У истоков российского протестантизма

Владислав Бачинин

Статья была опубликована в № 3 «Вопросов истории» за 2007 г.

Бачинин Владислав Аркадьевич – доктор социологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Социологического института РАН. Санкт-Петербург.

В протестантской церкви

В христианских конфессиях, массово представленных в России, протестантизм занимает второе место после православия. В настоящее время в стране около полутора миллионов протестантов разных деноминаций. История этого религиозного движения, существующего в России вот уже полтора столетия, исследована пока довольно слабо. Среди вопросов, заслуживающих внимания историков, на одно из первых мест может быть поставлена тема бурного всплеска протестантских умонастроений среди высшей петербургской аристократии в 1870-е годы.

О типе русского аристократа-протестанта читающая российская публика XIX-XX вв. имела весьма смутное представление. К середине 1870-х гг. в России успели смениться несколько поколений аристократов, проживших свою жизнь вне сколько-нибудь направляющего влияния Православной церкви. В империи к этому времени успел уже набрать достаточную силу процесс секуляризации, охвативший и значительную часть российских дворян. Если бы не ряд весьма нетривиальных событий в жизни петербургского высшего света середины 1870-х гг., тенденция секуляризации дворянского сознания сохранялась бы в прежнем, или даже во все более усугубляющемся виде. Однако, для многих из тех, на кого самодержавная власть привыкла опираться, все сложилось иначе, и им суждено было пережить неожиданное для них самих духовное пробуждение. Столичным титулованным аристократам, пережившим в детстве состояние полусознательной православности, а в юности и зрелости ставшим добычей вольтерьянского скепсиса, довелось вступить в совершенно новую фазу духовной жизни. Вчерашние завсегдатаи дворцовых раутов, великосветских салонов стали превращаться в активных участников регулярных богослужений, горячих молитвенников, неустанных проповедников благой вести и выполнять те пастырские функции, которые в Православной церкви выполняли только священнослужители.

Обычно русский аристократ XIX в. только в очень редких, исключительных случаях мог перейти в духовное сословие и принять сан священника. Для такого перехода требовалось разрешение самого императора. А поскольку это сопровождалось существенным понижением социального статуса, то подобный переход оказывался практически нереальным. Но то, что было невозможно применительно к Православной церкви, оказалось реальностью в неправославном христианстве. Богач В. А. Пашков, граф А. П. Бобринский, граф М. М. Корф, барон П. Н. Николаи и другие представители высшей аристократии не согласились бы стать православными священниками, но они с огромным воодушевлением приняли на свои плечи обязанности протестантского пастора.

В романе Л. Н. Толстого "Анна Каренина" имеются страницы, прямо относящиеся к рассматриваемой теме. Это прежде всего характеристика великосветского кружка графини Лидии Ивановны, в которую был вхож один из главных героев романа – Алексей Александрович Каренин. Деятельность графини Лидии Ивановны и ее кружка Толстой называет филантропической и религиозно-патриотической, широко известной всему Петербургу и являющейся весьма важной реальностью духовной жизни столичного высшего света. К этому кружку причастна и Анна Каренина, которая до встречи с Вронским и измены мужу относилась к людям этого круга почтительно, с глубоким пиететом и имела среди них друзей. Но в дальнейшем общение с людьми, которые были "совестью петербургского общества", стало тяготить ее. Теперь "кружок этот ей стал невыносим. Ей показалось, что и она и все они притворяются, и ей стало так скучно и неловко в этом обществе, что она сколько возможно менее ездила к графине Лидии Ивановне", – пишет Толстой (Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 20 т. Т. 8. М. 1963, с. 151 – 152, 163 – 164).

С деятельностью кружка Лидии Ивановны связана фигура некоего сэра Джона, приехавшего из Англии. В романе нет никаких сведений, указывающих на то, кто это такой. Под именем сэра Джона в романе Толстого выведен протестантский проповедник, английский аристократ, лорд Гренвил Аугустус Вильям Вальдигрев Редсток (1831 – 1913). Петербургские события, непосредственно связанные с его именем, получили два названия. Многие наблюдатели характеризовали его как "великосветский раскол", а Н. С. Лесков даже использовал это определение в качестве заголовка своего сочинения, посвященного Редстоку. Православные священнослужители отзывались о протестанте Редстоке с большим неудовольствием, видя в английском проповеднике нарушителя духовного благоденствия, "хищного волка", проникшего в православную овчарню, а в аристократах-"редстокистах" – совращенных отступников от истинной веры, ставших опасными еретиками. Но несмотря на различия оценок фигуры Редстока, все единодушно признавали, что деятельность английского лорда "наделала довольно большого шума в России" (См.: Лесков Н. С. Великосветский раскол: Лорд Редсток и его последователи (очерк современного религиозного движения в петербургском обществе). СПб. 1999, с. 32).

Лорд Редсток. Фото 1900-е гг. (?)

Личность лорда-миссионера изучена очень слабо. Даже Н. С. Лесков, автор наиболее обстоятельного описания "дела Редстока", с самого начала предупреждает читателей, что сведения, которыми он располагает, "не особенно точны и весьма неполны" (Литература о Редстоке ограничивается незначительным числом записок очевидцев и несколькими популярными очерками (См.: Белов С. В. Ф. М. Достоевский и его окружение. В 2-х т. Т. II. СПб. 2001; Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. Тт. 22, 25; История евангельских христиан-баптистов в СССР. М. 1989; Карев А. В. Русское евангельско-баптистское движение. – Альманах по истории русского баптизма. СПб. 1999; Каретникова М. С. История петербургской церкви евангельских христиан-баптистов. – Альманах по истории русского баптизма. Вып. 2. СПб. 2001; Фаунтин Д. Лорд Редсток и духовное пробуждение в России. Б. м. 2001; Хейер Э. Религиозный раскол в среде российских аристократов в 1860 – 1900 годы. Редстокизм и пашковщина. М. 2002; Ливен С. П. Духовное пробуждение в России. Корнталь. 1967; Лесков Н. С. Великосветский раскол; Мещерский В. П. Лорд-апостол в большом петербургском свете. СПб. 1876; его же. Новый апостол в петербургском большом свете. – Гражданин. 1874, N 8; Пругавин А. С. Раскол верху. Очерки религиозных исканий в привилегированной среде. СПб. 1909; Trotter E. Lord Radstock, an Interpretation and a Record. Lnd. n. d. Серьезные исследования Редстока и "редстокизма" пока отсутствуют.). Первая причина – это упомянутое выше разнообразие оценок деятельности Редстока в Петербурге. Православное и протестантское сознание предлагают взаимоисключающие точки зрения на личность и миссию Редстока. Первая носит негативный и даже бранный характер, а вторая окрашена в восторженно-умиленные тона. Современному российскому христианину, православному или протестанту не составит труда определиться в данном вопросе и присоединиться к одной из этих двух позиций. Для светского, внецерковного сознания это самоопределение задача достаточно трудная. Большее, на что может рассчитывать исследователь, не разделяющий взглядов ни православных, ни протестантов, – это возможность внести некоторые дополнительные фактографические штрихи в характеристику исследуемого феномена. Вторая причина состоит в том, что деятельность "редстокистов" пресекалась царским правительством, и впоследствии какое-либо серьезное научно-теоретическое внимание к ней не находило поддержки в официальных академических и университетских кругах. Сами же русские протестанты были поставлены в России, а затем в СССР, в такие условия, при которых заниматься научными исследованиями своей истории им было практически невозможно.

Аристократическое семейство, к которому принадлежал лорд Редсток, имело ирландские корни и исповедовало Англиканскую церковь. Его отец был адмиралом флота. Мать отличалась набожностью, благочестием и склонностью к благотворительной деятельности. Знатная леди посещала кварталы бедняков, где с Библией в руках проповедовала обездоленным и падшим людям распятого Христа. Редсток, с детства отличавшийся добронравием в общении с людьми и прилежанием в учебе, унаследовал от нее многие душевные и духовные качества.

Получив образование в Оксфордском университете, Редсток поступил на военную службу. Ему довелось участвовать в Крымской войне. Там он заболел тяжелой формой лихорадки и оказался на краю смерти. Именно тогда, во время болезни, к нему пришло сознание своей греховности и вины перед Богом. Один из друзей (по другой версии, это был протестантский миссионер) посоветовал ему молиться Спасителю. В результате он уверовал в Христа. В болезни Редстока произошел перелом. Он начал выздоравливать, и когда болезнь оказалась позади, молодой офицер обратился к вере. Редсток ощутил в себе неодолимое желание проповедовать Евангелие, делиться с другими людьми своим духовным опытом.

Возвратившись в Лондон, Редсток продал все предметы роскоши, находившиеся в его доме, и распустил прислугу. В 1866 г. в возрасте 33-х лет, будучи в звании полковника и имея блестящие перспективы для дальнейшей карьеры, он оставил военную службу, чтобы целиком посвятить себя миссионерской деятельности. Вначале он проповедовал Евангелие в Англии, затем в Голландии, Франции, Индии. Он намеревался благовествовать и в России, против которой воевал в Крымской кампании. Однако ему хотелось, чтобы на служение в России он был призван русскими. Десять лет он молился об этом, пока в Париже не произошла его встреча с знатной русской дамой из высшего петербургского света генеральшей Е. И. Чертковой, страдавшей от тяжелых утрат – смерти мужа и потери двух сыновей – и искавшей утешения в Боге. Беседы лорда Редстока о Христе воздействовали на нее, и при расставании она пригласила его в Петербург. Весной 1874 г. Редсток приехал в российскую столицу. Его первые евангельские проповеди проходили в небольшой англо-американской церкви на Почтамтской улице. Благодаря усилиям и связям Чертковой Редсток стал получать приглашения в аристократические салоны высшей петербургской знати.

Редсток никогда не подчеркивал, что он протестант. На вопросы о своем вероисповедании и исповедуемой им церкви он отвечал, что вероисповедание его – христианское, а церковь – Христова. В его беседах-проповедях совершенно отсутствовали внешние эффекты, артистизм и пафос. Лесков назвал его "Дон-Кихотом проповедничества". Деятельность Редстока произвела в Петербурге большое впечатление. Многих поражала простота и убедительность его объяснений. Свою веру в Евангелие он стремился передать своим слушателям самыми простыми словами. Сохранились записи нескольких проповедей Редстока в петербургских салонах, составленные его слушателями. Их содержание заставляет признать, что "лорд-апостол", был ярким и сильным проповедником.

Редсток не только проповедовал в великосветских гостиных. Он покупал на свои средства большое количество книг Нового Завета, набивал ими глубокие карманы своего пальто и шел либо в ночлежные приюты, либо раздавал книги прямо на улицах всем желающим. Покидая Петербург, он, как правило, оставлял своим сторонникам по нескольку коробок Нового Завета, чтобы книги раздавались и во время его отсутствия.

В результате бесед-проповедей "лорда-апостола" на английском и французском языках, протестантами (сами они называли себя евангельскими христианами) стали многие столичные аристократы, в том числе известный В. А. Пашков, граф М. М. Корф, министр путей сообщения, граф А. П. Бобринский, княгиня В. Ф. Гагарина, княгиня Н. Ф. Ливен, генеральша Е. И. Черткова (урожденная графиня Чернышева-Кругликова), дочь поэта Дениса Давыдова Ю. Д. Засецкая и ее младшая сестра – графиня Е. Д. Висконти, графиня Е. И. Шувалова, графиня М. И. Игнатьева и многие другие. Свидетельство о Редстоке мы находим у И. С. Тургенева (Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем: В 28 т. Т. XII, кн. 1. М. -Л., с. 555). Прочувствованная характеристика Редстока содержится в письме камер-фрейлины императрицы графини А. А. Толстой (1852 – 1903), адресованном ее родственнику, Л. Н. Толстому (Цит. по: Хейер Э. Ук. соч., с. 93).

Чем же привлекали проповеди английского протестанта? Лесков придал этому вопросу острую форму довольно злого выпада: мол, чем брал этот аристократ, в котором не было ни грана аристократизма, этот увалень "с его суконным языком, ухватками ярмарочного коробейника и сапожищами, которыми он стучит, как лошак копытами"? И писатель так отвечал на этот вопрос: Редсток чрезвычайно умен и давно понял, что идея аристократизма в современном ему мире совершенно изжила себя и в его миссионерской деятельности она ничего, кроме вреда, не принесет.

Сама природа протестантизма, прочно связанного с активностью пробуждающегося гражданского общества, несла в себе тенденцию к демократизации. Аристократ с манерами демократа в полной мере отвечал этой тенденции. Благодаря ему "танцевальные залы превратились в молитвенные помещения, заполнявшиеся аристократами и их прислугой, городскими ремесленниками, офицерами и студентами. Подражая примеру Редстока, многие начали во имя Христа помогать бедным духовно и материально, ходатайствовать за тех, у кого возникали конфликты с властями. Они посещали нуждающихся на заводах, фабриках, в больницах, тюрьмах, строили в своих поместьях больницы и школы, а в столице – меблированные дома и недорогие кафе-кондитерские для бедных" (Там же, с. 58).

Посещение бедных. Художник В. Е. Маковский, 1874 г.

Важную роль в успехе проповедей Редстока сыграли некоторые социальные факторы и, в частности, то обстоятельство, что в России, как заметил еще Пушкин, "дворяне все родня друг другу". Так, княгиня Вера Федоровна Гагарина была родной сестрой княгини Натальи Федоровны Ливен (это их совместную религиозно-филантропическую деятельность графиня Лидия Ивановна из романа "Анна Каренина" назвала "делом сестричек"). Генеральша Елизавета Ивановна Черткова являлась сестрой жены полковника В. А. Пашкова Александры Ивановны и т. д. Родственные связи способствовали быстрейшему распространению протестантских идей и настроений среди петербургских аристократов. Елизавета Ивановна Черткова – дочь героя войны 1812 г. графа И. Чернышева-Крутикова. Ее муж принадлежал к старинной дворянской фамилии. С детства она отличалась набожностью. Но традиционные формы православной обрядности не способствовали развитию ее религиозных чувств. Духовная жажда еще более обострилась после обрушившихся на нее испытаний. К ее сыну Мише был приглашен домашний учитель, который оказался протестантом. Мальчик стал читать Евангелие и усердно молиться. Мать тем временем вела образ жизни, обычный для великосветских дам, и не придавала всему этому особого значения. Между тем, сын начал задавать ей совсем не детские вопросы. Мать не обратила на это внимания. Внезапно мальчик заболел. Во время болезни он часто молился, говорил матери о Христе, просил ее поверить в Него, любить Его и жить по Его заветам. И с этими словами на устах он умер (Один из сыновей Е. И. Чертковой, В. Г. Чертков впоследствии обрел известность как близкий друг Л. Н. Толстого, издатель его трудов и распространитель идей толстовства. В молодости, будучи гвардейским офицером, он читал Евангелие раненым и больным солдатам. Несмотря на то, что ему прочили должность адъютанта царя, он в 1881 г. в 27-летнем возрасте вышел в отставку. Поселившись в родительском имении с пятью тысячами крестьян, он развернул широкую социальную деятельность в духе евангельского христианства – построил школу, ремесленное училище, библиотеку, магазин, чайную).

Мать, пораженная смертью сына в самое сердце, стала вспоминать то, что он ей говорил, и пережила глубочайший внутренний переворот. Она отказалась от прежних светских развлечений. Ее главным желанием теперь стало стремление услышать слова утешения. Одновременно перед ней встала во всей ее жесткой неумолимости вечная богословско-этическая проблема, издавна называемая теодицеей (богооправданием). Она желала, во что бы то ни стало, понять, как это благой и справедливый Бог допускает то, что в ее глазах выглядело жестокой несправедливостью.

Не найдя утешения в Православии, она во время заграничных поездок заинтересовалась католичеством, слушала проповеди знаменитых католических пастырей, но католичкой не стала. В Париже произошла встреча Елизаветы Ивановны с лордом Редстоком. Именно от нее Редсток получил приглашение посетить Россию. В ее большом петербургском доме в Гавани, на Среднем проспекте Васильевского острова, зазвучали его первые проповеди. Черткова стала связующим звеном между высшей петербургской аристократией и дотоле никому не известным англичанином. Благодаря ей перед ним распахнулись двери самых значительных салонов и самых модных великосветских гостиных.

Н. С. Лесков, характеризуя Е. И. Черткову, называл ее благородной и уважаемой женщиной, образцом строгой честности, всегда остававшейся совершенно чистой от всяких нареканий. Встав на позиции протестантизма, она вошла в Дамский комитет посетительниц женских тюрем, регулярно бывала в тюремных больницах. Однажды, сидя у постели умиравшей молодой арестантки, которая умирала, страшилась смерти и с тревогой спрашивала, накроет ли ее тьма при переходе к небытию. Черткова призвала ее покаяться и уверила, что Христос не оставит ее и будет сопровождать неотлучно.

Чертковой удалось построить специальный дом для молитвенных собраний, открыть в Петербурге несколько швейных мастерских и магазинов. Для работавших в них женщин и их детей устраивались христианские праздники. Девочкам-подросткам предоставлялась возможность обучаться шитью у хороших мастериц. Во время обучения и работы им читали вслух Евангелие и поясняли смысл тех мест, которые были трудны для понимания. Все доходы от продажи швейных изделий направлялись на различные благотворительные цели, и в первую очередь, на помощь обездоленным.

То, что произошло под влиянием встреч с Редстоком с петербургским аристократом Василием Александровичем Пашковым (1834 – 1901), заслуживает особого разговора. Он принадлежал к высшему столичному обществу, входил в ближайшее окружение Александра II на правах его личного друга. Богач, красавец, гвардейский офицер, дослужился до чина полковника. Он вел бурную светскую жизнь, любил балы, охоту, лошадей. Не существовало препятствий, которые могли бы помешать удовлетворению его прихотей, поскольку он располагал огромными средствами, был владельцем медных рудников на Урале, имел в Петербурге и Москве большие дома, напоминающие дворцы. Ему принадлежали крупные поместья во многих российских губерниях – Московской, Петербургской, Киевской, Тверской, Тульской, Тамбовской, Рязанской, Новгородской, Нижегородской, Воронежской, Ярославской, Оренбургской и др.

Один из современников составил характерный портрет полковника-аристократа: "К делам веры, церкви и религии В. А. Пашков был совершенно равнодушен, а в вопросах канонических по-детски невежествен; о набожности никогда не зарождалось и мыслей в голове В. А. Пашкова, страстного охотника, любителя танцев, балов, крупного игрока в карты и лихого наездника". Никакой склонности к размышлениям над духовно-религиозными проблемами в нем не обнаруживалось. Он скептически относился к тому повышенному интересу, какой питали к проповедям лорда Редстока его жена Александра Ивановна и сестра последней Е. И. Черткова. В глазах полковника Редсток был "бессмысленным болтуном", не заслуживающий траты времени на выслушивание его разглагольствований.

Но случилось неожиданное. Однажды Пашков, вернувшись из Москвы, застал Редстока у себя дома, за обедом. Избегнуть общения оказалось невозможно. Шел разговор о Христе. А когда обед закончился и все перешли в гостиную, то Редсток предложил всем вместе помолиться и встал на колени. Пашкову не оставалось ничего другого, как присоединиться к присутствующим. Впоследствии он вспоминал, что именно тогда, во время молитвы ему открылось, что своими силами ему не избавиться от грехов, а только с помощью Бога. Он ощутил в своем сердце горячее желание покаяться, освободиться от власти греха, начать новую жизнь, посвятить служению Христу всего себя, все свои силы и средства, что он и сделал.

Поразительные изменения, произошедшие с душой и личностью полковника, не могли не удивлять всех, кто его знал. Он изменился до неузнаваемости, стал другим человеком, совершенно не похожим на прежнего. Его огромный дом на Выборгской стороне стал местом проведения регулярных молитвенных собраний. Отставной полковник оказался незаурядным организатором. Его яркая личность и открывшийся дар проповедничества притягивали к нему людей. Собрания привлекали большое число любопытствующих. В иные дни зал особняка, предназначенный для великосветских балов, вмещал до полутора тысяч человек.

В 1875 г. Пашков начал издавать еженедельный духовный журнал "Русский рабочий", который просуществовал более десяти лет, вплоть до 1885 года. В нем публиковались статьи, в которых излагались библейские истины. В 1876 г. они вместе с графом М. М. Корфом основали "Общество поощрения духовно-нравственного чтения" и стали издавать и распространять по всей России переводные брошюры евангельского содержания. Вышло в свет около двухсот наименований брошюр, в том числе такие, как "Мытарь и фарисей", "Сегодня или никогда!", "Истинная радость", "Что вы думаете о Христе?", "Примирился ли ты с Богом?", "Два слова о Библии". Были переизданы известные книги Дж. Буньяна "Путешествие пилигрима" и "Духовная война", которые в свое время произвели сильное впечатление на А. С. Пушкина и вдохновили его на поэтическое изложение первой главы "Путешествия пилигрима" в стихотворении "Странник". Издавались также духовные сочинения православных писателей – Тихона Воронежского, митрополита Михаила и др. В 1882 г. по инициативе Пашкова и на его средства была издана русская Библия в каноническом составе.

Эта христианская литература пользовалась огромным спросом. За восемь лет существования "Общества поощрения духовно-нравственного чтения" тираж изданных им книг и брошюр достиг нескольких миллионов. Издателям приходилось преодолевать значительные трудности и препятствия, которые чинила церковная цензура. Православные цензоры постоянно выдвигали одно и то же возражение, которое состояло в том, что, мол, содержание брошюр излагает учение М. Лютера и может нанести духовный урон русскому Православию. Пашков и Корф возражали: их книги основываются на Священном Писании и потому не представляют никакой опасности для Православия.

Пашков развернул широкую благотворительную деятельность. В одном из своих петербургских домов он открыл студенческую столовую. Посещавшие ее студенты и голодные бедняки получали книги Нового Завета и брошюры, приглашались на молитвенные собрания. Желающие могли послушать чтеца, который в столовой вслух читал Евангелие. Здесь же можно было получить ответы на вопросы, касающиеся Священного Писания. Пашков часто посещал чайные и трактиры, где вступал в духовные беседы с посетителями. Его видели в тюрьмах и больницах, где он старался помогать заключенным как материально, так и духовно.

Деятельность Пашкова приобрела всероссийские масштабы. Его многочисленные имения, разбросанные по разным российским губерниям, стали местами, где можно было услышать евангельскую проповедь. Он строил в своих имениях школы, открывал столовые для бедных, дома для престарелых и сирот и содержал все это на свои средства. На Дону он купил земли, на которых должны были обосноваться новые общины евангельских верующих. В Севастополе его усилиями были открыты мастерские для тех, в ком он видел своих духовных братьев. В 1882 г. он отправил И. В. Каргеля, одного из будущих лидеров евангельского движения в России XX в., в Болгарию, чтобы тот основал там общины евангельских христиан.

Модест Модестович Корф (1843 – 1937) принадлежал к старинному графскому и баронскому роду, происходившему из Вестфалии, имевшему также шведские корни и распространившемуся в Прибалтийском крае. Его отец, Модест Андреевич, учился в Царскосельском лицее вместе с Пушкиным, впоследствии служил директором Петербургской Публичной библиотеки, занимал пост председателя департамента законов в Государственном совете, был автором сочинений "Жизнь графа Сперанского" и "О восшествии на престол императора Николая I". Модест Модестович имел все, что мог получить человек его круга, – хорошее образование, богатство, связи в высшем свете, возможности для блестящей карьеры. Будучи еще совсем молодым человеком, он уже занимал посты придворного церемониймейстера, а затем и гофмейстера.

Он не злоупотреблял своим привилегированным положением баловня судьбы. Ему были присущи и богобоязненность, и добронравие, любил посещать храмы и богослужения, ревностно исполнял все православные обряды, регулярно исповедовался. Однако, как он сам позднее признался, ему было неведомо, спасется он или погибнет, никто из духовных лиц никогда не говорил ему о том, что грехи его уже искуплены кровью распятого Христа. Духовная жизнь Корфа текла ровно, без каких-либо особых событий до одного знаменательного момента, когда многое внутри него начало меняться. В 1867 г. ему довелось посетить выставку в Париже. Там он обратил внимание на киоск, над которым развевался флаг с надписью "Библия". Там бесплатно раздавали книги Священного Писания, в том числе и переведенные на русский язык. До этого, по признанию самого Корфа, он был не знаком с Библией в ее полном объеме, за исключением четырех Евангелий. В киоске, принадлежащем Библейскому обществу, он получил несколько частей Ветхого Завета на русском языке. Ему также предложили стать распространителем книг Священного Писания в России. После возвращения в Петербург Корф получает почтовую посылку с тремя тысячами экземпляров Евангелия от Иоанна для бесплатной раздачи. В этом он увидел перст Божий.

В 1874 г. состоялось знакомство Корфа с приехавшим в Петербург лордом Редстоком. Впоследствии он вспоминал, что в тот год с особой страстью предавался светским удовольствиям, балам, веселым вечеринкам. В одном из домов произошла его встреча с английским проповедником. Спустя некоторое время, в марте того же 1874 г., после одной из дружеских встреч Корф заявил нескольким задержавшимся у него друзьям, что он искренно желает служить Христу, но никак не может решиться на столь важный шаг. Он попросил их молитв, и тогда все они стали молиться. Корф признавался в своих "Воспоминаниях", что в те минуты пережил внутри себя страшную борьбу. Духовный переворот произошел, и молодой богоискатель встал на новый путь.

Модест Корф и Василий Пашков. Фото: 1870-е гг.

Граф Алексей Павлович Бобринский (1826 – 1894), один из прямых потомков Екатерины II, был человеком широких и разносторонних интересов. Получивший великолепное образование, он увлекался философскими вопросами. Обладая большой библиотекой философской литературы и много читая, он в итоге стал убежденным скептиком. Духовная судьба графа оказалась в каком-то смысле зеркальным отражением судьбы лорда Редстока. Участвуя в Крымской войне в звании полковника, батальонного командира, он заболел тифом и оказался при смерти. Когда послали за священником, то больной в ожидании его прихода дал обещание, что если ему удастся выздороветь, то он будет каждодневно молиться Богу. Впоследствии он неукоснительно выполнял это обещание.

В 1871 г. Бобринский стал министром путей сообщений и занимал этот пост до 1874 года. Однажды по приглашению его жены к нему в дом явился лорд Редсток. Когда они встретились, англичанин спросил его: "Вы спасены?" Во время обеда гость начал излагать суть "Послания к Римлянам" апостола Павла. Бобринский внимательно слушал, но вскоре встал, извинился и, сославшись на неотложные дела, удалился. Придя в свой кабинет, он тут же сел за стол, чтобы записать свои возражения Редстоку. Его скептически-философскому уму представлялось, что в Библии много противоречий, и он начал составлять их перечень, чтобы предъявить их лорду для разъяснений. Однако случилось нечто неожиданное. Каждый стих из Библии, вспоминал он впоследствии, который читался для утверждения его правоты, обращался, подобно стреле, против него. Во время чтения сделанных записей его пронзила мысль, что его оппонент абсолютно и безусловно прав, что в мире нет иного Спасителя, кроме Христа. Граф тут же опустился на колени, погрузился в молитву и почувствовал, что отныне его сердце полностью принадлежит Христу. От скептицизма Бобринского не осталось и следа. Он предоставил свой дом для молитвенных собраний, стал участвовать в распространении книг Нового Завета. После выхода в отставку он много времени проводил в своем имении в Тульской губернии, где не прекращал евангелизационной деятельности.

Проживая по соседству с Л. Н. Толстым, он пребывал в самых дружеских отношениях с великим писателем. В ряде своих писем Толстой упоминал о Бобринском. Так, он писал своей тетке – камер-фрейлине императрицы А. А. Толстой, что "никто, никогда лучше не говорил мне о вере, чем Бобринский. Он неопровержим, потому что ничего не доказывает, а говорит, что он только верит, и чувствуешь, что он счастливее тех, которые не имеют его веры, и чувствуешь, главное, что этого счастья его веры нельзя приобрести усилием мысли, а можно получить его только чудом" (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. LXII, с. 306 – 307).

Муж княгини Натальи Федоровны Ливен служил обер-церемониймейстером при императорском дворе. Но эта приближенность к царским особам и высшему свету не радовала ее. Она остро ощущала противоречие между материальным изобилием, в котором протекала ее внешняя жизнь, и своей духовной неустроенностью. В ее душе не было мира, а царил разлад. Став свидетелем проповедей лорда Редстока, княгиня ощутила, что они не оставляют ее равнодушной. Вместе с дочерью, княжной Софьей они стали постоянно посещать молитвенные собрания во дворцах петербургской знати. Впоследствии дочь вспоминала об одном из таких собраний в доме Пашкова: "Вокруг фисгармонии стояла группа молодых девиц; они чистыми голосами пели новопереведенные с английского языка евангельские песни, призывающие ко Христу. Их пение сопровождалось музыкой талантливой певицы и труженицы на ниве Божией Александры Ивановны Пейкер. Трое из этих молодых девушек были дочери хозяина дома Пашкова, три – дочери министра юстиции графа Палена и две – княжны Голицыны" (Ливен С. П. Духовное пробуждение в России, с. 67). Великолепный дом-дворец княгини, выполненный в стиле итальянского палаццо, соседствовал с домом ее сестры княгини В. Ф. Гагариной. Вскоре в малахитовой гостиной последней тоже стали проходить молитвенные собрания и проводиться занятия воскресной библейской школы, созданной по инициативе княгини.

В 1880-е гг. молитвенные собрания были запрещены властями, тем, кто не внял предупреждению, грозила высылка. Однако, несмотря на решительное желание Александра III покончить с протестантами, Н. Ф. Ливен оказалась спасена от этой участи. Софья Ливен писала: "Приехал к моей матери генерал-адъютант государя с поручением передать ей его волю, чтобы собрания в ее доме прекратились. Моя мать, всегда заботившаяся о спасении душ ближних, начала говорить генералу о его душе и о необходимости примириться с Богом и подарила ему Евангелие. Потом в ответ на его поручение сказала: "Спросите у его императорского величества, кого мне больше слушаться: Бога или государя?" На этот своеобразный и довольно смелый вопрос не последовало никакого ответа. Собрания продолжались у нас, как и прежде. Моей матери позже передали, будто государь сказал: "Она вдова, оставьте ее в покое" (Там же, с. 87).

Юлия Денисовна Засецкая (1835 – 1882) была дочерью героя Отечественной войны 1812 года. Перейдя из Православия в протестантизм, она много сил отдавала благотворительной деятельности и переводам книг протестантских проповедников. Именно она в 1873 г. основала первый в Петербурге ночлежный дом. Жена Ф. М. Достоевского – Анна Григорьевна, свидетельствует в своих воспоминаниях, что Достоевский высоко ценил Засецкую как умную, добрую и милую женщину, что, однако, не мешало им вести горячие, хотя и дружеские, споры по поводу ее религиозных убеждений. В феврале 1874 г. Достоевский провел вечер в доме Засецкой, где Редсток выступал с проповедью. Об этом свидетельствует жена писателя: "Ю. Д. Засецкая была редстокистка, и Федор Михайлович, по ее приглашению, несколько раз присутствовал при духовных беседах лорда Редстока и других выдающихся проповедников его учения" (Достоевская А. Г. Воспоминания. М. 1987, с. 278. Необходимо уточнить: Редсток проповедовал не свое учение. У него не было своих, самостоятельных идей. Его беседы и проповеди носили общий евангельский характер и были посвящены спасительной миссии Христа). Следующее посещение Достоевским проповеди Редстока у Засецкой состоялось в 1876 г. во время второго приезда "лорда-апостола" в Петербург.

Ночлежники (Ночлежный дом в Москве). Художник В. Е. Маковский, 1889 г.

Суть тех споров между Достоевским и Засецкой, о которых упоминала жена писателя, передал Н. С. Лесков в своих заметках "О куфельном мужике...", когда их участников уже не было в живых: "Ф. М. Достоевский зашел раз сумерками к недавно умершей в Париже Юлии Денисовне Засецкой, урожденной Давыдовой, дочери известного партизана Дениса Давыдова. Федор Михайлович застал хозяйку за выборками каких-то мест из сочинений Джона Буниана и начал дружески укорять ее за протестантизм и наставлять в Православии. Юлия Денисовна была заведомая протестантка, и одна из всех лиц известного великосветского религиозного кружка не скрывала, что она с православием покончила и присоединилась к лютеранству (В данном случае Н. С. Лесков не точен: Засецкая не была лютеранкой. Писатель допускает распространенную в прошлом среди православных россиян ошибку: сводит протестантизм к одной лишь из его форм, наиболее известной в Петербурге, – лютеранству). Это у нас для русских не дозволено и составляет наказуемое преступление, а потому признание в таком поступке требует известного мужества. Достоевский говорил, что он именно "уважает" в этой даме "ее мужество и ее искренность", но самый факт уклонения от Православия в чужую веру его огорчал. Он говорил то, что говорят и многие другие, то есть что православие есть вера самая истинная и самая лучшая и что, не исповедуя православия, "нельзя быть русским". Засецкая, разумеется, держалась совсем других мнений и по характеру своему, поразительно напоминавшему характер отца ее, "пылкого Дениса", была, как нельзя более, русская. В ней были и русские привычки, и русский нрав, и притом в ней жило такое живое сострадание к бедствиям чернорабочего народа, что она готова была помочь каждому и много помогала... Словом, она была добрая и хорошо воспитанная женщина и даже набожная христианка, но только не православная. И переход из Православия в протестантизм она сделала, как Достоевский правильно понимал, потому, что была искренна и не могла сносить в себе никакой фальши... Споры у них бывали жаркие и ожесточенные. Достоевский из них ни разу не выходил победителем. В его боевом арсенале немножко недоставало оружия. Засецкая превосходно знала Библию, и ей были знакомы многие лучшие библейские исследования английских и немецких теологов. Достоевский же знал Священное Писание далеко не в такой степени, а исследованиями его пренебрегал и в религиозных беседах обнаруживал более страстности, чем сведущности... Той зимою, о которой я вспоминаю, в Петербург ожидался Редсток, и Ф. М. Достоевский по этому случаю имел большое попечение о душе Засецкой. Он пробовал в это время остановить ее религиозное своенравие и "воцерковить" ее. С этой целью он налегал на нее гораздо потверже и старался беседовать с нею наедине, чтобы при ней не было ее великосветских друзей, от которых (ему казалось) она имела поддержку в своих антипатиях ко всему русскому. Он заходил к ней ранним вечером, когда еще великосветские люди друг к другу не ездят. Но и тут дело не удавалось: иногда им мешали, да и Засецкая не воцерковлялась и все твердила, что она не понимает, почему русский человек всех лучше, а вера его всех истиннее? Никак не понимала... и Достоевский этого ее недостатка не исправил" (Лесков Н. С. О куфельном мужике и проч.: Заметки по поводу некоторых отзывов о Л. Толстом. Его же. Зеркало жизни. СПб. 1999, с. 570 – 572).

Несмотря на полемические выпады Достоевского в адрес протестантов, следует отдать должное его честному признанию в том, что он допускал присутствие в протестантских идеях важного философского содержания, "чрезвычайно глубоких и сильных мыслей". Писатель не скрывал, что протестантское учение временами поражает его "силой мысли и порыва". Однако Достоевский одновременно признавал, что не может похвастаться пониманием сути тех идей, которые проповедовал Редсток: "Собственно про учение лорда трудно рассказать, в чем оно состоит" (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 22, с. 98).

Здесь дело, очевидно, не в том, что содержание проповедей Редстока не было понятно писателю. Причина такого признания, очевидно, в том, что он веровал по-настоящему, и внутри него шла интенсивная духовная работа. В его глазах Православие отвечало критериям необходимости и достаточности, и он сумел принять его в себя и заполнить им внутреннее пространство своего "я". Его собственное, выстраданное понимание Православия не было "слабым и ничтожным".

Иное дело – те петербургские аристократы, которые до этого жили в состоянии полуверы-полуневерия. Общее повышение напряженности духовной жизни в условиях пореформенной России оказалось в противоречии с пустотой и бесцветностью той духовной атмосферы, в которой жили многие представители высшего света. Острота мировоззренческих, религиозно-нравственных, социально-философских проблем как бы не касалась многих из них. Большинство пребывало в состоянии безразличия к религиозным вопросам. Успевшие внутренне отдалиться от христианства в его православной версии, они вдруг, через проповеди лорда Редстока, увидели его в совершенно ином свете. Идеи Евангелия как бы пронзили остывшие сердца многих из них. Протестант Редсток совершил то, чего не смогли сделать православные священники. Великосветские бессознательные богоискатели с радостью встали на путь протестантизма только потому, что для них это оказался единственно возможный путь превращения в истинных христиан.

Власти поначалу занимали выжидательную позицию, ограничиваясь наблюдением за деятельностью "редстокистов" и "пашковцев". Так, нижегородский губернатор сообщал министру внутренних дел, что полковник Пашков, приезжая в летнее время в свое имение месяца на три или четыре, с 1876 г. занимается чтением народу Евангелия, что народа на чтениях собирается много и что после каждого чтения народу раздают бесплатно Евангелие и разные религиозные брошюры и картинки.

В конце концов, активная деятельность Пашкова стала не на шутку тревожить православных иерархов, Синод и его главу К. П. Победоносцева. В мае 1880 г. К. П. Победоносцев писал в своей докладной записке только что занявшему престол Александру III, что Пашков ввел у себя особый молитвенный порядок по протестантскому образцу и что залы становятся уже тесны для собраний, вмещая по 1500 человек всякого звания.

К. Победоносцев. Фото: 1902 г.

Вскоре последовал ряд ограничительных акций. Большие молитвенные собрания в особняках В. А. Пашкова, А. П. Бобринского, М. М. Корфа, Н. Ф. Ливен, В. Ф. Гагариной, Е. И. Чертковой, в которых участвовали тысячи человек, были запрещены. За Пашковым и Корфом был установлен тайный надзор полиции. Благотворительные швейные мастерские Е. И. Чертковой были закрыты. В мае 1884 г. был наложен запрет на дальнейшее существование "Общества поощрения духовно-нравственного чтения".

Развязка наступила в 1884 г., когда по инициативе Пашкова был организован съезд российских евангельских христиан. В нем предполагалось участие представителей нескольких деноминаций, в том числе баптистов, меннонитов, пресвитерианцев, штундистов, а также молокан и духоборов. Он должен был носить объединительный характер. В марте 1884 г. Пашков и Корф разослали по всей стране около четырехсот приглашений. Приехать смогли около ста человек, в большинстве своем крестьяне и рабочие. Пашков взял на себя все материальные расходы, снял для проживания участников большую гостиницу, оплатил проезд и проживание в Петербурге тем, кто нуждался в этом. Приехавших делегатов особенно поразило, что за обедом они сидели рядом с титулованными аристократами, графами и князьями. Этот дух христианского единства, уничтожавший социальные различия, был для России чем-то невероятным.

Однако противники не дремали, и через несколько общих собраний, проходивших поочередно в домах Пашкова, Корфа и Ливен, съезд закончился самым неожиданным образом. Внезапно все приезжие делегаты таинственно исчезли. Покинув дворец княгини Н. Ф. Ливен на Большой Морской, они не вернулись в свою гостиницу, а наутро не появились на очередном собрании. Организаторы ломали головы над этой загадкой почти два дня, пока суть дела не открыл один из исчезнувших делегатов. Объявившись, он рассказал, что, когда все они вечером выходили из дворца, то многочисленные полицейские, поджидавшие их в засаде, арестовали всех, до единого. В Петропавловской крепости, куда они были доставлены, каждого обыскали и допросили. После этого им было сказано, что поскольку ни у одного из них нет в Петербурге дел, разрешенных законом, они должны покинуть столицу. Затем все были доставлены на вокзал, обеспечены проездными билетами и отправлены каждый в своем направлении. Отправка сопровождалась предупреждением, что если кто-либо задумает еще раз появиться в Петербурге, будет наказан самым строгим образом.

Так закончился первый съезд российских протестантов. Вскоре Пашков и Корф получили приглашение к министру внутренних дел. В министерстве каждому из них было предложено подписать заранее подготовленный властями текст обязательства не проповедовать, не организовывать молитвенных собраний, не молиться своими словами и т. д. В противном случае они должны будут покинуть Россию. Поскольку ни Пашков, ни Корф не смогли отречься от своих религиозных убеждений, то оказались вынужденными эмигрантами.

Те, кто считали, что "редстокизм" – всего лишь модное поветрие и с высылкой Редстока, а затем и Пашкова из России все опять встанет на свои прежние места, ошибались. Все оказалось гораздо сложнее и значительнее. Это было совсем не поветрие и не причуда великосветской моды. Фактически речь шла о возникновении российского протестантизма.

Английскому лорду довелось сыграть роль пускового механизма. Его проповеди придали русскому богоискательству новый импульс. Столичные аристократы, охладевшие к Православию и пребывавшие в плену скептических (как Бобринский) или гедонистских (как Пашков) жизненных стереотипов, вероятно, никогда бы не пробудились к истинной духовной жизни, никогда не осознали бы себя христианами, если бы не Редсток. Во многих русских сердцах была неутоленная духовная жажда. Блуждая в стороне от христианства, они под воздействием, казалось бы, незначительного внешнего толчка вдруг внезапно начинали чувствовать, что некая рука твердо и решительно подхватывает их и безошибочно ставит на торную дорогу, ведущую к свету и истине.

Прозревшие спешили не только поделиться своей радостью с другими, но и указать им путь спасения. На место англичанина Редстока встали десятки, а затем и сотни русских редстоков, которые распространяли книги Нового Завета, благовествовали родным и знакомым, проповедовали в мастерских, больницах, тюрьмах среди швей, ремесленников, больных, заключенных.

Несмотря на то, что многие из писавших о евангельском пробуждении, употребляют понятия "редстокисты" и "пашковцы" как синонимы, между ними есть существенная разница: "редстокизм" обозначал аристократический этап в евангельском пробуждении, а "пашковщина" – демократический. И второй отличался от первого не только тем, что он существенно расширил социальный состав российского протестантства.

Особенность служения последователей Редстока и соратников Пашкова состояла в том, что они направляли все свои духовные силы и материальные возможности в русло практического, социального христианства – повсеместного благовествования, широкой социальной работы и благотворительности. На молитвенных собраниях, проходивших в духе равноправия и братства, социальные вопросы обсуждались с позиций евангельского учения, то есть в свете категорического неприятия насильственных методов их решения.

Это был путь, альтернативный тому, что предлагали тогда интеллектуалы-атеисты, радикалы-социалисты. В свете этого весьма примечательно суждение родственника Пашкова, губернатора Петербурга, генерала Ф. Трепова. Убежденный, что евангельские христиане предлагают альтернативу революционерам-нигилистам, он однажды заметил: "Если Пашков будет иметь успех, мы спасены". Трепов даже пошел на то, чтобы выделять полицейскую охрану для особо крупных собраний евангельских христиан. Но его позиция не нашла достаточного числа влиятельных сторонников в правительственных кругах, хотя, справедливости ради, следует заметить, что среди лиц, симпатизировавших евангельскому движению, были видные правительственные чиновники, в том числе и члены Государственного совета.

Протестантизм обнаруживал свою действенность там, где Православие по тем или иным причинам не могло ответить на насущные нужды людей. В этом отношении примечателен случай с графом П. Шуваловым, шефом столичной полиции. Когда его брат Павел безутешно страдал по поводу смерти жены, граф обратился к пастору Петербургской лютеранской церкви Дальтону с просьбой оказать помощь и смягчить горе брата. Пастор удивился, почему православный аристократ не просит об этом православных священников, Шувалов ответил: "Господин пастор, наши попы хороши для литургии, но утешить народ они не смогут; для этого нужны евангелисты" (Цит. по: Хейер Э. Ук. соч., с. 50). Дальтон выполнил просьбу, после чего его стали регулярно приглашать в дом графа Павла Шувалова для чтения и толкования Библии. Так образовался библейский кружок семейства Шуваловых, их родственников, друзей и знакомых, до этого номинально принадлежавших к Православной церкви. И подобных случаев евангельское движение знает не мало.

Важнейшая из целей движения заключалась в том, чтобы содействовать духовному преображению России, ее обновлению и преобразованию на основе евангельских начал. Подобно многим россиянам, евангельские христиане жаждали социальных и духовных перемен в жизни отечества. Но, в отличие от радикалов, они ратовали лишь за те перемены, которые вписывались в нормативные рамки евангельских заповедей. Прочие же изменения, выходившие за указанные рамки, были для них неприемлемы.

В начале 1890-х гг. положение евангельских христиан в России стало еще более сложным. Лишенные правовой защиты, они жили под постоянной угрозой ареста и суда, грозившими им либо тюрьмой, либо ссылкой. Теперь уже невозможны были открытые молитвенные собрания в залах аристократических дворцов и особняков. Они проводились тайно и немноголюдно. Вот как описывается одно из молитвенных собраний евангельских христиан, проходившее в доме графини Шуваловой. И. С. Проханов, писавший свои воспоминания спустя тридцать с лишним лет, называет ее княгиней. Ее дом стоял на пересечении набережных Мойки и Зимней канавки. "Встреча проходила в комнате, занимаемой кучером. Верующие проходили в эту комнату один за одним, стараясь не выдавать свой приход агентам полиции. Княгиня сама действовала с такими же мерами предосторожности. Кучер был одним из проповедников. Обычно он или другие два или три брата произносили короткие проповеди, затем была молитва, иногда преломление хлеба и чтение Библии. Не было пения или было очень тихое и непродолжительное" (Проханов И. С. В котле России. Автобиография. Чикаго. 1992, с. 65).

Евангельские христиане, как и политические либералы-вольнодумцы, связывали свои представления о будущем России со свободой. Первым эта перспектива представлялась как духовное реформирование внутреннего мира человека, позволяющее приблизиться к идеалу социального христианства – Божьему порядку. Вторые же готовы были сделать ставку на внешнее преобразование социальных институтов, а с ними и всего того, что в гигантской политической конструкции государственного целого можно было отнести к "социальной механике".

Истории известны случаи, когда евангельская проповедь спасала целые страны от кровавых революций. Так было в Англии, где в XVIII в. деятельность протестантской церкви методистов предотвратила страшную социальную бурю. Если бы не проповеди Джона и Чарльза Уэсли и Джорджа Уайтфилда, приведшие к духовному пробуждению сотен тысяч англичан, Англия не миновала бы участи якобинской Франции и не избежала бы террора, подобного робеспьеровскому. Страна с развитой промышленностью и одновременно с огромной массой нищих и ожесточенных пролетариев пребывала в состоянии пороховой бочки. Но методистское движение, возникшее из маленького кружка оксфордских студентов, стало стремительно разрастаться и привело к возникновению множества новых церквей. Методисты строили молитвенные дома, в которых получили возможность проповедовать не только пасторы, но и простые прихожане. Жизнь верующих обрела необычайно высокий подъем, и все это привело к тому, что дух разрушения, готовый вот-вот вырваться на волю и захлестнуть страну огнем и кровью, начал постепенно угасать и в конце концов сошел на нет. Евангельская проповедь спасла Англию.

Пастор. Художник К. Шпицвег, 1850 г.

Она же могла спасти и Россию. Евангельское христианство могло стать мощным средством противодействия распространению социализма, нигилизма, терроризма. Но, к сожалению, власти стали воздвигать у него на пути всевозможные препятствия. Нормативные акты царского правительства, касающиеся религиозных диссидентов, носили откровенно репрессивный характер. Так, например, циркуляр министра внутренних дел от 3 сентября 1894 г. объявлял евангельских христиан и других христианских нонконфомистов, опасными для государства и потому лишенных правовой защиты.

Имперские законы запрещали православным отделяться от Православной церкви и становиться евангельскими христианами. В противном случае им грозила ссылка. Протестанты обвинялись в религиозном инакомыслии, объявлялись сектантами, лишались основных гражданских прав. Их бракосочетания считались незаконными, дети объявлялись незаконнорожденными, не имели необходимых документов, не принимались в школы. Сами они, в случае смерти, не могли быть похоронены на обычных кладбищах, контролируемых православными священниками.

Эти и другие акции правительства, направленные против русских протестантов, развязали руки богоборцам всех мастей.