Снова в ссылку

     В августе 1915 г. Валериан из Петербургской тюрьмы был выслан в село Тутуры Иркутской губернии на три года под гласный надзор полиции.
     Из тюрьмы высылаемых под усиленной охраной привели на Николаевский вокзал и посадили в последний вагон поезда с решетками на окнах. Около вагона шагали конвойные и отгоняли всех, кто пытался подойти к нему.
     Несмотря на это, провожающих собралось очень много, они передали арестованным провизию, деньги и приветы друзей...

     До Красноярска все арестованные держались вместе, делились продуктами, обменивались впечатлениями, обсуждали события. В Красноярске сменился конвой и потребовал, чтобы все арестованные женщины сели в одно отделение, а мужчины — в другое. Кроме того, было запрещено ходить по вагону и разговаривать. На попытки восстановить прежний режим в вагоне конвойные отвечали угрозой заковать неподчиняющихся в кандалы.
     Валериан, возмущенный таким отношением конвойных вступил о ними в споры. К нему присоединились другие арестованные. Начался настоящий бунт. И только таким образом удалось восстановить прежний режим в вагоне.
     В Иркутске всех посадили в тюрьму. Войдя в свою камеру, Валериан бросился к окну, чтобы посмотреть, куда оно выходит.
     — Отойдите от окна, здесь не разрешают этого. Будут стрелять, — остановил Валериана арестованный, находившийся в этой же камере.
     Режим в тюрьме был ужасный. Не разрешалось ни петь, ни громко разговаривать, ни читать. Кормили какой-то бурдой, в которой плавали черви.
     Глубокой осенью, в ноябре 1915 г., арестованных отправили к месту ссылки.
     Морозные дни сменялись проливными дождями. Дорога по Иркутскому тракту то покрывалась кочковатой ледяной корой, то превращалась в вязкую грязь.
     Итти было трудно. Отставать нельзя — солдаты грозили прикладами.
     По четыре человека в ряд шагали политические арестанты.
     Валериан шагал бодро, поддерживая под руку своего соседа. Многие вполголоса напевали революционный марш или песню сибирских каторжников. Громко петь не позволяли.
     Холодно, неприютно, невесело...
     — Зачем поют печальные песни, хорошо бы спеть веселую, бодрую, — говорит Валериан своему соседу.
     Гей, друзья! Вновь жизнь вскипает,
     Слышны всплески здесь и там.
     С нею радость мчится к нам,
     Радость жизни, радость битвы
     Пусть умчит унынья след...
     Эту песню робко начал один из молодых арестованных.
     Валерьян повертывается к нему, удивленно и радостно спрашивает:
     — Откуда ты знаешь моё стихотворение?
     — Его вся наша молодежь знает. Мы его все переписали и выучили, а я к нему и мотив подобрал. Ведь вы же хотели веселую, бодрую песню?!
     К 1 декабря 1915 г. пришли в Тутуры. Ссыльные, освобожденные от конвоя, разошлись по селу в поисках квартиры. В крестьянской избе Валериан снял себе маленькую комнату, в которой помещались только кровать, стол и стул.
     Ссыльные сразу по приезде и Тутуры организовали столовую в большой крестьянской избе. Здесь же вели беседы на политические темы, читали рефераты.
     — Как живется здесь? — спросил Валериан ссыльных, раньше прибывших в Тутуры.
     — Скучно жили мы без вас. Ни собраний, ни лекций. Даже читать нечего.
     Часто собирались на вечеринки в обширной избе, чтобы потанцевать с деревенской молодежью. За танцами проводили беседы на политические темы, играли, пели, декламировали. С каждым разом вечеринки посещало все больше и больше молодежи; приходили ссыльные из села Головновка и других.
     Любили петь «Варшавянку», «Марсельезу», «Замучен тяжелой неволей».
     Деревенская молодежь тоже выучила эти песни и распевала их на улице под гармошку. Полиция иногда вмешивалась, но большею частые проходила мимо, как бы не понимая, какую песню поет молодежь.
     Как-то один деревенский парень обратился к Валериану с просьбой объяснить ему смысл слов «замучен тяжелой неволей».
     — Вот вы в неволе, а какой веселый... — смущенно говорил он.
     Валериан стал рассказывать ему о всех ужасах царской неволи, о тюрьмах и каторгах.
     — Что же, вас ждет такая же участь, если вы не подчинитесь царским жандармам?
     — И меня может постигнуть такая же участь.
     — И вы не пугаетесь?
     — Нет, не пугаюсь.
     — Да, видно, правда за хорошее дело боретесь.
     И паренек стал еще задавать вопросы. Валериан терпеливо и толково разъяснял ему все. С тех пор молодежь все чаще стала обращаться к нему за объяснением тех или других вопросов. Таким образом, Валериан приобрел среди деревенской молодежи популярность, уважение и любовь.
     — Чудно смотреть, как Куйбышев сам прибирает свою комнату, даже пол сам моет, — говорила одна девушка, застав Валериана за мытьем пола. — Вы бы меня покликали, — просила она. — Я бы и убрала.
     — А я и сам могу. Видишь, как хорошо вымыл. Это легко! Пол деревянный. Вот в тюрьме труднее, там каменный
пол, и то я его научился до блеску натирать.
     — Вы все умеете делать? — смеется девушка.
     Валериан весело рассказывает ей, что он умеет варить кашу и суп.
     — А вот блины печь не умею, это трудное занятие, ты меня как-нибудь поучишь.
     Многие из молодежи приходили к нему с просьбой позаниматься с ними. И Валериан старался найти учебники и помогал желающим изучать математику или другие предметы.
     «Куйбышев любил детей. Однажды я устроил для деревенских ребят маленький праздник. Пришел и Куйбышев. Он весело занялся с ними разными играми. Он удивительно хорошо умел подходить к детям, и они любили «дядю Валериана», — пишет один товарищ по ссылке.
*
     Большевики вели оживленные споры с меньшевиками и эсерами по вопросу об империалистической войне. Валериан организовал рукописный журнал, в котором широко обсуждался этот вопрос. Чтобы оживить журнал, Валериан ввел в нем литературную страничку.
     Нашлись ссыльные, которые хорошо писали рассказы и стихи на злобы дня, на темы быта ссыльных. Нашлись и художники, которые иллюстрировали рассказы и стихи.
     Работы над журналом было много. Все нужно было сделать от руки. Журнал получался интересный, красочный. Среди ссыльных и местной молодежи он переходил из рук в руки.
     В селе все знали Валериана. Крестьяне смотрели с уважением на молодого человека «благородного собой, а такого простого».
     Вести с воли приходили в Тутуры только с «попутным ветром», т. е. только с новыми ссыльными. Почта работала плохо. До станции железной дороги было 350 километров.
     Загрустил Валериан, потянуло его в центр, к рабочим организациям. Он знал, что там его силы нужнее, там он может принести больше пользы. Воспользовавшись масленицей, когда жители пекут блины, катаются на тройках в широких сибирских кошевах (санях) и бдительность полиции тоже в некоторой степени ослабевает, Валериан садится с товарищами в сани и просит крестьянина, чтобы тот повез их кататься в соседнее село Качуг.
     — В гости к товарищам, — объяснил Валериан.
     Весело, шумно выезжают из Тутур. Скрипит снег под полозьями саней, мягко подпрыгивают сани на ухабах дороги. Все поют веселые, праздничные песни и радостно смеются.
     У крестьянина тоже праздничное настроение. Он не подозревает, что его обманывают, что у седоков его уже не такое веселое настроение, что они озабочены, как бы не встретиться со стражником, без разрешения которого никто не мог уехать даже в ближайшее село. Но возница, слыша их веселые песни и смех, спокоен.
     Прошла масленица. Стражники пошли по избам проверять, все ли ссыльные на местах. На квартиру к Валериану тоже пришел стражник.
     — Где Куйбышев?
     — Он ушел к товарищам, — сообщает хозяйка.
     — А тут он, в Тутурах? Не бежал?
     — Куда он денется? Тут, конечно, тут!
     Через несколько дней стражник опять приходит.
     — Куйбышев дома?
     — По слухам, в Качуг уехал...
     — Как в Качуг! — вскричал стражник. — Да как он смел самовольно отлучаться из волости? Что он, закона не знает?
     Бросился стражник в волостное село Жигалево, где был телеграф. Запросил Качуг.
     — Прибыл к вам Куйбышев?
     — Нет, не видели!!
     Стражник понял, что Куйбышев бежал.