Иностранные принцессы при российском дворе: страницы истории
Дмитрий Овчинников
Среди множества преобразований Петра I – первого российского императора и «Отца Отечества» - одним из наиболее важных для последующей российской истории оказалось пресловутое «Окно в Европу». Среди прочего, оно выразилось в новом обычае женить наследников российского престола и других представителей царствующей династии на принцессах из европейских царствующих домов. В допетровскую эпоху, согласно старой традиции, русские самодержцы выбирали жён из числа боярских дочерей, тем самым, естественно, возвышая тот или другой боярский клан. Конечно, из этого правила случались исключения – скажем, Софья Палеолог, племянница последнего императора Византии Константина XI Палеолога, вторая жена Ивана III и мать Василия III. Можно вспомнить также неудачную попытку первого царя из рода Романовых, Михаила Фёдоровича, выдать свою дочь Ирину замуж за датского принца Вальдемара. Но в основном эта традиция сохранялась. А что касается царевен, то они, как правило, на всю жизнь оставались в девах и вели максимально уединённую жизнь, скрытую от посторонних глаз. Выдавать замуж их было просто не за кого. Теоретически возможные варианты – либо за своих подданных, либо за иностранных принцев иной веры – считались неприемлемыми. Из подобных прецедентов ещё вспоминается разве что дочь Бориса Годунова Ксения, которую «царь Борис» пытался выдать замуж за разных европейских принцев, например, Иоганна Шлезвиг-Гольштейнского, брата короля Дании Христиана IV. Правда, безуспешно – жених неожиданно скончался при не до конца выясненных обстоятельствах. Будто бы от болезни, но бытует версия и об его отравлении недругами Годунова.
Боярышня (Ксения Годунова). Художник К. Е. Маковский, 1897 г.
Новый обычай, заложенный Петром, тем самым покончившим с «кровной изоляцией» русских царей, по большому счёту, продержался целых два века, до Февральской революции 1917 г. Хотя снова не обошлось без исключений, и ближе к концу царствования Романовых их становилось всё больше. Скажем, Мария Николаевна, любимая дочь Николая I, сочетавшаяся первым браком с герцогом Максимилианом Лейхтенбергским, сыном Евгения Богарне – вице-короля Италии и пасынка Наполеона Бонапарта, во втором браке, причём тайном, стала женой графа Г. А. Строганова. Великая княгиня Ольга Николаевна, дочь Александра III, после развода с первым мужем, герцогом Петром Ольденбургским, вышла замуж за ротмистра Кирасирского лейб-гвардии полка Н. А. Куликовского. Великий князь Павел Александрович первым браком был женат на греческой принцессе Александре Георгиевне, умершей в 1891 г. при рождении второго ребёнка – будущего великого князя Дмитрия Павловича, одного из убийц Григория Распутина. Затем он заключил морганатический брак с О. В. Пистолькорс, урождённой Карнович, бывшей женой генерала Эриха фон Пистолькорса. Великий князь Михаил Александрович, брат последнего императора Николая II, вопреки воле самодержца женился на Н. С. Вульферт, урождённой Шереметьевской, дочери московского адвоката. В конце концов, как не вспомнить Александра II, который сначала женился по воле родителей на немецкой принцессе, а затем, после её кончины, сочетался морганатическим браком с княжной Е. М. Долгорукой, с которой долгое время находился в связи.
Интересно, кстати, что сам Пётр не последовал введённому им правилу, и не женился на иностранной принцессе, хотя вполне мог это сделать – кто бы из европейских царствующих домов посмел отказать российскому царю, особенно после побед над шведами в Северной войне. Его первой женой была Е. Ф. Лопухина, сосватанная ему матерью Натальей Кирилловной в 1689 г., а второй стала Марта Скавронская, в православии Екатерина Алексеевна, в январе 1725 г., после смерти Петра, взошедшая на российский престол под именем Екатерины I. Она хоть, по-видимому, и была иностранкой (доподлинно её происхождение неизвестно до сих пор), но царских кровей у неё, судя по всему, не было. Но Пётр, по-видимому, посчитал себя вправе пренебречь этим обстоятельством, выбрав жену по своему желанию и не сообразуясь с политическими интересами. У его «сукцессоров», начиная с сына, Алексея Петровича, женой которого в 1711 г. стала 17-летняя принцесса Брауншвейг-Вольфенбюттельская Шарлотта Кристина София, такой счастливой возможности не оказалось. Брак оказался неудачным, а сам Алексей, как известно, погиб в Петропавловской крепости в 1718 г. – то ли не выдержав условий заключения и применявшихся пыток, то ли просто убитый по приказу отца.
Портрет Шарлотты Кристины Брауншвейг-Вольфенбюттельской. Неизвестный художник, 1720-е гг.
Вообще, в этом контексте можно выделить очень много занимательных историй, которые до сих пор служат источником вдохновения для многочисленных писателей в жанре исторической беллетристики. И именно по причине своей плодотворности эта тематика едва ли когда-то утратит свою актуальность и востребованность.
Институт династических браков, характерный для монархических режимов и ныне утративший былое значение, в XVIII-XIX вв. был весьма распространён, благо почти вся тогдашняя Европа была сплошь монархической. Хрестоматийный пример – Луиза, королева Дании, жена короля Христиана IX, мать российской императрицы Марии Фёдоровны и английской королевы Александры. Её называли «тёщей всей Европы», поскольку её многочисленные дети и внуки путём династических браков связали между собой едва ли не все королевские и императорские дома Европы. Династические браки рассматривались как политический инструмент влияния, с помощью которого большие державы решали свои задачи – прежде всего геополитического характера. Но далеко не всегда этот инструмент приносил желаемые плоды.
Основным «рынком невест» для Дома Романовых стала Германия. Если проследить историю с начала XVIII в. и до 1917 г., то мы увидим, что подавляющее большинство невест, прибывавших в Россию для заключения династических браков, представляли различные немецкие земли (единое немецкое государство образуется только после франко-прусской войны 1870-1871 гг.). Скажем, среди всех иностранных принцесс, ставших жёнами наследников российского престола, только Мария Фёдоровна, жена Александра III, представляла Данию. Все остальные были родом из немецких земель – как правило, не слишком больших и влиятельных.
Одной из таких земель было великое герцогство Гессен-Дармштадское, существовавшее на территории современной Германии в период с 1806 по 1918 г. До этого, в период с 1567 по 1806 г., эта же территория именовалась ландграфством Гессен-Дармштадт. Эта земля дала России сразу четырёх принцесс, двум из которых было суждено стать российскими императрицами.
Гессенские принцессы, вообще герцогство Гессен-Дармштадское оставили заметный след в российской и европейской истории, и память о них жива по сей день. И не только в России, но и, собственно, в Германии. Например, в 2017 г. в музее иконы города Франкфурт-на-Майне состоялась историческая выставка, посвящённая династическим связям России и Германии. 300 уникальных экспонатов дают представление о разных годах жизни четырех гессенских принцесс, которые стали великими княгинями и императрицами российского государства.
С гессенскими принцессами, к слову сказать, связан один любопытный сюжет – как раз в контексте исторических загадок и домыслов. Якобы Августа Вильгельмина, первая жена Павла I (тогда ещё великого князя Павла Петровича), умершая при родах, перед смертью прокляла род Романовых. Её и последующих гессенских принцесс принято считать несчастливыми для России, принесшими нашей стране много бед. Но здесь следует сказать о том, что и сами принцессы не нашли в России особого счастья.
Великая княгиня Наталья Алексеевна, принцесса Гессен-Дармштадтская, супруга Павла Петровича, наследника российского престола. Художник А. Рослин, 1776 г.
Вообще вокруг смерти Вильгельмины Гессенской, после перехода в православие принявшей имя Натальи Алексеевны, в исторической и околоисторической литературе бытует много домыслов. Есть версия, что она находилась в связи с графом А. К. Разумовским, близким другом Павла, и императрице Екатерине II стало о том известно. Как и о том, что честолюбивая принцесса вынашивает планы по её смещению с престола и возведению на него Павла. В ответ на это императрица будто бы отравила молодую заговорщицу, в чём сама ей призналась незадолго до кончины последней.
Конечно, как всё обстояло на самом деле, мы уже никогда не узнаем. Но характерно, что по Петербургу ходили слухи, в которых именно на Екатерину возлагалась вина за произошедшее несчастье. Согласно официальной версии, смерть Натальи Алексеевны стала следствием непроходимости плода, и шансов выжить при родах у неё почти не было. Об этом же Екатерина писала в письмах к своим доверенным лицам, в частности, своей немецкой подруге и корреспондентке Иоганне Доротее Бьельке: «Никакая человеческая помощь не могла спаси эту принцессу; её несчастное сложение не позволило ей родить ребёнка, которым она была беременна». Но далеко не все поверили в это объяснение. Многие считали, что роженице не был обеспечен должный уход, и именно это привело к её кончине. Об этом же писал в своих мемуарах французский дипломат барон де Корберон.
К этому можно добавить разве что один факт.
Связь Натальи Алексеевны с Разумовским, по-видимому, имело место. Известно, что Екатерина вскрыла ящики секретера, оставшегося от великой княгини, и обнаружила там любовную переписку между ней и Разумовским, которая затем была продемонстрирована убитому горем Павлу. Неизвестно, правда, носила ли эта связь, коме любовной, ещё и политический характер, и замышляла ли Наталья в самом деле захват власти. Во всяком случае, Андрей Разумовский вскоре был удалён из Петербурга – сначала в Ревель, а затем в имение отца на Украине. Впоследствии он сделал изрядную дипломатическую карьеру, побывав послом в Неаполе, Швеции и Австрии.
А что касается проклятий, то можно вспомнить, что похожая легенда бытует относительно сына Петра I, царевича Алексея, замученного в крепости. Интересно, что последующие поколения Романовых в это верили, избегая нарекать наследников престола этим именем, пока Николай II не нарушил эту традицию. У него было на то два мотива: во-первых, его любимым царём являлся Алексей Михайлович, отец Петра I; во-вторых, как говорил сам Николай, «надо же наконец нарушить череду Николаев и Александров на троне». Имя «Алексей» не принесло его сыну счастья, как и всей династии, но насколько в том был повинен убиенный сын первого российского императора, сказать сложно.
В Императорском вагоне. Николай II, императрица Александра Федоровна и цесаревич Алексей. Фото: весна 1916 г.
Легенда о гессенских принцессах, принесших России несчастье, после крушения самодержавия писалась во многом под влиянием личности последней российской императрицы – Алисы Гессенской, в православии Александры Фёдоровны. Она никогда не пользовалась любовью ни в народе, ни в придворных кругах, за исключением немногих лиц вроде её любимых фрейлин Анны Вырубовой и Лили Ден. Её считали «приносящей несчастья» ещё с момента кончины Александра III, а затем эта негативная репутация была подкреплена чередой новых трагических событий николаевского царствования вроде Ходынской катастрофы или поражения в русско-японской войне. А скандальная распутинская эпопея и неудачная Первая мировая война, когда царицу прямо обвиняли в измене в пользу Германии, окончательно подорвали её репутацию и в глазах современников, и в глазах значительной части потомков, в том числе монархистов.
Очевидно, что Александру не любили. Прекрасная жена и мать, но психически неуравновешенная, с тяжёлым характером, замкнутая по натуре, она с первых шагов в Петербурге встретила от окружающих лишь подчёркнутую вежливость, за которой сквозили враждебность, более или менее скрытая антипатия. Её саму упрекали в надменности и чопорности, которые, скорее всего, были лишь следствием её излишней застенчивости. А с годами, по мере ухудшения отношений с царской семьёй и значительной частью аристократии в лице, скажем, княгини З. Н. Юсуповой, замкнутость и отстранённость Александры от общества только усиливались. Но главной трагедией всей жизни для царицы стала, безусловно, болезнь любимого сына, невольной виновницей которой была она сама, передав Алексею гемофилию. Болезнь наследника сыграет далеко не последнюю роль в событиях, в итоге приведших к падению самодержавия.
Если говорить о двух других гессенских принцессах, то их судьба сложилась противоречиво. В отличие от Александры Фёдоровны, общество к ним относилось в целом положительно: они почти никак не участвовали в политике (хотя Мария Александровна, жена Александра II, поддерживала его на пороге «великих реформ»), в основном занимаясь благотворительностью. Во всяком случае, можно смело утверждать, что для России они сделали немало. При этом они не афишировали свои добрые дела и вообще предпочитали держаться в тени своих мужей. И Мария Александровна, и Елизавета Фёдоровна (которую все называли Эллой) обладали незаменимым для женщины качеством быть незаметной, полностью раствориться в муже и творить добрые дела в тишине. Они никогда не показывали на публике ни свои истинные чувства, ни своё отношение к происходящим вокруг событиям. Превыше всего для них были чувство долга и христианская добродетель.
Портрет императрицы Марии Александровны в русском платье. Художник И. К. Макаров, 1850-е гг. (?)
У Марии Александровны и Елизаветы Фёдоровны много общего. В становлении их духовного облика огромную роль сыграли две женщины, жившие в Гессен-Дармштадте в XII-XIII вв. – Хильдегард из Бингена, настоятельница монастыря в Рупертсберге, и святая Елизавета Тюрингская, основавшая первый госпиталь в Марбурге (в честь неё и была названа Элла). Их благотворительная деятельность, таким образом, основывалась на протестантской идее социального служения, которая уже в России была дополнена глубокой духовностью и гуманизмом православия.
Как известно, Мария Александровна стала первой председательницей российского Общества Красного Креста, основанного её супругом после проигранной Крымской войны. Кроме того, она лично учредила 5 больниц, 8 богаделен, 36 приютов, 38 гимназий, 156 профессиональных училищ. Елизавета Фёдоровна также отметилась на ниве благотворительности, открыв в 1896 г., после Ходынской катастрофы, Елизаветинскую общину милосердия. Деятельность Эллы охватывала всю Россию – от Москвы и Петербурга до Урала и Сибири. Великим памятником Елизавете Фёдоровне стала Марфо-Мариинская обитель милосердия, основанная ей через несколько лет после убийства мужа, великого князя Сергея Александровича, последовавшего 4 февраля 1905 г. К слову, милосердие Елизаветы проявилось ещё и в том, что она просила царя простить убийцу мужа, эсера Ивана Каляева, приговорённого к казни. Известно, что она приходила к нему в камеру, и они долго беседовали. Но Николай II не внял просьбе Эллы, и Каляев был повешен 23 мая 1905 г. в Шлиссельбургской крепости.
Кроме всего прочего, их роднит ещё одно обстоятельство. После смети Марии Александровны её сыновья, включая великого князя Сергея Александровича, в память о ней построили храм святой Марии Магдалины в иерусалимской Гефсимании. Сейчас там русский женский монастырь, в котором покоятся останки Елизаветы Фёдоровны.
Таким образом, можно сказать, что судьба всех четырёх гессенских принцесс сложилась драматично. Впрочем, эти слова во многом относятся и ко всем остальным иностранным принцессам, волею судеб оказавшимся в далёкой России, сменившим родительскую веру и перешедшим в православие, и перенесшим на чужбине немало бед и невзгод. Но память о них жива по сей день, и это, наверное, лучшее доказательство того, что все их жертвы были не напрасны.
