Водяной и русалки

     С лета 1914 г., живя на квартире у купца К. А. Головина, в Москве на Сивцевем Вражке, я 15 сентября при неосторожном падении сломал ногу. Все городские больницы были переполнены раненными на войне, и мне пришлось лечиться на дому. В течение трех месяцев, которые я пролежал в постели, за мной ухаживала теща Головина — Любовь Григорьевна Беккель, старушка шестидесяти лет. Нередко она присаживалась к моей постели и, чтобы мне «не скучно было лежать», рассказывала мне о старине, домовых, русалках, тому подобной «погани». Таких рассказов у нее в запасе было много и рассказывала она их с увлечением. Родилась она в довольно зажиточной мещанской семье г. Владимира-на-Клязьме, но когда ей было 14 лет, отец ее разорился на какой-то спекуляции, дом и все имущество его было продано с молотка. Любовь Григорьевне ради куска хлеба пришлось «идти в люди» — наниматься нянчить детей у владимирских «господ» (чиновников). Двадцати лет она вышла замуж на выкреста из евреев Беккеля, служившего сперва надзирателем, потом помощником смотрителя губернской тюрьмы. За двадцать лет жизни с мужем у нее родилось четыре сына, три дочери, всех она воспитала, вывела в люди. В пору нашего знакомства она жила у средней дочери (жены купца), ухаживая за маленьким внучком. Была она неграмотная, но любила слушать интересное чтение. Из всего прочитанного мной для нее ей особенно понравились «Коробейники» Некрасова.

     Водяной — тоже нечистый дух, живет в омуте. Где кому назначено, там и живет: леший в лесу, домовой — в доме, а водяной — в омуте. И обертывается он так, как ему требуется. Люди так говорят. Вот в нашем доме жил на квартире сапожник из отставных солдат, Антиков, и рассказывал про это. А я тогда девчонкой была — и вот все еще помню. Ну, не все, конечно, где уж там, ведь давно было... Вот и рассказывал:
     Я, говорит, его два раза видел. Раз, говорит, осенью лунная ночь была, а я привез на мельницу рожь молоть. Смотрю, говорит, иде-ет по гребле. Ни дать, ни взять, говорит, обезьянка. Шел, шел, да бултых! в воду... А другой, говорит, раз я уже на военной службе был... Идем, говорит, походом, видим — сидит над рекой старик лохматый, весь волосами оброс. Нос, говорит, крючком, глазища большие, страшные... Ну, говорит, известно, какой наш брат-солдат отчаюга! Вот, говорит, и крикнули ему:
— Эй ты, анафема! Чего сидишь, задумался?
     А он, говорит, сейчас прыгнул в воду и скрылся. Должно, говорит, выходил на солнышке погреться.
     Вот, значит, и выходит, что он по-всякому может обернуться. А занятие его такое — чтобы топить. Кому судьба определена утонуть, того он не упустит: и час, и случай найдет. И ведь так запрячет, что ищут-ищут люди да и бросят. А как отпустит, так он и всплывет. Тут надо средство такое знать.
     Вот у нас, во Владимире, случай был. Пошли девушки на реку купаться. Пятеро их было. И купались благополучно, и уж под конец одна утонула. А так было: четверо выкупались, стали одеваться, а пятая все еще плавает, а сама смеется да гогочет. Ну, понятно, шутки ради. Смеялась-смеялась, да как крикнет:
— Ой, подруженьки, тону! Спасите!
     Они думали — она смеется, а она пошла ко дну. Они и заметались, сами не знают, что делать. Пока побежали в город, пока дали знать — время прошло немало. Сбежался народ, кинулся искать. На лодке плавали, невод закидывали, баграми щупали — не нашли... Народ и говорит:
— Явное дело — водяной держит у себя.
     А в каком месте притаился водяной, никто не знает. Вот тут и нашелся один человек. Взял дощечку.
— Давайте, говорит, мне горячих углей и ладану.
     Ну, сейчас принесли ему. Насыпал он на эту дощечку углей, потом ладану, пустил на воду.
— Где, говорит, остановится, там и ищите.
     Вот плавала, плавала дощечка и остановилась. Стали искать на том месте — и вытащили. Утонула в одном месте, а нашли в другом, сажен за пятнадцать — вон куда утащил! Принялись откачивать, да время уж упустили, не откачали. Ну, а все же похоронили по-христиански. А то бы пропала душа ее навеки.
     Это вот как бывает: ежели ее найдут — ее счастье, а не найдут — душа ее тоскует и будто сорок дней блуждает по земле, все ожидает, пока не отыщут ее тело и не похоронят. Ежели не найдут, водяной и станет хозяином над ней, и сделает он ее красавицей, и она постоянно живет в омуте. Вот будто эта самая и есть русалка. А когда летом бывает лунная ночь, она выходит из омута и поет. А голос у нее такой, что хоть какого человека обворожит, и этот человек станет сам не свой и пойдет всюду за ней. Она и заведет его в омут, а водяному от этого прибыль: есть еще одна грешная душа.
     Так рассказывают, а у других по-иному выходит. Эти, говорят, русалки, водяные, домовые, словом, вся эта поганая нечисть, с самого изначала мира была: как сотворено было все на земле, так и она была заведена. Вот и русалки тогда же появились. А утопленницы, говорят, тут не при чем.
     А где правда, как узнаешь? А что души умерших блуждают по земле, так это верно. Это вот чьи души: кто был злодеем и умер без покаяния, потом колдуны, ведьмы, которые тоже не покаялись. Их земля не принимает: тело лежит в земле, а душа без приюта по земле ходит. У одних тенью ходит, а у других свечкой горит.
     А то вот еще ходят по земле тоже без приюта проклятые люди, которых отец с матерью прокляли и от которых Бог отказался. Ну, этим нет смерти до самого Страшного Суда. Вот, говорят, и Каин по месяцу бродит за то, что брата убил. Этого сам Бог проклял. А вот Иуда в аду, на коленях у самого Сатанаила сидит и кошелек в руке держит. И удивительно, как все распределено, во всем порядок заведен: кому как быть, кому какое наказание.