Сергей Леонидович Мальцев, участвовал в симферопольском подполье непосредственно. Перед войной он работал в типографии, и так же как брат – мой отец – был вынужден оставаться на рабочем месте до тех пор, пока уехать в эвакуацию стало невозможно. В условиях оккупации он включился в подпольную борьбу с немецко-фашистскими захватчиками. Был арестован. Попал в застенки СД на улице Студенческой, где, вероятно, и погиб. Попытки матери добиться свидания с ним ни к чему не привели. После освобождения Симферополя она пыталась разузнать о судьбе дяди у автора книги Козлова И. А., занимавшего тогда пост заместителя председателя комиссии по деятельности крымского подполья. Он встретил ее довольно недружелюбно. Просто отказался общаться с ней. Вероятно, принял за просительницу льгот.
Обращения в архив тоже ничего не дали. Может, потому, что это был партархив, содержавший документы о видных деятелях партизанской и подпольной борьбы в Крыму, а также известных им лицах. Может, Сергей Леонидович был рядовым членом организации, возникшей стихийно и не учтенной партархивом. Ведь что такое подполье? Одно дело, когда оно организовывалось партийными и государственными органами страны, так сказать, «сверху». Другое дело фактор стихийности, самоорганизации подпольной борьбы «снизу» из-за невозможности выносить подневольное положение, под влиянием порыва к борьбе за свободу.
К этой, отчасти печальной, отчасти утешительной мысли пришли в нашей семье после неудачных попыток определить конкретную роль дяди Сережи в крымском подполье. Он стал героем нашего узкого семейного круга. Я всегда гордился, что являюсь его тезкой. Его имя носит мой племянник, сын сестры. Неопределенность судьбы дяди-подпольщика подогревает мой жгучий интерес к истории крымского подполья. С первого прочтения книги «В крымском подполье» в школьные годы я всегда держу про запас надежду, что вдруг в какой-нибудь другой книге мелькнет упоминание о дяде. Одновременно, читая книги о крымских партизанах и подпольщиках, я все глубже проникаю в суровое и героическое время борьбы за освобождение Крыма от немецких оккупантов, вырабатываю собственное мнение относительно ее проблем и противоречий.
В-третьих, книга «В крымском подполье», получившая Сталинскую премию и неоднократно издававшаяся, сама по себе талантливое, высокохудожественное произведение, хотя и принадлежит к мемуарному жанру. Это признает даже ярая хулительница автора книги Г. А. Скрипниченко-Коровяковская, дочь подпольщицы Л. В. Скрипниченко, действовавшей в оккупированном Симферополе под псевдонимом «Лесная». Правда, занимательность книги она приписывает помощи автору со стороны известного писателя Павленко П. А. Более того, разъярившаяся дочь вообще представляет автора книги какой-то темной личностью с сомнительным происхождением. Между тем Козлов Иван Андреевич является достаточно известной фигурой и как революционер-большевик, и как партийный деятель, и как писатель. В 1923—25 г.г.он учился в Высшем литературном институте имени В. Я. Брюсова. В тот период он написал несколько пьес («Подполье» – 1920 г., «Конец бакаевщины» – 1929 г., «В волчьей пасти» – 1934 г. и др.), которые с успехом шли на сценах театров. Его перу принадлежит повесть «Встряска», написанная в 1926 году. Последнее десятилетие своей жизни И.А. Козлов, будучи тяжело больным, посвятил работе над трилогией «Жизнь в борьбе» (книга 1), «Ни время, ни расстояние» (книга 2) и «Наш последний и решительный» (книга 3).
Известно также, что писатель родился 24. 06. 1888 года в селе Сандыри Коломенского уезда в крестьянской семье. Он – член Коммунистической партии с 1905 года. Работал на Коломенском машиностроительном заводе. Участник Революции 1905—07 г.г. Дважды подвергался арестам (1908 г. и 1909 г.); в 1909 году приговорён к 4 годам каторги и пожизненной ссылке в Сибирь. В 1913 г. бежал из ссылки и эмигрировал за границу. В марте 1917 года вернулся в Россию. В период Гражданской войны 1918—20 г.г. вёл партийную работу в подполье в Севастополе и Харькове. В период Великой Отечественной войны 1941—45 г.г. — один из руководителей партийного подполья и партизанского движения в Крыму, секретарь Симферопольского подпольного горкома партии. Умер в 1957 году.
Не выдерживает критики утверждение Скрипниченко-Коровяковской, что с изъятием из книги «В крымском подполье» глав, касающихся роли «Лесной», одного из молодежных лидеров подполья Косухина А. Н., в ней, дескать, «ничего не останется». Каждый, кто прочтет книгу, обнаружит, что упоминания «Лесной» встречаются в ней только в 20-ой и 21-ой главах, да и то эпизодически. Этот аргумент Галина Александровна выдвигала лишь для того, чтобы потребовать полного запрета на переиздание книги и ее изъятия из библиотек СССР. С какой стати? Замечания о Косухине в книге представляют собой оценки характера этого человека, который автор считает не слишком дисциплинированным и выдержанным. Это не может служить основанием для запрета переиздания книги. Что касается «Лесной», то ее напористая дочь усматривает в книге Козлова клевету на свою мать Скрипниченко Людмилу Васильевну, которую автор, якобы, стремится уличить в сотрудничестве с гестапо.
Выдвигать подобное обвинение против писателя, по меньшей мере, некорректно. В его трактовке роли «Лесной» нет ничего личного, да и откуда оно могло взяться. Козлов никогда ее не видел и не знал о ее деятельности до определенного времени. Он ссылается на оценки поведения Людмилы со стороны других участников подполья и анализирует несуразности этого поведения. Так, откликаясь на просьбу Людмилы, переданную через подпольщика «Максима Верного», помочь ей уйти к партизанам, он спрашивает: - Что же она за разведчица, если сама дороги в лес не знает? – В ответ ему сказали: - … Людмила давно не ходила в лес, а сейчас много минированных полей, и она боится подорваться. - В своей книге «Долгий путь к правде», изданной на средства крымского магната, Галина Скрипниченко-Коровяковская тоже приводит этот аргумент. Но ведь ее мама сама просила помощи в переправке к партизанам. Козлов не отказывался от такой помощи, однако Людмила не приняла ее, ссылаясь на семейные обстоятельства.
Галина считает, что в клевете на ее мать Козлов стал жертвой собственного легковерия. Дескать, ему наговорила ложные сведения о сотрудничестве Людмилы с СД связная руководителя симферопольского подполья Ольга Шевченко. Но у связной тоже не было никаких причин для личной неприязни к «Лесной». Она ее никогда не видела, и ссылается в своей характеристике «Лесной» как агента гестапо на мать «Максима Верного». Возможно, долгий путь Галины к правде стал бы гораздо короче, если бы она начала свои поиски правды именно с этого звена – с «Максима Верного» и его матери. Тогда бы не надо было изобретать абсурдный повод для доказательства личной неприязни Ольги в виде ее корыстного стремления воспользоваться принадлежавшим Людмиле пианино.
И еще. Информация О. Шевченко о предательстве Людмилы касалась этапа деятельности последней, охватывавшего период после задержания членов семьи Скрипниченко во время побега в лес карательными частями румын. Именно после этого трагического эпизода она была отпущена СД с заданием вылавливать подпольщиков. Это, естественно, насторожило Козлова. Все же свидетельства деятельности «Лесной» на пользу подполью касаются времени, предшествовавшему упомянутому этапу, когда,возможно, она была ценным и успешным «двойным агентом» НКВД. Документы же, приводимые Галиной Скрипниченко в своей книге, которые касаются этого этапа, носят предположительный и оценочный характер.
Для пущей убедительности Галина привлекла к себе в союзницы заместителя руководителя подпольного горкома Лазареву Е. Л., которая сочла себя обязанной жизнью Людмиле, поскольку та, предупредила ее о грозящей опасности. Лазарева огласила версию о пианино на заседании бюро секции партизан Крыма от 15 июня 1965 г. Если признать эту версию верной, то выходит, что И. А. Козлов выдумал свою беседу с О. Шевченко уже после освобождения Крыма и включил это в свою книгу задним числом. Ведь не могла же Ольга думать о приобретении пианино в критической обстановке провалов подполья, когда опасность угрожала ей самой. Непонятно также, для чего бы Козлов рисковал своей безупречной репутацией ради алчности своей бывшей помощницы.
Пусть эта версия останется на совести Лазаревой. Но что побудило зама руководителя подпольного горкома столь решительно стать на сторону Галины в кампании шельмования своего шефа? Только ли давнее знакомство с Людмилой и благодарность за «предупреждение»? Ведь такое предупреждение мало бы что-либо значило, если бы Козлов не организовал вывод в лес Лазаревой и ее семьи, и она не могла не понимать этого. Мотивы ее поведения могут быть разными. Скорее всего, она не выдержала мощного психологического напора Галины, который проявлялся во многих других случаях и сделал возможным мобилизацию на реабилитацию Людмилы значительного числа подпольщиков и партизан, ведавших и не ведавших о ее существовании, «Литературной газеты», а также переименование Тракторной улицы ее именем при не всех выясненных обстоятельствах. Наконец, этот напор позволил Галине диктовать крымским и центральным издательствам, какие книги о подполье подлежат, а какие не подлежат печати.
Чтобы получить представление об энергетике Галины, достаточно познакомиться с эпизодами ее общения с вдовой Козлова – А. И. Смирновой и автором книги «Дорога к подполью» Е. П. Мельник. Эти эпизоды описала сама автор книги «Долгий путь к правде». Можно представить себе замешательство Смирновой-Козловой, когда в ее московскую квартиру вломилась Галина с требованием написать опровержение фактов, содержавшихся в книге ее покойного мужа, и заявлением, что не уйдет, пока не получит этого опровержения! Наверное, вдову мучили сомнения, вправе ли она опровергать факты, приводимые в своей книге покойным мужем, честность и порядочность которого подтверждена всей его трудной и суровой жизнью? Да и что значило ее опровержение? Очередной козырь в руках Галины для дискредитации Козлова, который, по сути, не является каким-либо доказательством. Можно было бы вызвать милицию, как это сделала Мельник при аналогичных обстоятельствах, ибо поведение Галины граничило с шантажом и моральным террором. Но ведь на руках у Галины справка из партархива о решении бюро Крымского обкома в 1965 году, реабилитирующем «Лесную», она козыряет поддержкой писателя И. З. Вергасова, автора книги «Крымские тетради» о партизанах, статьями в «Крымской правде» и журнале «Советские архивы». И Смирнова-Козлова сдалась.Мельник не сдалась, не испугалась даже судебного иска Галины.
Вообще пробивная сила Галины сыграла двоякую роль. С одной стороны, она добилась реабилитации «Лесной» при не всех выясненных обстоятельствах и извлекла из этого немалые материальные выгоды. С другой стороны, она вызвала возмущение и протесты тех, кто не разделял ее версии. Речь идет не только об участниках крымского подполья, которые отстаивали честное имя Козлова, но и о людях, которые продолжают поиски истины сегодня. Среди них А. Я. Скрипников,сын подпольщицы Лидии Волох, лично знавшей разведчицу «Лесную». Он, в частности, подвергает сомнению достоверность документов, которые приводит Галина в подтверждение своей версии об оговоре матери.
По свидетельству газеты «Телеграф», письмо в которую написал Александр Яковлевич, он часто слышал от матери, что многие годы Галина Коровяковская буквально умоляла её, даже требовала письменного подтверждения героической биографии ее матери. Насколько знает Александр Яковлевич, такого подтверждения она не получила, тем не менее в своей книге «Долгий путь к правде» она опубликовала неизвестный текст юридически не оформленного документа, с вырванным ксерокопией контекстом: «С моих слов записано верно. Волох-Скрипникова», при этом не сделав ссылку на архивы. Как утверждает Скрипников: «Лично я никогда не видел этого подтверждения, явно смонтированного с подписью. Как правило, подобные формулировки завершают опросные протоколы уголовных дел. Возможно, автор имела в виду документ Госархива АР Крым из фонда п.151, оп.1, д.158, л.188-190, написанный лично моей матерью как подтверждающий документ другим подпольщикам, подписанный как Волох-Скрипникова».
С более радикальных позиций выступает Вячеслав Елшин, профессор, председатель Крымского республиканского Комитета защиты прав человека. В интервью агентству «Новый Регион» он сообщил, что на протяжении последних 50 лет в Крыму с подачи Галины Коровяковской активно эксплуатировался миф о «легендарной советской суперразведчице и руководительнице диверсионно-разведывательных групп «Скрипниченко-Лесной». Профессор провел собственное расследование и путем изучения архивных материалов выяснил, что ни один документ, составленный еще в период войны по «горячим следам», не содержит свидетельства того, что Скрипниченко работала разведчицей. Напротив, как раз в указанных Госархивом делах говорится о том, что Скрипниченко работала в интересах нацистов. Тем не менее, продолжает Елшин, это не помешало Галине Коровяковской выпустить книгу «Долгий путь к правде», в которой она на базе заведомо фальшивых документов героизирует свою мать как «советскую суперразведчицу». Себя же Коровяковская преподносит как жертву немецких оккупантов… Елшин указывает, что столкнулся с нежеланием спецслужб Украины расследовать это дело, и вынужден был обратиться в суд. 2 ноября 2010 года в Окружном административном суде Крыма профессор частично выиграл дело по своему иску. СБУ не подавала апелляцию на это решение, однако, до сих не приступила к выяснению обстоятельств дела.
Как могло случиться, что даже в советское время сообщество крымских партизан и подпольщиков раскололось на два противоположных лагеря в оценке деятельности «Лесной»? Здесь могут быть разные причины. Одна из них – некритичное отношение к двум этапам этой деятельности, о которых шла речь выше. Другая причина – ведомственная неразбериха между крымским обкомом партии и НКВД в руководстве партизанской и подпольной борьбой. Третья – раскол советского общества в результате так называемого разоблачения Хрущевым «культа личности». Этот мотив звучит в очерке «Женщины» Степанова Е. П., бывшего главного редактора газеты «Красный Крым». Он предваряет цитирование фрагмента своей книги «Партизанскими тропами», где всячески превозносит «Лесную», замечанием: «Некоторые из них (подпольщиков) были незаслуженно забыты или даже оклеветаны. Культ личности сказался и здесь».
Из этого замечания, видимо, следовало сделать вывод, что автор «В крымском подполье» был этаким мастодонтом ушедшей эпохи, догматиком и сторонником скорой расправы над невинными людьми. Но важно отметить, что Козлов И. А. получил Сталинскую премию не за восхваление мнимых или реальных заслуг Иосифа Виссарионовича. Нигде он не впадает в тенденциозность или идеологические штампы. Его отношение к товарищам по подполью отличается вниманием, заботливостью, искренним уважением и восхищением. Кстати, о самом Степанове он отзывается в исключительно дружелюбном и приветливом тоне. Козлов написал мудрую, познавательную и поучительную книгу. И меня глубоко покоробили пассажи «Долгого пути к правде», где книга «В крымском подполье» объявляется «блефом» или «липовым возом», который давно пора столкнуть. Моя статья вовсе не преследует цель «вывести на чистую воду» Галину Коровяковскую и ее мать. В отличие от других ее критиков, я не располагаю для этого соответствующим ресурсом. Но мне хотелось защитить доброе имя и произведение Козлова.
Я вовсе не исключаю возможности неточностей и даже ошибок в его книге. Она ведь написана, что называется, «по горячим следам». Такие ошибки, как известно, допустил и Фадеев в своей «Молодой гвардии», но ни у кого не возникало намерения запретить его книгу.
Автор: Мальцев Сергей Валерьевич, член Союза журналистов СССР