Первый арест

Приехав в Омск, Валериан сейчас же связался с партийной организацией и вскоре был избран в Омский комитет РСДРП, который в большинстве был большевистским. На Валериана было возложено общее руководство пропагандистской работой. И сам он вел несколько рабочих кружков. Тогда Валериану не было еще и восемнадцати лет.

В этот период Валериану приходилось неоднократно выезжать в Каинск, Петропавловск, Барабинск и другие степные города для организации массовок и руководства революционными кружками железнодорожных рабочих и молодежи.

Очень давно, еще в мои гимназические годы, Валериан меня познакомил в Томске с одной девушкой года на два старше меня. Он назвал ее своей ученицей. Вскоре после смерти брата я встретилась с ней в Москве. Она была уже врачом. Я пригласила ее к себе. Мне хотелось поговорить с ней о том периоде работы брата, который мне был менее знаком.

Она мне рассказала любопытный случай о работе брата среди молодежи в Петропавловске. Этот рассказ относится к периоду избирательной кампании во II Государственную думу.

«Однажды моя подруга по гимназии позвала меня на вечеринку. Я охотно согласилась, — рассказывает врач. — Когда мы пришли туда, меня поразило то, что было много публики и большей частью незнакомой. Тут были и реалисты, и гимназистки, и рабочие девушки и юноши, а также продавцы и продавщицы из магазинов,- Я, разочарованная всем этим, решила уйти, но подруга меня не отпустила. Она стала меня уверять, что будет весело и интересно. Я осталась. Среди всей публики был только один студент. Он был высокий, с пышной вьющейся шевелюрой, с большими серыми глазами. Его фамилия, как мне сказали, была Касаткин.

Настроенная на танцевальный лад, я подумала: «Пригласит ли меня танцевать этот студент?»

Было очень шумно. Стали играть в фанты. Я проиграла свой фант и должна была петь.

Я стала отказываться. Мне не хотелось петь среди незнакомых, но Касаткин стал уговаривать меня. И он так просто, по-товарищески, подошел ко мне, что я согласилась петь, но все же меня страшно смущал внимательный взгляд Касаткина. Когда я кончила петь, Касаткин очень громко аплодировал, потом подошел ко мне и сказал, что я очень хорошо пою, но странно, что я смущаюсь среди такой же молодежи, как я сама.

— Будьте проще, ведь это все ваши товарищи! — говорил он.

Начались танцы, и вот я вальсирую с Касаткиным. И вместо обычной веселой болтовни я слышу разговоры о прочитанных книгах и таких вопросах, к которым я совсем не была готова. Танцуя с другими, я узнаю, что Касаткин часто приезжает к нам, что сегодня он сделает нам доклад о Государственной думе, что он друг петропавловской молодежи. Все его мне хвалили.

Меня поражало, с какой почтительной лаской относились все к этому Валериану Касаткину. По всему чувствовалось, что он любимец молодежи. Его звали просто Валерианом.

Потом в каждый его приезд в Петропавловск я обязательно бывала на вечеринках. Я уже знала, что танцы устраиваются для того, чтобы привлечь молодежь и не возбуждать подозрения полиции.

Касаткин научил нас иначе смотреть на жизнь. Мы уже знали, что существуют партии большевиков и меньшевиков, как и за что они борются. Он учил нас распознавать меньшевиков, не доверять им и бороться с ними.

Мы помогали Касаткину прятать литературу, разбрасывать прокламации, предупреждать партийную организацию об опасности, о слежке полиции — и много других обязанностей было возложено им на нас.

Кроме всего мы много читали. В его приезды кто-нибудь из нас выступал с рефератами на политические темы. Но Валериан вел с нами беседы и на другие темы. Он смеялся над теми, кто забрасывал читать классиков. Он говорил нам, что революционер должен быть образованным и культурным, что каждый может получить образование, если только постарается. Неграмотный не может быть хорошим революционером.

Потом нам сообщили, что Касаткин арестован. Тяжело переживала петропавловская молодежь его арест и всячески старалась наладить с ним связь.

Сколько было радости, когда мы получали письма от Касаткина! В каждом письме, которое нам удавалось получить, он писал о том, что нам нужно делать, что читать, где достать книги, и т. д.

Несколько лет спустя я приехала учиться в Томск. Однажды я шла со своей подругой, приехавшей в Томск из Барабинска. Мы встретили Валериана. Он еще издали нас заметил и приветливо снял свою шляпу. Он подошел к нам, радостно улыбаясь и приветствуя нас:

— Вот не ожидал кого встретить... Здорово!

— Кукушкин! — весело вскрикнула моя подруга. «Не может быть такого сходства», — подумала я и, поправляя подругу, сказала:

— Касаткин!

— Нет, я сейчас Куйбышев! И представьте себе — нарымский ссыльный. В Томск приехал только, чтобы проститься с матерью и сестрами, которые уезжают в Тамбов. Ну, а я, конечно, опять в Нарым.

— Так значит вы нас обманывали? — вырвалось у меня.

— Вас нет и вас тоже нет, — обратился он к каждой из нас, — а полицию и жандармов обманывал, сознаюсь — обманывал, — и он весело рассмеялся».

***

Но не только среди молодежи вел революционную работу Валериан, слывя Касаткиным в Петропавловске, Кукушкиным — в Барабинске. Он много и энергично работал среди железнодорожников.

— Он был молод, но всегда сосредоточенно серьезен, и все, что скажет, — чувствовалось, что обдумал, взвесил и, убедившись сам в правоте, убеждал нас, — рассказывает один петропавловский рабочий-железнодорожник.

В том же 1906 г. в лесу, за четыре километра от Петропавловска, около озера Пестрое, собрались рабочие депо, механических мастерских и других предприятий.

Все пришедшие в лес разместились маленькими группами. Около каждой группы валялось несколько пустых пивных бутылок, предназначенных для обмана полиции, если бы ей вздумалось проследить, что делают рабочие в лесу.

Тут и Касаткин. Он говорит о борьбе с меньшевиками, о том, что омская организация разоблачила меньшевиков и вытеснила их отовсюду.

Страстно и убедительно звенел молодой голос Валериана. Внимательно слушали его рабочие. Оживленно проходил митинг.

Вслед за Касаткиным примчался меньшевик. Он старается скомпрометировать большевиков и лично Валериана. Но рабочие не хотят слушать меньшевика.

Неожиданно появилась полиция и вскоре за нею — солдаты петропавловского гарнизона.

— В чем дело? — возмущались рабочие. — Разве мы не имеем права гулять в лесу?

Некоторые даже пытались симулировать опьянение. Но полиция и солдаты пустили в ход нагайки. Рабочие стали защищаться, чем могли, пустив в ход и бутылки.

Валериан тоже пострадал от солдатской нагайки, но ему удалось скрыться. Его разыскивала полиция, но безуспешно. Рабочие не выдали своего руководителя.

***

Валериан горел на работе. Несмотря на то, что ему, как затравленному зверю, приходилось бегать от полиции из города в город без средств к существованию, он никогда не унывал, никогда его не видели уставшим или растерянным. Он всегда был бодр и умел ободрить слабых и приунывших.

Валериана любили за его смелость, отвагу и удачные выдумки.

Один железнодорожный рабочий вспоминает такой случай.

Было получено известие, что через Петропавловск следует эшелон с политическими заключенными.

Валериан рассказал рабочим-железнодорожникам, что заключенные нуждаются в деньгах и в продовольствии и что им нужно помочь. Кроме того, нужно вообще организовать встречу, чтобы поднять настроение у узников царизма.

Валериан рассчитывал так: соберутся рабочие депо и мастерских у остановившегося поезда, это привлечет внимание жителей города, и, конечно, соберется толпа.

— Хорошо бы цветы, — нерешительно сказал Валериан.

— Будут и цветы, и музыка будет! — радостно подхватили рабочие.

Не легко было остановить поезд с заключенными около депо, но все же это удалось. Собралась большая толпа. Музыки не было, но раздалось пение революционных песен, появились учащиеся с цветами. Жандармы, охранявшие поезд, заволновались. По телефону была вызвана полиция и солдаты.

Толпа любопытных и сочувствующих около вагонов с заключенными все росла. Солдаты, явившиеся на помощь к жандармам, не могли подойти к поезду. На всех путях ревели паровозы, выпуская клубы дыма и пара, которые образовали непроницаемую завесу, отделившую демонстрантов от солдат.

Передав деньги, провизию и цветы арестованным и обменявшись с ними приветствиями, рабочие и встречающая поезд молодежь стали осторожно расходиться, а гудки паровозов продолжали гудеть, и дымовая завеса не уменьшалась до тех пор, пока эшелон с арестованными не покинул станции Петропавловск.

Об этом случае нам брат тоже рассказывал, но, как всегда, умолчав о своей роли. А рабочий Кузнецов говорил, что роль Валериана в организации встречи была большой и серьезной.

20 ноября 1906 г. в Омске собралась конференция для выборов делегатов на V партийный съезд. Подавляющее большинство делегатов были большевики. Конференция собралась на окраине города в маленьком доме. Конференция шла своим порядком. Вдруг вбежал один товарищ и сообщил:

— Дом окружен казаками и полицией.

И правда, моментально вслед за этим запоздалым предупреждением в дом вломилась полиция, а за ней и казаки.

— Руки вверх! Будем стрелять!

Арестовали всех 38 участников конференции, не обыскивая вывели на улицу и под охраной полиции и казаков отвели в участок, где поместили всех вместе в душной маленькой комнате. Воздуха было мало. Стало невозможно дышать.

— Выбить окно! — предложил кто-то.

Валериан, сидевший близко к окну, выбил стекло ногой.

Ворвался свежий морозный воздух. Стало легче дышать. Все ободрились.

— Петь! Петь! Давайте петь!

Арестованная девушка ватянула звонким контральто революционную песню, ее подхватили все.

После трехчасового пребывания в участке арестованных под усиленным конвоем повели в тюрьму. Валериан заметил, что один парень сильно нервничает. Он тоже первый раз был арестован.

— Что ты дрожишь, Молодов?— спросил его Валериан.— Боишься?

— Нет, так — какая-то нервная дрожь!

— Нас много. Не падай духом! — сказал Валериан.— Вот только жаль, что не успели делегатов выбрать, дай того, что у тебя на квартире литература осталась!

В тюрьме всех мужчин посадили в одну камеру. Стали обсуждать положение. Среди арестованных были только двое, ранее побывавшие в тюрьме, а остальные ни разу не сидели в ней. Один из «стариков» стал объяснять молодым, как нужно вести себя в тюрьме, на допросах, на суде.

Решили не только не давать никаких показаний, но и не отвечать на вопросы о своих фамилиях. Каждый должен был ограничиться фразой:

— Я представителям царского суда никаких показаний давать не буду.

Так и действовали.

В тюрьме Валериан был выбран политическим старостой. Он вел переговоры с тюремной администрацией. Во время возникавших конфликтов он обнаружил твердость и огромный такт, ему всегда удавалось защитить интересы арестованных товарищей.

Из тюрьмы Валериан поддерживал связь с оставшимися на воле товарищами. Ему приносили хлеб, в который были вложены записки. Он писал на рукавах и воротнике своих рубашек инструкции своим кружкам и приходившим к нему на свиданье отдавал рубашку как бы для стирки.

Содержали арестованных сравнительно свободно. На свидания к ним допускали не только родных, но и друзей.

Идя домой со свиданья с Волей, я и моя сестра Женя горько плакали. Послали домой телеграмму: «Воля предан военно-полевому суду».

Отец, получив эту телеграмму, прискакал в Омск.

Когда сообщили брату, что его на свидание вызывает отец, он очень взволновался. Думал, что отец будет его упрекать, просить отказаться от своих взглядов, одуматься. Вообще ждал тяжелых разговоров с отцом, но твердо решил, что не склонится ни на одно предложение отца, идущее вразрез со своими убеждениями.

И каково же было его удивление, когда вместо упреков отец бросился к нему с радостным восклицанием:

— Как я рад!.. Как я рад!.. Мальчик мой!.. Слава богу!..

Валериан недоумевал: чему радуется отец?

Оказалось, отец только в тюрьме узнал, что Валериану предстоит не военно-полевой суд, а просто военно-окружной. Телеграмму мы, оказывается, неправильно составили.

Отец с Валерианом дружески беседовали и расстались друзьями. Отец и не думал упрекать Волю или разубеждать его в чем-либо.