Ведьмы и колдуны
Павел Федорович Коноплев, старик (ныне умерший) 68-ми лет, из крестьян Тверской губернии, с малолетства жил в Москве, занимаясь торговлей яблоками, цветами на улице. В трезвом виде — почтенный на вид, рассудительный человек, в пьяном — отвратительный ругатель, а запивал он раза в четыре в год обязательно. Последние два года вел очень трезвую и воздержанную жизнь, стал набожным, ходил часто в церковь, но перед тем гадал о том, «какому святому лучше молиться»: на десяти клочках бумаги попросил написать (сам он был неграмотным) имена десяти известных святых, бумажки, свернутые в трубочки, сложил в картуз, встряхнул и попросил постороннего человека вынуть билетики. Был вынут билетик с именем Симеона Столпника и с тех пор Павел Федорович ходил только в церковь во имя этого святого на Поварской улице и только перед иконой его ставил свечу. Он не был знаком с его житием и, когда узнал о нем от меня, очень восхитился им и Симеона называл «великолепным святым»:
— Вот это я понимаю, сорок лет простоять на столбе!
В течение этих двух лет воздержания он приоделся, скопил деньжата, стал очень рассудительным, иногда «философствовал». Раз, сидя со мной за чаем в трактире, он говорил:
— Человек рождается для того, чтобы причинять другому человеку вред и жить подлецом, а ты воздержись от вреда и подлости и будешь спасен. Насчет пития спиртного:
— У кого карахтер смирный, тому и выпить немного не грешно, а у кого карахтер скверный, тому лучше совсем не пить. Вот у меня карахтер подлый, я и бросил пить.
За несколько дней до смерти он передал «ребятам», т. е. своим товарищам по торговле 10 рублей с тем, чтобы те помянули его в день похорон. Но «ребята» не захотели ждать этого дня и пропили их тот же час, как получили их. На свои похороны он не оставил ни копейки, потому что «государство обязано похоронить его на свой счет». Умер он «по-христиански», т. е. с зажженной восковой свечкой в руке. Похоронен он был на счет домоуправления. Хозяину комнаты он отказал бараний тулуп, но Ванька Гоголь, уличный торговец, пьяница и талантливый рассказчик похабщины, «доказал», что «тулуп насквозь пропитан бациллами», и тулуп торжественно был отнесен на Смоленский рынок, продан за 12 рублей, а деньги были пропиты.
Еще раньше, до своего воздержания от спиртного пития, Павел Федорович рассказывал мне о ведьмах, домовых, колдунах; кое-что из этих рассказов я записал.
Какая женщина — ведьма, можно легко узнать: возьми в четверг на Страстной неделе борону и поставь в переулке, а сам иди в церковь, к Двенадцати евангелиям. Как служба окончится, иди с зажженной свечой и сядь под борону, и сколько их есть в деревне, все одна за другой пройдут мимо бороны. У нас один парень делал в деревне эту самую штуку. И как засел под борону, видит — несутся они, окаянная сила, будто вихрем их гонит. Целых пять ведьм прошли, а на него не глядят. И увидел он промежду них свою тетку родную.
— Ежели бы, говорит, кто сказал мне: «твоя тетка ведьма», — в жизни не поверил бы, а тут своими глазами увидел.
Только парень сплоховал. Ему надо бы помалкивать, а он разблаговестил по всей деревне. А раз по пьяному делу поругался с теткой и говорит:
— Ты, чортова кума, порчу на людей да на коров напускаешь. — И рассказал, как ее видел из-под бороны.
Она и говорит ему:
— Ну, племянничек, ты это попомни, а я не забуду. И вскорости после этого захирел паренек.
— Чую, говорит, кто-то по ночам кровь сосет из меня, а проснуться не могу. Пропадать приходится парню. Ну, что делать? Да был в дальней деревне знахарь один, лечил травами да и знал многое. А человек из себя простой и тихий, водки капли не пил. И повезли парня к этому знахарю. А тот посмотрел на парня и говорит:
— Нарвался ты, голубчик, на ведьму: она из тебя кровь сосет. — И взял он ведро воды. — Ну-ка, говорит, глянь, может кого и увидишь.
Глянул парень на воду, видит — тетка. А знахарь спрашивает:
— Узнал?
— Узнал, говорит, тетка родная.
— Вот то-то и есть, — говорит знахарь.
И трое суток продержал парня у себя, зоревой водой умывал, отваром каким-то поил. И пошел парень на поправку. А напоследок знахарь говорит:
— Мой совет такой: про ведьм да колддунов язык не распускай, не то они тебя так удостоят, что ты век не человеком станешь. — И дал он ему тельный купарисовый (Т. е. кипарисовый.) крестик. — Носи, говорит, не снимай, ничего тебе ведьма не сделает. — И дал еще бутылку какого-то отвару. — Ты, говорит, этим составом плесни в рожу тетки — посмотришь, что из этого выйдет.
Ну, парень, как приехал домой, идет себе по улице этак спрохвала, вроде как бы для променажу. А тетка ему навстречу.
— Что, говорит, племянничек, к знахарю ездил? А он говорит:
— Ездил и тебе подарочек привез, — да и давай поливать ее из бутылки.
И-и-эх! Завертелась, завизжала тетушка. А он ее р-раз! по зубам... р-раз! — и пошел катать! Сбежался народ.
— Прибавь! — кричит. — Бей ее до полусмерти, а то от нее житья нет!
Ну, и потрепали тетеньку здорово. После того она в волостной суд подавала на племянника. А суд говорит:
— Что же ты жалуешься? Ведь по закону не племянника, а тебя надо судить, потому что человеческую кровь высасывать строго воспрещено, а ты, как пиявка, сосала из него кровь… Мы, говорит, твое дело оставляем без последствий, а ты раскайся и ступай в монашки, грехи отмаливать.
Так она аж зубами заскрежетала. Ну, пошла ни с чем. Так и подохла ведьмой, а сделать парню ничего не могла, потому на нем завсегда был купарисный крест. Тут ее колдовство не помогало. А без того ему не сдобровать бы.
И сколько раньше было ведьм, так это страсть. И все, знаешь, бабы. Это с самого начала веков так повелось, чтобы этим делом бабы занимались. Были и мужчины, но то колдуны. Это похитрее и посильнее баб будет. Колдун может сделать такое, что ведьма и не подумает. И было так заведено, что Колдовство от отца к сыну передавалось. Только один сын воспротивился, не захотел быть колдуном. Не хочет принимать от отца колдовства, а без этого отец не может умереть. Лежит, мучается. Вот под конец говорит:
— Затопите печку.
И как затопили, потребовал веник, и на этот веник выплюнул свое колдовство.
— Поскорее, говорит, суньте в печку.
И как сунули — в трубе разные голоса: завыло, закричало. Ну, конечно, нечистая сила, с досады, что не удалось вселиться в человека. Тут и старик помер, а то все мучился.
Ну, эти ведьмы и колдуны все от нечистой силы работали, а то были такие, которые сами по себе доходили до всего, тайные науки изучали. Это тоже были мастера хорошие, только они не портили людей, а помогали им. Ежели колдун напустит на кого, так вот эти ученые и помогали...
Да ведь все это в старину было. Тогда люди жили крепкие и сильные, а теперь народ измельчал, пошла сволочь поганая, а не люди. Хитрые-то они — это верно, а только ума у них настоящего нет. Копошатся, как черви в навозе, а настоящей жизни не знают.
Записано в июне 1926 г.